Читаем без скачивания ДРЕВО ЖИЗНИ(Фантастический роман в 3 книгах) - Владимир Кузьменко

– Приехали! – сообщил он, останавливая машину.

– Так это редакция? – удивленно спросил Брюл, рассматривая невзрачное здание.

– Редакция сейчас на капитальном ремонте, и нас раскидали по разным зданиям. Здесь отдел поэзии.

– Пожалуйста, сюда, – предупредительно отступил в сторону шофер, пропуская Брюла в узкую дверь. – Парадное уже закрыто, – пояснил он, – редактор специально задержался, чтобы увидеться с вами.

Вниз шли крутые ступеньки. Шофер зажег фонарик, подсвечивая сзади под ноги осторожно спускающемуся по обледенелым ступенькам полковнику.

– Осторожно, не поскользнитесь, – беспокоился шофер, поддерживая его сзади под локоть.

Вошли в длинный, тускло освещенный коридор. Шофер задержался, запирая на засов входную дверь.

– Куда теперь? – спросил Брюл.

– Сюда, пожалуйста, – шофер открыл одну из дверей. В комнате было темно.

– Сейчас зажгу свет. – Он посветил фонариком и, найдя выключатель, щелкнул им. Вверху зажглась тусклая лампочка. Брюл недоуменно осмотрелся. Он находился в маленькой комнате, довольно грязной, без окон и без малейших признаков того, что ее открывали в течение года, Комната была абсолютно пуста. В ней не было даже стула, чтобы присесть.

– Что это? Куда вы меня привели? – возмутился Брюл.

– Вам разве здесь не нравится? – раздался сзади насмешливый голос. Брюл обернулся. В дверях стоял высокий мужчина в элегантном темно-синем костюме, с небольшой коротко подстриженной темно-русой бородкой, слегка тронутой сединой. Сзади него выглядывал еще один, приземистый и полноватый. На его красном полном лице блуждала довольная ухмылка. Высокий посторонился, пропуская низкорослого вперед. Брюл заметил, что у того в руках веревка. Короткий вошел в комнату, деловито посмотрел на идущие под потолком толстые трубы отопления и, подпрыгнув, закинул конец веревки за трубу, потравил веревку, еще раз подпрыгнул, поймал свободный конец и подтянул к себе. Брюл увидел, что второй конец веревки представляет собою скользящую петлю.

– Очень сожалению, – глядя прямо в глаза Брюлу, произнес высокий, – но должен вам сказать, что эта комната – последнее пристанище в вашей жизни.

– Да, Брюл, сейчас мы тебя повесим, – спокойно, как будто дело шло о чем-то обыденном, сообщил шофер, опуская на пол чемодан полковника, который он еще продолжал держать в руках.

– Что за дурацкие шутки? Кто вы такие? – взревел Брюл.

– Вы нас не узнаете? Конечно! Где среди тысяч узников узнать трех. Но я напомню вам: мы те, кто бежал с вашей каторги полтора года назад. Если вы еще не вспомнили… хотя, по глазам вижу, что вспомнили… Вы мне добавили пять лет. Вспомнили?

– Аааааа! – взревел Брюл, бросаясь, нагнув по-бычьи голову, на высокого, но тут же растянулся на полу, получив удар в лоб от "шофера".

– Какое это удовольствие – заехать в морду мусору, – отряхивал тот ушибленный кулак.

Коротышка, ибо это был он, воспользовавшись тем, что полковник на минуту потерял сознание, перевернул его на живот и быстро связал руки за спиной. Затем подтащил на середину комнаты и надел на шею петлю.

Брюл пришел в себя.

– Пощадите! – взмолился он, – все что угодно… берите деньги… у меня есть около десяти тысяч…

– Грязная свинья, проклятый рабовладелец, ты принимаешь нас за бандитов и грабителей? Твои деньги останутся с тобой, никто к ним не притронется. Это грязные деньги, заработанные тобой издевательствами над людьми. Вспомни лучше перед смертью, скольким ты увеличил срок…

– Это незаконно, – захныкал Брюл.

– Какое нам дело до законов, если вы поставили нас вне закона? Это ты и тебе подобные делаете из людей преступников, убивая у них веру в справедливость. Вы звери и делаете из людей таких же зверей! Ты что думал? Твои издевательства и твои преступления сойдут тебе с рук? Думал, что тебя защитит закон? Если закон терпит таких ублюдков, то на черта он нужен, такой закон? Люди имеют право на самооборону и право на возмездие за издевательства и насилие. И если закон этого не делает, то это вынуждены делать сами люди. Во имя справедливости, правды и человечности. И так будет до тех пор, пока существуют два закона. Один – для таких вот, как ты и тебе подобных, а другой – для всех остальных. Такой закон, Брюл, хуже всякого беззакония. Тяните! – распорядился он. Дон и Коротышка, ухватив свободный конец веревки, приготовились тянуть ее.

– Подождите! Ради Бога! Ради детей моих, не сиротите!

– А ты думал о моих детях? О детях тех, кому ты прибавлял срок?

– Ну, ради Бога! – плакал Брюл.

– Вспомнил Бога? Все перед смертью его вспоминают, – Эл задумался. Видя его колебания, Брюл усилил свои мольбы. Эл молчал, гляди мимо Брюла на его кожаный чемодан.

– Хорошо! – прервал он излияния Брюла. – Пусть нас рассудит Бог. Ты слышал что-нибудь о Божьем суде? Давным-давно, тысячу лет назад, осужденному на смерть предлагали испытание. Если он его проходил, его отпускали. Ты согласен на такое испытание?

– Согласен! Ради Бога…

– Дело вот только в чем… У нас здесь нет ни раскаленных углей, по которым должен был пройти испытуемый, не получив при этом ожога, ни кипящего масла, ни раскаленного железа… Я даже затрудняюсь что-либо придумать… – Эл бросил взгляд на веревку. Брюл проследил его взгляд и снова завопил, умоляя придумать что-нибудь…

– Придумал! – оживился Эл. – У нас нет углей, но зато есть твои стихи. Как же я сразу не догадался? Кстати, ты не знаешь, почему некоторые из них опубликованы? Не думай, что за их гениальность. Мне пришлось выложить за это довольно крупную сумму. Что делать? В нашем мире все продается и покупается. Можно приобрести должность завмага, пост руководителя области, а можно и литературную славу. Все дело только в сумме. Но мы отвлеклись! Ты, говорят, привез все свои стихи. Сколько их?

– Десять тетрадей!

– Тетради толстые?

– По сто страниц.

– Думаю, что достаточно. Дон, вытащи их, пожалуйста, а ты, Коротышка, развяжи полковника.

Дон открыл чемодан и вытащил две толстые пачки.

– Проверь, нет ли у него в карманах зажигалки или спичек. Когда имеешь дело с нечестным человеком, то надо быть начеку.

Дон обыскал полковника и вытащил у него спички.

– Хорошо, полковник! В свое время я не смог переварить твои стихи. Надеюсь, что у тебя желудок менее деликатен, хотя ты не портил его лагерной баландой. Сейчас около восьми вечера. Если к семи утра ты сможешь сжевать и проглотить все свои поэтические опусы, то в восемь будешь свободен. Если же здесь, в комнате, останется хотя бы один листок бумаги или кусок обложки, то…