Читаем без скачивания На войне как на войне. «Я помню» - Артем Драбкин

Я был безумно рад, что меня оставили на фронте.

Был нацелен на месть, и только на месть.

И убивая очередного врага, нажимая на курок автомата, всегда говорил шепотом: «Этого – за маму! Этого – за сестру! Этого – за брата!»

Убивал за каждого своего родственника, загубленного фашистами.

И по этому списку погибших во время войны я прошел несколько раз.

И уложил я навеки в сырую землю несколько хороших десятков немцев, но, когда война закончилась, я еще долго переживал, что мало их убил, и хотел воевать дальше…

– За что вы получили свой первый орден Славы?

– Была дневная разведка боем, и нас, разведчиков, послали в атаку, вскрывать огневые точки противника. Так получилось, что три разведчика, включая меня, успешно проскочили первую линию немецких позиций.

Залегли в кустарнике. Два разведчика ушли вперед, сказав мне: «Ленька! Жди нас здесь!» Я долго ждал своих товарищей…Увидел в траншее немецкую землянку, там шла пьянка. Решил подорвать их гранатой и пополз к землянке. Вдруг из нее выходит здоровый высокий пьяный немецкий офицер и, напевая песню, останавливается в окопчике, в ответвлении траншеи. Решил немец пописать. Окопчик был узкий и неглубокий, немцу по грудь. Первой мыслью было застрелить офицера, но я подполз поближе и со всей силы врезал немцу прикладом автомата по голове. Он обмяк и упал на корточки. Я залез в этот окопчик, подсел под немца и с огромным трудом вытолкнул его наверх.

Никто на немецкой линии обороны не всполошился, меня не заметили…

И хоть откормили меня разведчики, но три голодных года в оккупации не дали мне достаточно вырасти, и внешне я выглядел ребенком.

А где ребенок возьмет силы, чтобы утянуть немецкую тушу весом за сто килограммов?

Снял свой ремень, зацепил его за немецкий и поволок «языка» к своим.

Тащил его по «нейтралке» метров триста, а дальше меня заметили ребята, поползли мне навстречу, и разведчики из нашего взвода помогли дотащить пленного.

Когда они увидели, что пленный «язык» – офицер, то кинулись меня обнимать, ласково приговаривая: «Вот жиденок! Вот молодец! Вот учудил!»

Но через пару дней в следующем поиске меня ранило.

Пошли в поиск семь человек. На подходе к немецким позициям нашу группу обнаружили и расстреляли из пулеметов.

Я получил пулю в живот, и когда меня вытаскивали к своим, еще одна пуля ударила меня в спину. Орден Славы 3-й степени мне вручили уже после возвращения из госпиталя.

– В конце ноября 1944 года вас наградили вторым орденом Славы. За что вы были удостоены этой награды?

– В Польше шел штурм немецкой высоты. Наступали всем полком, вместе со знаменем. Полковую разведку тоже кинули в атаку в первой цепи. Немцы вели жуткий огонь, головы не поднять. Увидел, что убило знаменосца, и он рухнул на землю вместе со стягом. Ничего толком не осознавая и не понимая, руководствуясь каким-то инстинктивным порывом, подбежал к убитому, подхватил знамя и пошел вперед. Все кричали мне: «Леня! Ложись!»

Но я шел во весь рост. Было какое-то состояние полной отрешенности, я не думал ни о смерти, ни о чем другом.

Получил разрывную пулю в правое бедро. С поля боя меня вытащили.

Лежал в госпитале в Августове.

Белые черви выползали из-под моего гипса на ноге…

– О третьем ордене Славы не мечтали?

– Когда в госпитале лежал, мне все бойцы говорили: «Пацан, давай быстрей на фронт возвращайся! Добудешь себе в бою третью Славу!»

Но разве я тогда думал о наградах? Я в основном о еде думал, все время ходил и грыз сухари. Пить и курить я не любил, хотя в разведке этому быстро научили. Мне шоколадка или кусок сахара были важнее любого ордена.

Или когда подходил ко мне командир полка и ласково гладил по голове, то для меня это было высшей наградой.

Возможно, я бы успел заслужить в разведке третий орден Славы, но в начале марта я получил в разведпоиске пулевое ранение, снова в живот, вдобавок тяжелейшую контузию и перелом основания черепа. Десять дней я лежал в госпитале без сознания и без движения, мне сделали спинномозговую пункцию, это помогло, и я ожил… Далее последовала череда госпиталей, привезли меня в Минск, и я вышел из минского госпиталя инвалидом, уже осенью 1945 г. Война закончилась…

– В знаменитой и правдивой книге Григория Смоляра «Народные мстители», изданной в Минске еще в 1947 г., сразу после войны, написано, что на фронте, в разведке, вы также были представлены к орденам Красного Знамени и Красной Звезды. Почему вы не получили эти награды?

– Понятия не имею, почему не получил.

У меня на руках были документы, справки, отпечатанные на папиросной бумаге, в которых было написано, что я представлен к этим орденам.

Со временем текст на этих бумажках стерся, а через несколько лет и сами бумажки превратились в труху. После войны я ушел юнгой на флот и считай что забыл, что мне причитаются еще два ордена.

На флоте, например, никого чьи-то награды или прошлые фронтовые заслуги не впечатляли. Я даже не говорил никому в экипаже своего тральщика, что воевал на фронте и чем-то за это отмечен.

И после демобилизации с флота я не стал интересоваться судьбой этих наградных листов.

И правильно сделал, меньше нервы себе потрепал…

– Есть еще несколько вопросов по разведке. Какой поиск для вас самый памятный?

– Осень сорок четвертого. Поползли за «языком» вдвоем, вместе с сержантом. Тьма кромешная. Сначала было тихо. На «нейтралке» заметили в десяти метрах немца, ползущего в нашу сторону, «засекли» его, одним словом. Подразнил немца автоматной очередью в ногу и вместе с сержантом набросились на него, заломали, как березку. На мою автоматную очередь отреагировал открытием огня весь немецкий передний край. Переждали сильнейший немецкий огонь по нейтральной полосе и утащили немца к себе.

Оказался «коллега», разведчик. А такой «язык» считался почетным.

– В глубокую разведку в немецкий тыл ваш разведвзвод тоже направляли?

– Один раз нашу группу во главе со старшим лейтенантом Ивановым отправили в «глубокую разведку» в немецкий тыл, с заданием изучить дислокацию немецких полевых и тыловых частей. Нам в группу дали радиста из разведотдела армии. Вернулись назад только на пятый день. Уже на подходе к своей траншее немцы нас заметили и обстреляли из всех мыслимых видов оружия. Меня ранило осколком. Ребята положили меня на плащ-палатку и вынесли к своим. Но это ранение было легким, и вскоре я вернулся в свой взвод.