Читаем без скачивания Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Андрей Марченко

41

Так сначала именовался Брусиловский прорыв. А вообще-то, наименование Брусиловского он получил из-за того, что «прогрессивная общественность» опасалась, что победа будет приписана царю как верховному главнокомандующему и это усилит монархию. Чтобы этого избежать, Брусилова стали восхвалять в прессе, как не превозносили ни Н. И. Иванова за победу в Галицийской битве, ни А. Н. Селиванова за Перемышль, ни П. А. Плеве за Томашев, ни Н. Н. Юденича за Сарыкамыш, Эрзерум или Трабзон.

42

Всем известен «снарядный голод» 1915 года, но к 1917-му в Российской императорской армии были накоплены гигантские запасы вооружения и боеприпасов. Достаточно сказать, что уже после окончания Первой мировой, Гражданской и Польской войн, а также всех приграничных конфликтов, в состав требований, выставляемых ГАУ РККА ко вновь разрабатываемому вооружению вплоть до начала Великой Отечественной войны, входила непременная возможность вести огонь снарядами с гильзой образца1900 года. Уж очень много их еще оставалось.

43

В советское время у нас очень любили сравнивать наши достижения с 1913 годом, оправдывая это тем, что это был «последний мирный год» Российской империи и потому «самый показательный». Что ж, с тем, что последний мирный, – спорить не стоит, но вот с тем, что он был и самый показательный, поспорить можно. За время Первой мировой войны промышленность Российской империи сделала небывалый рывок, и если бы достигнутое ею в эти годы осталось бы неразрушенным, никакой «сталинской индустриализации» не потребовалось. Как же изменилась российская промышленность к 1917 году, по отношению к 1913-му? В 1913 году Россия почти не производила собственных авиадвигателей (только в Риге, на заводе «Мотор» собирались отдельные экземпляры моторов Калеп К-60 и Калеп К-80, разработки русского конструктора Федора Федоровича Калепа). А в 1917? В России работают три авиамоторных завода – московский завод «Гном-рон» с уровнем производства 40 двигателей мощностью 100 л. с. в месяц, московский же завод «Сальмсон», который за первые три месяца 1917 года произвел 400 моторов, и эвакуированный из Риги завод «Мотор», который производит уже по 5 двигателей в день! Кроме того, Петербургский «Русский Рено», для которого сборка авиадвигателей не была основной деятельностью, собирает в небольших количествах 220-сильные авиадвигатели. Даже если считать, что за 1917 год производство никак не будет расти (что вряд ли – война же), всё равно получается около 2 500 авиадвигателей в год. А вообще, за время войны царским правительством было закуплено оборудование для нескольких новых авиазаводов, большую часть которого так и не успели смонтировать, и оно сгинуло в разрухе Гражданской войны. Далее, везде утверждалось, что первый советский автомобиль выпущен 1 ноября 1924 года заводом АМО. А откуда же этот завод взялся-то? Завод был построен Акционерным Московским Обществом (АМО) «Кузнецов, Рябушинские и Ко» в 1916 году, начал производство в марте 1917 и до октября собирал грузовики из завезенных из Италии машинокомплектов. С 1918-го должен был перейти на собственный полный цикл и повысить производство до 1 500-2 500 машин в год. Похожая история с Ярославским моторным. Завод основан в 1916 году промышленником В. А. Лебедевым в рамках правительственной программы создания в России автомобильной промышленности. Было организовано акционерное общество, планирующее поначалу выпускать по 750 грузовых и легковых автомобилей в год с 4-цилиндровым мотором объемом 4 478 см³, закуплено оборудование, развернулись работы по модернизации исходной модели Crossley. Начать работу завод должен был в 1918 году. В итоге, благодаря революции, Гражданской войне и последовавшей разрухе, завод с трудом был запущен в 1925-м, а на плановые показатели с грехом пополам вышел в 1935-м. 1918 и 1935 – семнадцать лет (!) отставания. А вообще в 1916 году были выделены казенные средства для строительства шести автомобильных заводов – АМО в Москве, РБВЗ в Филях, «Русский Рено» в Рыбинске, завод В. А. Лебедева в Ярославле, «Аксай» в Ростове-на-Дону и «Бекос» в Мытищах. Из-за революций строительство заводов полностью завершено не было, и только находившиеся в стадии достройки АМО (95 % готовности) и «Лебедев» (60 %) в дальнейшем не сменили профиль и занялись производством автомобилей (ныне АМО – ЗИЛ и ЯМЗ). Но остальные тоже полностью не пропали. РБВЗ в Филях стал производить самолеты, потом ракеты, а сейчас это ГКНПЦ им. Хруничева. Рыбинский автозавод – это теперь НПО «Сатурн», производящее самые мощные и распространенные авиадвигатели. Что было бы со страной, если бы эти заводы заработали тогда, когда и должны были – в 1918–1919 годах? Подобные же изменения происходили по всему спектру промышленности. Например, именно в 1916 году на базе механического завода Шведского торгового дома «Шварцкопф, Дзирнс и Кольнас» было организовано акционерное общество «Шарикоподшипник СКФ», начавшее производство подшипников в России. В советское время он стал знаменитым ГПЗ-2.

44

В разных источниках эти цифры разнятся от 8–9 до 22–23 %. Тут указано среднее.

45

Всем известно решение вновь образованного Советского правительства отказаться от выплаты долгов царского правительства, до сих пор превозносимое как «гениальное». Вот только почему-то особенно не озвучивается, что в результате заключения Брестского мира (еще одно «гениальное» решение) Россия потеряла и право на репарации с Германии и ее союзников. А только на Германию по условиям Версальского мирного договора были наложены репарации в 269 млрд марок золотом, что было эквивалентно 100 тыс. тоннам золота. А ведь были еще Сен-Жерменский договор с Австрией, Нёйиский с Болгарией, Трианонский с Венгрией, Севрский и Лозаннский с Османской империей. И Россия имела право на 25–30 % от этих сумм как минимум. Ну и что тогда говорить о 9,5 млрд долларов, которые была должна Россия?

46

Эдмон Тэри, известный французский экономист и политический обозреватель, редактор журнала «Экономист Европы», в 1913 году провел по поручению двух французских министров исследование состояния российской экономики, которое обобщил в вышедшей в 1914 году книге «Экономическое преобразование России». Он пишет: «…Экономическое и финансовое положение России в настоящий момент превосходно, и от правительства зависит сделать его еще лучше… Если у большинства европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1900 и 1912 (причем в эти годы в России случились и проигрыш в Русско-японской войне, и первая революция, и то, что называют «столыпинской реакцией»), то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». И в своих оценках он был не одинок. Ему вторит, например, Морис Вернайль, председатель синдикальной палаты парижских биржевых маклеров. Он приезжал летом 1913 года в Петербург для выяснения условий предоставления России очередного займа и написал в своем отчете: «В течение ближайших 30 лет России предстоит неизбежный громадный подъем промышленности, который можно будет сравнивать с колоссальными сдвигами в экономике США в последней трети XIX века». Или, скажем, профессор Берлинской сельскохозяйственной академии Аухаген, обследовавший в 1912–1913 годах ряд губерний Центральной России для изучения хода аграрной реформы: «Еще 25 лет мира и 25 лет землеустройства – тогда Россия сделается другой страной».