Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь. - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но рассуждая об этом потом, спустя много лет, я стал думать, что немалую долю в это явление вносила сама социалистическая система торговли.
От того, сколько покупателей будет обслужено, благосостояние людей из магазинов никак не зависело.
Потом мне стали рассказывать, что русский язык распространился в сфере обслуживания повсеместно, доказывая, что Маммона — один из самых сильных богов, побивающий прочие предрассудки.
Но финансовым инструментом язык казался мне оттого, что знание его было воротами не в культурный мир, а просто в некий другой богатый мир.
Те из моих сверстниц, что пошли в переводчики, первые годы жили куда лучше, чем прочие, потому что стояли у ворот этого другого мира.
Потом некоторое количество людей само выучило стандартные языки, и ореол божественности вокруг переводчиков несколько поблёк.
Вернее, он сдвинулся в область языков экзотических.
То есть, язык — это такой финансовый инструмент, род актива.
Но только это актив, обросший мифологией, которым можно хвастаться, то и дело доставать, как дорогую саблю из ножен.
Обнажение клинка в тавернах повсеместно порицается, а вот напоминание обществу, о том, что ты знаешь чужую речь — естественно и понятно.
Такого снобизма, как на форумах переводчиков, я не встречал даже на форумах кулинаров.
Язык оказывается инструментом власти в человеческой стае, инструментом войны — то есть — оружием.
Ну, можно подумать, что я что-то новое говорю.
http://rara-rara.ru/menu-texts/vrag_moj_yazyk
Извините, если кого обидел.
19 сентября 2017
История про то, что два раза не вставать (2017-09-20)
А вот кому про то, что нас всех окружает?
Нет, не про дураков и какашки, а про массовую культуру — ссылка, как всегда, в конце.
Там есть история про меня, потому что я строк позорных не смываю, но не в этом даже дело.
Дело как раз в том, что время быстротекуще и меняется всё. Ну, тут и начинаются пляски на костях, то есть пляски на палубе парохода современности.
Кто-то булькнул в кильватерный след, да так ему и надо.
В новом веке литератор чувствует, что почва уходит у него из-под ног. Исчезает общественный интерес к нему, если, конечно, он не известен какими-то особыми драматическими обстоятельствами биографии. Он, этот вымирающий вид, был сформирован прежним миром иерархии — где «массовому» противостояло именно «элитарное». Но тут пришло голосование рублём и большие батальоны статистики — и оказалось, что литература вовсе не главное из искусств.
Тогда человечество высоко ценило грамотность (вообще огромное количество литературных шедевров было создано в те времена, когда многие люди не умели читать и писать), а ныне человечеству это уже не так нужно. Поэтому формулированию мыслей о массовом искусстве мешает ужас производителя — и он часто вносит в рассуждение свою панику. Одно дело, погибать с верой, что просто не дожил до победы, которая обязательно случится, пусть посмертная, но слава найдёт героя, «моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд». Заниматься своим делом, когда все отказались от вина, и люди с бокалами смузи смотрят на винодела (или там архаического филофониста с его тёплым ламповым звуком) с некоторым снисходительным смущением.
http://rara-rara.ru/menu-texts/oshchupyvaya_slona
Извините, если кого обидел.
20 сентября 2017
Жизнь и удивительные приключения Сванте Свантессона, (2017-09-20)
моряка из Стокгольма,
прожившего двадцать восемь дней в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Финского залива, близ устья реки Невы, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим.
Я родился в городе Стокгольме и был третьим ребёнком в семье. Мать баловала меня, а у отца недоставало времени, чтобы заниматься моим воспитанием или хотя бы выбрать мне какое-нибудь ремесло. Оттого всё детство и юность я провёл в чтении, и вскоре в моей голове гулял морской ветер и звенел на этом ветру бакштаг, как первая струна.
Однако брат мой Боссе уехал в Бельгию и, по слухам, погиб там в пьяной драке, сестра Бетан тоже уехала на континент и пропала из виду. Оттого родители и слышать не хотели ни о каких путешествиях своего Малыша. Но шли годы, и мне удалось их уговорить — и вот я сел на корабль, отправлявшийся из Стокгольма в Лондон. За билет мне не пришлось платить, потому что капитан корабля был давешним другом моего отца. Однако он поселил меня с простыми матросами, которые в первый же вечер подпоили меня. Поэтому несколько дней я провёл, вися вниз головой на фальшборте и оделяя Балтийское море немудрёной матросской едой.
Но у берегов Англии пришла новая напасть: наш корабль попал в шторм и затонул.
Я был спасён шлюпкой с соседнего судна и провёл несколько дней в молитвах, не выходя из портовой церкви. Тут я испытал желание (впрочем, скоро подавленное) вернуться под отчий кров. Но в своей гостинице я познакомился с капитаном корабля, отправлявшегося на поиски сокровищ. Капитан Скарлетт оказался хоть и резким, но представительным мужчиной, настоящим морским волком. Его приятель доктор Трикси и сквайр Меллони подбили его отправиться в путешествие за золотом Партии.
Они арендовали огромный круизный лайнер. Устроитель экспедиции, сквайр Меллони, просто подал объявление в газету, ища себе конфидентов для рискованного мероприятия. Желающих оказалось столько, что пришлось зафрахтовать именно такое судно и набрать непроверенный экипаж.
Мне особенно был неприятен одноглазый, однорукий и одноногий судовой кок Сильвестр Рулле, неопрятный любитель майонеза и мяса по-французски, человек неясного происхождения.
Всюду он появлялся с огромным попугаем на плече. Даже поутру, когда вся гостиница спала, меня будил хриплый голос его попугая:
— Сто эре! Сто эр-ре! Сто эр-р-ре!
Я выразил сомнение в успехе предприятия, но мой новый друг уверял, что они имеют секретную карту и вполне подготовлены к плаванию.
Сколько раз я потом себя корил за то, что поддался предложению плыть в каюте первого класса, а не простым матросом. Так за время, проведённое в простом труде, я мог бы научиться многому, но, будучи «сотрапезником и другом» капитана, я выучил только
