Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь. - Владимир Сергеевич Березин

Сначала писатель Носов написал книгу со знаменитым названием и сюжетом, которого мало кто из нынешних детей знает — «Витя Малеев в школе и дома» — это было в 1951 году, а ещё через год Витя получил Сталинскую премию. Писатель Носов что-то писал и до войны, но уж с известностью Виктора Малеева это не сравнить. Затем, в 1957-м, он написал цикл рассказов «Фантазёры». Но главной книгой, вернее, троекнижием, стала история Незнайки. Незнайка изображён даже на могильном камне своего автора, а в его послужном было много разного — первый орден он получил, например, за создание выдающегося учебного фильма «Планетарные трансмиссии в танках» и проявленный при этом трудовой героизм».

Трилогия писалась так — собственно «Приключения Незнайки» окончены в 1954, «Незнайка в Солнечном городе» — 1958, а «Незнайка на Луне» в 1964-65 годах[4].

Там есть Цветочный город, Земляной, Каменный и Солнечный.

История с этими городами-государствами (а, по сути, это именно полисы) интересна. Везде царит разный уклад, но при этом, по русской традиции, между населёнными пунктами — пустота.

Бурьян, жуки, кузнечики и псеглавцы.

Это жизнь до грехопадения, где нет добра и зла, а обиды понарошку.

В этом мире огромны цветы и овощи. Они используются и в утилитарных целях, подобно рецепту другого классика: «Овощи, брат, такие, которые тебе и не снились. Тыквы сдают небогатым семьям под дачи. Дачники и живут в тыкве, и питаются ею. И благодаря этому дача, чем дольше в ней живешь, тем становится просторнее. Вот, брат. Пробовали и арбузы сдавать, но в них жить сыровато»[5].

Коротышки живут в особом мире — без религии и правительства. В Цветочном городе ещё нет денег, в Солнечном — уже нет. Деньги есть только на Луне.

У них — что на Земле, что на её спутнике — один язык, потому что Вавилонская башня чужда и велика им.

Они живут в мире без людей.

Это настоящая вселенная — и потом не люди завоевали её, а сам этот мир завоевал людей, покорил и освоился внутри них.

А пока коротышки шастают между стеблей не опасаясь беды, как Микоян сквозь струй[6].

Вчитка и вычитка

…Если бы губы Никанора Ивановича, да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая есть у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому дородности Ивана Павловича — я тотчас бы решилась…

Николай Гоголь. «Женитьба».

Есть секретные замочные скважины, видные только убеждённому читателю.

То есть, первый тип конструкций, это «романы с ключом», названные вслед испанским и французским романам, в которых изображалась реальная дворцовая жизнь, а персонажи были списаны с очевидных прототипов. Или же, в случае неочевидности, к роману прилагался ключ — список расшифрованных псевдонимов. Точно так же, как спустя два века, экземпляр «Театрального романа» Булгакова или книги Катаева «Алмазный мой венец» сопровождал напечатанный на пишущей машинке самодельный список расшифрованных псевдонимов.

Второй тип — книги, в которых тайны появились неявным способом — автор имел вы виду что-то обыденное, или вовсе не скрывал ничего, но изменения в культуре общества сделали деталь неочевидной и требующей объяснения. Илья Кукулин делает такое замечание: «Пропагандистская изощрённость Михалкова была (и остаётся) настолько велика, что он вставлял в пьесы для детей “взрослые” политические аллюзии: так, в пьесе «Трусохвостик» (1967) репродуктор в аэропорту для зверей приглашает пройти куда-то “пекинскую утку и албанского селезня”; это, очевидно, ехидный намек на произошедший в 1961 году разрыв албанского режима Энвера Ходжи с властями СССР и взятие курса на союзнические отношения с Китаем Мао Цзэдуна. Эта шутка есть в тексте “Трусохвостика”, опубликованном в собрании сочинений[7], однако она изъята из более поздних редакций пьесы (в том числе и из опубликованной в Интернете»[8].

Это намёк очевидный, но разрушенный временем почти до основания.

Третий тип — романы, в которых аллюзии вовсе вчитаны. Например, некоторые комментаторы считают, что прототипом Воланда в «Мастере и Маргарите» был авиаконструктор коммунист Роберто Бартини[9], переехавший в СССР из Италии. Конструкция таких умозаключений проста — Бартини и Булгаков жили в одном городе и в одно время, в булгаковском романе есть иностранный консультант, а тут иностранный инженер, и герой романа, и авиаконструктор нелёгкой судьбы вели себя причудливо — и вот вывод. Меж тем, никаких доказательств такое сходство не даёт, «мог — не значит сделал», и никакой ценности, кроме спекулятивной, такие построения не несут.

Иногда скрытые смыслы прямо раскрываются в дневниках и письмах писателей, в воспоминаниях очевидцев. Их можно восстановить по этим высказываниям (и это почти детективная радость от изучения истории литературы), но в остальных случаях честный читатель должен себя останавливать.

Он должен говорить себе: я вглядываюсь в книгу, как в кляксу Роршаха, и вижу калейдоскопически переливающиеся смыслы. Какой-то объект кажется нам знакомым, потому что он похож на другой, известный нам. Он разбудил наше воображение, но «после — не значит вследствие того», эта и прочие юридические формулы неплохо помогают размышлениям. Вот документ — доступный нам текст, вот контекст — медленно удаляющийся от нас пласт культуры.

Мы всегда можем вчитать в знаменитую трилогию известные нам сюжеты с той или иной степенью изящества.

Например, в упоминавшейся статье Илья Кукулин обнаруживает сходство одного из рассказов Брэдбери с эпизодом лунных приключений Незнайки, когда коротышки имеют один полный комплект одежды на всех, чтобы ходить в город, ибо бродяги без шляпы подлежат аресту[10].

Другое предположение, что сцены хвастовства Незнайки, очутившегося после падения с воздушным шаром среди незнакомых малышек, есть зеркало хвастовства Хлестакова[11].

Следует исключить позицию «автор имел в виду», заменив ее на «читателю напрашивается сравнение».

Дело в том, что такие произведения, как носовская трилогия, стали неотъемлемой частью культуры многих поколений, более того, частью внелитературной культуры.

Поэтому сюжеты находят себе пары так или иначе. История про то, как Незнайка совершил теракт в отделении милиции, хорошо известна. Гораздо интереснее, какой сюжет из этого прорастает.

Контуженный кирпичом милиционер Свистулькин живет в одном из вращающихся домов, построенных архитектором Вертибутылкиным. Свистулькин приходит со службы на час раньше и попадает в другой подъезд — дом не успел повернуться новым подъездом к Макаронной улице. «Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Свистулькин вошел в чужой подъезд, поднялся, как обычно, на лифте на четвертый этаж и вошел в чужую квартиру. В квартире хозяев не оказалось, поэтому никто не указал Свистулькину