Читаем без скачивания Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг - Роман Абинякин

В мае 1918 г. живший в Таганроге лейб-гвардии Павловского полка полковник барон М. И. Штемпель высказал Алексееву мысль об образовании «центров», «то есть о создании в больших городах представительств Добровольческой армии, которые вели бы пропаганду, вербовали офицеров и солдат, направляли их в Добровольческую армию, вели бы политическую и военную контрразведку и т. д.».[372] Данное предложение сразу же стало руководством к действию. Верховный руководитель на время снова стал единоличным организатором и хозяином армии. В этом не сомневался ни новый командующий Деникин, ни кто другой. Действительно, в рапорте эмиссара Народной Армии Комуча в качестве официального названия всюду употребляется «Добровольческая армия генерала Алексеева»[373] (курсив наш — Р.А.). Уже в мае один офицер был отправлен в «поездку по гарнизонам для осведомления о Добровольческой армии», и начались попытки образования «центров» в Крыму, Киеве, Одессе, Тирасполе и даже Вологде,[374] а позже — и в иных местах. Не все они оказались жизнеспособными, но некоторые работали достаточно результативно.

Одним из самых удачливых стал Таганрогский «центр», на примере которого можно проследить специфику данных организаций вообще. Несмотря на полное отсутствие в источниках инструкций Алексеева из-за уничтожения их по прочтении, его работа прослеживается вполне целостно. На территории, находившейся в ведении «центра» (Азовское побережье от Бердянска до Таганрога, включая Мариуполь), помимо городов действовало 54 отделения — под видом ссудно-сберегательного товарищества. Большую помощь оказывала и группа Союза увечных воинов в 200 человек, заслужившая особую благодарность Алексеева. Штаб «центра» состоял всего из шести офицеров. Помимо вышеуказанных функций, осуществлялся сбор оружия, обмундирования и средств. Получив от генерала, по разным данным, от трех до пяти тысяч, при вступлении добровольцев в Таганрог «центр» сдал в штаб Главкома 120 тыс. руб. За время существования в Добровольческую армию было переправлено свыше 400 офицеров и 3,5 тыс. солдат, атакже более 100 тыс. единиц перевязочных средств и, наконец, адресно в Дроздовский, Корниловский и Марковский полки белье, медикаменты, табак и другие вещи. «Все офицеры и солдаты, прошедшие через «центр», получали средства на проезд до армии и суточные, а также и по возможности и обмундирование» из собранных запасов, что упрощало их снабжение. За эту деятельность Штемпель в 1919 г. был произведен в генералы.[375]

Приказ Алексеева от 3 июня гласил, что «все руководители и чины организационных центров, работающие на местах, считаются служащими в Добровольческой армии со дня их поступления»,[376] — то есть устанавливал для них привилегию, учитывая принцип преимущества по службе в зависимости от добровольческого стажа.

Однако функционирование далеко не всех «центров» шло столь же успешно. Крымский набрал всего 200 добровольцев.[377] В Одессе начало было скромным и незаметным: «меблированная квартирка в две комнатки снималась какою-то шансонеткою — в первой помещалась она, а во второй, за нею, была походная канцелярия офицера, ведающего отправкою чинов» и выдававшего бесплатные билеты до Ростова; оповещение же почти не велось.[378] За последнее упрекать трудно, ибо нелегальность существование сильно ограничивала, а, в отличии от Таганрога, город не лежал на пути массы офицеров, выезжавших с Украины из-за нежелания служить гетману, Но уже к ноябрю 1918 г. произошло сильнейшее разрастание организации, превратившейся в штаб Одесского центра Добровольческой армии с подчиненным ему штабом формирований — даже последний «был грандиозный, если сопоставить его с малочисленностью» пополнений. Случайному офицеру поручалось набирать роту или батарею; зато в категорию «действительных» попадали поручения, выполнявшиеся специальным полковником — «он раздобывал для генерала и для всего штаба хлеб или муку, крупы, консервы, алкоголь и отличные вина».[379] Единственный добровольческий батальон возник скорее вопреки работе «центра». Ржавчина разложения начала проникновение в основу армии — ее организационный механизм.

