Читаем без скачивания Весь Хайнлайн. Кукловоды - Роберт Хайнлайн

Мы немного поговорили об этом, и Ас заказал еще по одной. Я рискнул попробовать сок из клубники — то же самое. Ас уставился в свой стакан, потом сказал:

— Никогда не думал податься офицеры?

Я спросил:

— Я? С пальмы рухнул?

— He-а. Слушай, Джонни, эта война никак не кончится. Плевать, что там талдычит народу пропаганда, мы-то с тобой знаем, что жуки не готовы сложить лапы. Так почему бы ни подумать о будущем? Как говорят, если уж играть в оркестре, лучше махать палочкой, чем тащить большой барабан.

Я испугался такого поворота разговора. Особенно потому, что завел его Ас.

— А ты как? Не планируешь выдвигаться в старшие?

— Я? — ответил он. — Проверь контакты, сынок, тебя заносит. У меня образования никакого, и я на десять лет старше тебя. А твоего диплома хватит на экзамены в офицерское училище, и IQ у тебя такое, как у них. Гарантирую, что если возьмешься делать карьеру, станешь сержантом раньше меня… а через день уже будешь обивать порог офицерской школы.

— Нет, ты точно с пальмы сверзился!

— Слушай папочку. Терпеть не могу такое говорить, но ты в самую меру глуп, усерден и искренен, чтобы стать офицером, за которым солдатики из любви отправятся на любую глупость. А я… я родился младшим комсоставом. Необходимый пессимизм и нехватка энтузиазма. Когда-нибудь стану сержантом… а пока намерен отслужить свои двадцать лет и выйти в отставку, чтобы заняться работой для резервистов… может, копом стану. Женюсь на симпатичной толстушке с такими же невзыскательными вкусами, что у меня, буду рыбу ловить, спортом заниматься и жить потихоньку себе в удовольствие.

Ас помолчал, чтобы смочить горло.

— Но ты, — продолжал он, — другое дело. Ты останешься и дослужишься до больших погон, погибнешь со славой, а я прочитаю об этом и гордо скажу: «Я знавал его. Да что там. Я ему денег одалживал, мы же были капралами». Ну?

— Я никогда об этом не думал, — медленно произнес я. — Я хотел всего лишь отслужить срок.

Ас кисло ухмыльнулся.

— Ты что, видел кого-то, у кого кончился срок? Все еще думаешь о двух годах?

Он говорил дело. Пока война продолжается, «срок» не кончается — по крайней мере не у пехотинца. Разговоры о сроке сейчас — показатель настроения. Те, кто на срочной службе, чувствуют себя людьми временными; мы всегда можем сказать: «Все, вошебойка окончена». А кадровые так не говорят, они никуда не уходят — служат до отставки или покупают место на небесах.

С другой стороны, мы тоже никуда не денемся. Но если стать кадровым, а свою двадцатку не оттрубить… с правом гражданства может получиться неувязка. Кому нужен человек, который не захотел остаться?

— Ну, может, не один срок, — признал я. — Но война не будет длиться вечно.

— Да ну?

— Ну, как же…

— Будь я проклят, если знаю. Мне не докладывают. Но знаю, что заботит тебя вовсе не это, Джонни. Тебя девушка ждет?

— Нет… да, ждет… — я помешкал с ответом. — Только у нее со мной — «Дорогой Джонни», и все.

Тут я соврал. Просто выдумал, потому что Ас, похоже, ждал чего-то подобного. Кармен не была моей девушкой и никого никогда не ждала, но письма ко мне начинала со слов «Дорогой Джонни».

Ас понимающе кивнул.

— Они все такие. Скорее выйдут замуж за штатского, чтобы был под рукой, когда вздумается задать взбучку. Не печалься, сынок, отыщешь целую толпу, сами будут на шею вешаться, когда выйдешь в отставку… и тогда выберешь себе нужную. Женитьба для молодого — сущее наказание, а старику — утешение, — он посмотрел на мой стакан. — Тошнит меня, когда я вижу, как ты хлебаешь эти помои.

— А мне от твоей дряни думаешь, лучше? — сообщил я ему.

Он пожал плечами.

— Говорю же, о вкусах не спорят. Ты подумай.

— Ладно.

Ас пошел играть в карты, а мне одолжил немного денег, и я пошел погулять. Мне нужно было подумать

Пойти в кадровые? Если забыть о шумихе вокруг повышения, то сам-то я хочу ли в бессрочники? Слушайте, я вроде прошел всю эту бодягу, чтобы получить гражданство, не так ли? А если я стану кадровым, то окажусь так же далеко от привилегии голосовать, как будто даже в армию еще не записывался. Потому что, пока носишь форму, голосовать не ходишь. Конечно, так оно и должно быть. Сами посудите, позволь Разгильдяям голосовать, какой-нибудь идиот может проголосовать за то, чтобы больше не ходить в десант. Так нельзя.

Но я же записался, чтобы иметь право голосовать.

Или нет?

Заботит меня эго право голоса? Нет, это престиж, вопрос гордости, положения… быть гражданином.

Или нет?

Даже ради спасения собственной жизни я не мог точно вспомнить, зачем пошел на службу.

Все равно, право голосовать еще не делает из тебя гражданина… Наш лейтенант был гражданином в самом высшем смысле этого слова, пусть прожил не настолько долго, чтобы хоть раз проголосовать. Он «голосовал» каждый раз, когда шел в десант.

И я тоже!

Я услышал в голове у себя голос полковника Дюбуа: «Гражданство — это отношение, состояние сознания, эмоциональная уверенность в том, что целое больше части, и эта часть должна скромно гордиться тем, что приносит себя в жертву, чтобы целое могло жить».

Я все еще не знал, стремлюсь ли заслонить своим одним-единственным телом «родной дом от опустошения войной»… меня по-прежнему трясло перед выброской, а «опустошение» выходило очень уж опустошительным. Но я, по крайней мере, понимал, о чем говорил полковник Дюбуа. Мобильная пехота — это мое, а я принадлежу мобильной пехоте. Что делает вся пехота, то делаю и я. Патриотизм для меня — метафизика, слишком велико, чтобы увидеть. Мобильная пехота — моя банда, я ей принадлежу. Это единственная, оставшаяся у меня семья, они — мои братья, которых у меня никогда не было, они мне ближе, чем был Карл. Если я брошу их, я пропал.

Так почему бы ни стать кадровым военным?

Отлично, отлично… а как быть со всей этой чушью об училище? Это же совсем другое дело. Я мог представить, как отслужу двадцать лет, а затем буду прохлаждаться, в точности, как описывал Ас, с «фруктовым салатом» на груди и тапочками на ногах… а по вечерам я ходил бы в клуб ветеранов, вспоминал бы прежние времена с боевыми товарищами. Но училище? Я уже слышал Эла Дженкинса на одном из споров, где подняли этот вопрос: «Я — рядовой! Им и останусь! Если ты рядовой, спросу никакого. Кому это надо — быть офицером? Или сержантом? И так ведь дышишь тем же воздухом, верно? Ешь то же самое. Идешь туда же, делаешь то же самое. А забот — никаких».

Эл попал в точку. Что мне дали лычки, кроме шишек и синяков?

И все же я знал: я стал бы сержантом, если бы предложили. Не откажешься, пехотинец ни о чего не отказывается, он идет и принимает как есть. Повышение, думаю, тоже.