Читаем без скачивания На развалинах третьего рейха, или маятник войны - Георгий Литвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ответил, что для меня это совсем новая ипостась. Он посмотрел на старшего лейтенанта, сидевшего за другим столом, тот что-то отстукивал на пишущей машинке.
— Ромашкин, как ты думаешь: человек, совсем не служивший в разведке, может ли нам быть полезным? — спросил с некоторой долей иронии подполковник Щекотихин переставшего вдруг барабанить по клавиатуре офицера. — Лично я ума не приложу, что мы с ним будем делать…
Ромашкин — маленький, щупленький, на носу пенсне — осмотрел меня с ног до головы и глубокомысленно изрек:
— Павел Михайлович, все зависит от хватки. Думаю, что у него она есть. В остальном же, как говорится, не боги горшки обжигают!
— Ну что ж, товарищ Литвин, раз ваш коллега-переводчик Ромашкин так считает, то быть по сему — принимаем вас в семью разведчиков. — Офицеры по-доброму рассмеялись, а затем Павел Михайлович снова обратился к Ромашкину: — А ну-ка, мил человек, запри дверь на ключ. Кажется, уже подошло время обеда? Что там у тебя есть по случаю встречи?
Ромашкин проворно выполнил просьбу начальника, открыл сейф, вынул оттуда початую бутылку коньяку, разлил содержимое в три стакана и посмотрел в сторону подполковника Щекотихина. Тот церемонно поднял стакан, произнес тост за встречу и будущую дружную работу. После того как мы выпили, он сказал:
— Вот теперь пойдем пообедаем, а затем начнем нашу работу.
После обеда, сидя в кабинете начальника, я слушал его содержательный рассказ о том, чем мне предстоит заниматься. Потом он позвонил в штаб полка, квартировавший там же, в Штендале. С кем-то поговорил, а затем обратился ко мне:
— Так что служить тебе, брат Литвин, придется переводчиком в штабе 756-го стрелкового полка. Мужики там хорошие. Думаю, что все у тебя будет как надо. А в остальном работать будем вместе. Завтра в пятнадцать ноль-ноль прошу быть у меня.
На этом наше короткое знакомство завершилось. Я отбыл в полк. Там снова беседы — сначала с начальником штаба, фамилию его запамятовал, а потом с Героем Советского Союза полковником Зинченко Федором Матвеевичем, командиром полка, тем самым знаменитым командиром полка, который штурмовал рейхстаг, а его солдаты Егоров и Кантария водрузили Знамя Победы. Беседовал со мной Федор Матвеевич по отечески душевно. Словом, полковник Зинченко произвел на меня очень приятное впечатление, и настолько глубокое, что хранится оно в моей памяти до сего времени.
Следующий день начался у меня с посещения штаба дивизии. Подполковник Щекотихин рассказал мне об охране демаркационной линии между нашей и английской зонами. Один из стрелковых батальонов теперь уже моего 756-го полка как раз и занимался этим делом.
Протяженность «границы» была достаточно большой: от города Зальцведель на севере до городка Остервик на юге. Охрана велась парными патрулями от взводных застав. Перейти эту линию не представляло особых хлопот. Немцам полагалось переходить ее на специальных контрольно-пропускных пунктах с разрешения военных комендатур и органов немецкой полиции. Но нелегальных переходов было немало. Нарушителей задерживали, собирали на заставах, и там уже шел с каждым персональный разбор и принималось решение об их дальнейшей судьбе. Тут как раз и нужен был я, как переводчик. Нарушители были разные. Многие были не немцы. В послевоенной Германии было еще много иностранцев: от угнанных на принудительные работы до бывших карателей или добровольно служивших в войсках вермахта. Время послевоенное было все еще сложное. Война хоть и отгремела, но то тут, то там раздавались выстрелы, от которых гибли люди, в том числе и наши военные. Неспокойно было и на территории СССР. В Прибалтике, на Западной Украине орудовали банды, подогреваемые злобными речами западных политиков, вступивших на тропу «холодной войны» с СССР.
Потом была у меня встреча и с моими коллегами из разведки. Они поведали мне много полезного для моей предстоящей работы. В тот же день я выехал на демаркационную линию в город Зальцведель, который оказался небольшим и уютным. Война обошла его стороной, потому здесь и царствовала идиллия. В городе был один «стратегический» объект — сахарный завод, который из-за отсутствия сырья работал в ту пору совсем на слабых оборотах. Несмотря на то что в Зальцведеле было тихо, застава работала напряженно. Несколько дней подряд я допрашивал нарушителей, люди были всякие. Помня материнский совет, я старался быть предельно внимательным к каждому. Так началась моя новая служба. Каких-либо значительных событий в ней за эти дни не произошло, но все равно приходилось быть начеку.
В один из таких дней на заставу привели сразу пятерых нарушителей. Конвоировавший их солдат доложил, чтобы я обратил особое внимание на бывшего офицера, и передал мне его документы.