Харьковский «центр» Генерального Штаба подполковника Б. А. Штейфона просуществовал лишь до августа ввиду активного преследования и болыпеками, и германскими оккупационными властями, и петлюровцами. Источники неоднократно и однозначно указывают не только на отсутствие поддержки, но и на немецкую слежку за потенциальными добровольцами, препятствование их выезду и закрытие «центров».[380] С 1 апреля 1919 г. в Харькове возник новый «центр» дроздовца полковника С. Г. Двигубского, специально засланного в город и внедрившегося в штаб 2-й советской Украинской армии. Теперь основной задачей являлась разведка, хотя шла и переправка офицеров в Добровольческую армию, и их объединение на месте (свыше 2 тыс.), и распространение листовок. Новый «центр» был конспиративным по-настоящему, имел явочные квартиры, а штаб некоторое время помещался в склепе городского кладбища. При подходе добровольцев к городу произошло вооруженное выступление и аресты видных большевиков. После соединения с армией все активисты ушли в строй.[381]

Вообще же работа велась и отдельными представителями частным образом — так, на Кавказе действовал генерал-майор В. П. Шатилов.[382] До конца 1918 г. существовали самостоятельные вербовщики Дроздовского.[383]

Правомерно предположить первоначальную связь по крайней мере некоторых «центров» с тайной осведомительной организацией В. В. Шульгина «Азбука». Сам Шульгин записался в Алексеевскую организацию двадцать девятым в первые дни пребывания генерала на Дону. С договоренности о его помощи в формировании Добровольческой армии и возник зародыш «Азбуки». За два месяца «из Киева было отправлено около полутора тысяч офицеров (сколько их дошло — неизвестно)»; до февраля 1919 г. «через Киевское отделение «Азбуки» прошло несколько тысяч офицеров, завербованных им в Добровольческую армию и получивших каждый проездные документы и по 250 руб. погонных денег».[384] Затем вывоз добровольцев был приостановлен, и чины организации сосредоточились на агитационной и разведывательной работе. «Азбука» имела отделения в Киеве, Одессе, Таганроге (отдельно от «центра» Штемпеля), Екатеринодаре (и отдельно в нем же — при Ставке Деникина); в 1918 г. помощник Шульгина Генерального Штаба полковник А.А. фон Лампе состоял в харьковском «центре» Добровольческой армии.

Функции вообще были сходны с «центрами»; специфику составляли подготовка в случае необходимости партизанских действий на Украине, связь с членами императорской семьи «для правильного информирования их о Добровольческой армии», а также «исполнение всякого поручения, полученного от командования».[385] Характерно, что Деникин относился к «Азбуке» осторожно и так и не признал ее сотрудников состоящими в рядах армии, так как ведение Шульгиным разведки в собственной Ставке Главкому понравиться не могло. Овладение же территорией Украины делало тайную работу на ней ненужной.

Контакты с Шульгиным осуществлял и представитель Алексеева Н. Ф. Иконников, проникший в советский сахарный главк, но реально возглавлявший тайную группу, которая сумела «сорганизовать свыше двух тысяч человек, большую часть их переправить в Добровольческую армию» ценой потери шести сотрудников за пятисотдневный срок работы.[386]

Необходимо отметить интересное замечание очевидца о том, что вначале адреса добровольческих агентов оказывались «легкодоступны, и поступить в Белую армию или в офицерские отряды разных наименований и назначений в Петрограде и в Москве было гораздо легче, чем поступить на фабрику или завод».[387] И при том на предыдущей странице он же писал о суровости большевистских репрессий, заставлявших всех прятаться. Следовательно, в результате беспечности ряда активистов многие «центры» подверглись разгрому и исчезли, прервав приток пополнений. К тому же вела и сознательная пассивность даже офицеров, знавших о Добровольческой армии. Многие, несмотря ни на что, стремились всего лишь «сорганизовать совместную торговлю, сельское хозяйство, вообще мирный труд», избегая службы и красным, и белым.[388] Зачастую такая позиция, как и приход в конце концов к белым, основывалась на эмоционально-психологических мотивах. Например, уехавший вначале в Одессу генерал-майор П. С. Махров писал: «Когда же я ознакомился с жизнью этого города, настоящего Вавилона, с его еврейско-французской спекуляцией, с его биржевиками и всевозможными дельцами, торопившимися только нажиться, когда я увидел политические партии, стремящиеся к власти, и толпы праздной молодежи, не желавшей вступать в ряды добровольцев, я почувствовал, что здесь оставаться не могу».[389] Создаваемые ими объединения игнорировали вербовщиков: например, киевский Союз взаимопомощи интеллигентных воинов дал всего одного добровольца.[390]