— Видимо, он не из простых, — сказал солдат, глядя в сторону офицера.
— Почему вы так решили? — спросил я его.
— Я в полковой разведке служил, немного по-немецки кумекую, да и глаз у меня на эту братию острый.
— Хорошо, им я и займусь в первую очередь.
Конвоир знаком показал офицеру приблизиться к столу. Передо мной стоял высокий пожилой человек. Он опирался на палку, но старался держаться прямо, будто ему скомандовали: «Стоять смирно!»
Я предложил ему сесть. Он буркнул «Данке» и сел. Спросив его, почему он нарушил демаркационную линию, я медленно перелистывал его документы и краем уха слушал уже набивший мне оскомину рассказ о больной сестре в Гамбурге, о том, что перешел линию в западном направлении в районе Гельмштедта, а обратно решил пробраться здесь, потому что это ему ближе, получить же пропуск в английской зоне якобы у него уже не было времени. В общем, обычная история. Но вдруг меня будто током пронзило: в документах я наткнулся на запись, что этот долговязый служака был начальником авиабазы Багерово в Крыму.
— Ваше последнее звание? — задал я ему прямой вопрос.
— Майор люфтваффе, — четко отрапортавал он.
— Когда вы стали инвалидом?
— О, это старая история. Я участвовал в войне в Испании в составе легиона «Кондор», летал на истребителе. В одном из воздушных боев я получил ранение в ногу и с тех пор инвалид.
— Почему же вам не была дана отставка?
— У меня был большой опыт. Еще в период Веймарской республики я работал инструктором в аэроклубе. Так что посчитали возможным использовать меня на Штабной работе.
— А как оказались на восточном фронте? — продолжал я задавать вопросы.
— Туда я был послан уже в первые дни войны. В Испании я служил под командой Мельдерса. О, это настоящий ас! Перед войной с Россией он стал генералом и вступил в командование 51-й истребительной эскадрой. Я был в его штабе.
Майор, как я заметил, любил поговорить, порассуждать с важным видом. Я решил ему не мешать. Откровения его показались мне интересными. Майор, кстати, поведал о том, что в соединении, которым командовал Мельдерс, были не только истребители, но и бомбардировщики, штурмовики, разведчики. Все германские самолеты были оснащены радиосвязью. Сам Мельдерс летал на специально оборудованном мощной радиостанцией самолете «Физелер — Шторх». Это был своеобразный воздушный командный пункт. Находясь над линией фронта и получая данные от самолетов-разведчиков о наших аэродромах, Мельдерс сразу же посылал туда свои бомбардировщики и штурмовики. Это давало немцам возможность наносить удары по нашим самолетам на земле, когда они только что произвели посадку и совершенно были не способны подняться в воздух.
Ничего не опасаясь, будто речь идет о само собой разумеющемся, майор поведал мне, что в начале войны в Германии были убеждены, что Красная Армия слаба, оснащена устаревшим вооружением. В военных кругах существовало мнение о неспособности нашего командного состава проводить крупные операции, и в доказательство приводились примеры действий наших войск во время войны с Финляндией. Помолчав, майор, словно нехотя, Добавил:
— Правда, о ваших ВВС мнения расходились.
— Каким образом? — поинтересовался я.
— Известно было, что Сталин уделял им особое внимание. Некоторые считали, что это может иметь серьезные последствия.
Далее немец рассказал о том, что с первых же дней войны им пришлось столкнуться с сильным сопротивлением советских летчиков, которые сражались необычайно мужественно, хотя и летали на устаревших самолетах. Вскоре поступил приказ атаковать русских, только имея численное превосходство, а наших летчиков, совершивших таран и попавших в плен, после допроса расстреливать как фанатиков, всех оказавшихся в плену авиаторов содержать в специальных лагерях.
— А что вы делали в Крыму? — спрашиваю я майора.
— Начальником авиабазы в Багерово меня назначили в апреле сорок третьего года. Когда ваши войска блокировали нас в Крыму, Гитлер приказал командующему 17-й армией генералу Енеке сражаться до последнего солдата, но Крым не сдавать. В декабре сорок третьего к нам на базу были переброшены десять «мессершмиттов» новейшей модификации с очень опытными летчиками из ПВО Берлина. Сам Геринг предупредил меня о «зондер-егерах». Им строжайшим образом запрещалось вступать в открытый бой с вашими самолетами. Их тактика строилась на том, чтобы совершать нападение на противника со стороны солнца или из-за облаков. Именно так они и охотились за русскими асами. Данные о боевых вылетах ваших самолетов они получали от воздушной разведки. Прислали нам и новую радарную установку. Мы были уверены, что безопасность базы обеспечена полностью. И все-таки база была разгромлена вашей штурмовой авиацией. Были уничтожены почти все самолеты, погибло много летчиков и обслуживающего персонала. Меня отдали под суд. А после суда уволили в отставку.