Читаем без скачивания Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

В самых ранних, вдохновленных платонизмом, сочинениях Августина видение Бога — нечто, крайне редко случающееся в этой жизни. И все–таки это мистическое посвящение является лишь предвкушением вечного блаженства. Это и есть главный смысл случившегося в Остии с ним и Моникой незадолго до ее смерти (Исп. IX, 10). Августин и его мать воспринимают как особую милость, когда им является нечто, скрытое от большинства и невыразимое ни на одном языке. Позже в творчестве Августина конечная встреча с Богом отодвинется вдаль. Она может произойти только после смерти, как учит апостол Павел.

Августин тоже пользуется словом species, говоря о возможности увидеть Бога лицом к лицу, когда эта жизнь уже кончится (2 Кор. 5,7). Правда, он всегда верит, что мы можем насладиться предчувствием этой встречи еще будучи на земле (О сот. еванг. I, 5). Однако лик Бога видят не так, как видят другие редкие, удивительные или неожиданные предметы. Лик Бога — скорее внутреннее, чем внешнее видение. Кроме того, опыт этот больше связан с воспоминанием о том, что первоначально мы были созданы по его подобию.

«Монологи» (386) — это беседы, которые Августин ведет с собственным Разумом — Rath. Не пересказ разговоров, на самом деле имевших место в Кассициаке, но рассуждения в прямом смысле этого слова. Мысль Августина снует, как челнок в ткацком станке. Христиане не были убеждены в том, что все души равны и одинаковы. Поэтому они могли говорить сами с собой и в этой связи узнавать поразительные сведения. «Монологи» — совершенно особая литературная форма, созданная Августином. Его разговор с самим собой начинается с великолепной молитвы, ставшей прообразом молитв в «Исповеди». Литературный образец подобных многозвучных молитв, встречающихся во всех произведениях Августина — это, безусловно, Псалтирь. Молясь, Августин опирается на псалтирь Давида.

Deum et animan scire cupio — «Я желаю знать Бога и душу»» (Монол. 1,2). Noverim те, noverim Те: «Позволь мне узнать себя, позволь мне узнать Тебя» (Монол. II, 1). В «Монологах» Бог уже в высшей степени религиозная инстанция — персона, — а не только философский принцип. Приблизиться к Богу — значит жить. Удалиться от Бога — значит умереть. Того Бога, «которого никто не оставляет, кроме обманутого, которого никто не ищет, кроме вразумленного, которого никто не находит, кроме очистившегося»» (Монол. 1,1). Эта вступительная молитва задает темы возможного рассуждения и сравнима с лучшими местами «Исповеди» Особенно пленяет то, что «Монологи» записывались в процессе мышления, а не «много лет спустя. Поэтому текст и производит впечатление подлинного потока мысли по сравнению с ретроспекцией в его автобиографии.

Главная тема «Монологов»» — необходимость божественной помощи в поисках истины. В последнюю минуту Бог сам обращает людей и ведет их к истине. Уже в сочинении против скептиков Августин заявил, что философу, желающему обогатиться знаниями, необходима божественная помощь (Пр. акад. Ill, 6). Душа должна излечиваться от своих изъянов, если хочет увидеть истину. Молитвы в «Монологах» — это молитвы о силе. Впервые мы видим Августина, который раскаивается и хочет искупить свою вину. Он просит, чтобы Бог укрепил в нем веру, надежду и любовь.

Во многом он все еще остается неоплатоником, но мысль об искуплении вины чужда платонизму. Августин спрашивает себя, как он, собственно, относится к стяжательству, тщеславию и браку. Два первых порока для него уже в прошлом. С последним дело обстоит труднее. Уже само сравнение стяжательства и тщеславия с браком скрывает определенную программу. Мы видим Августина, стоящим на пороге монашеской жизни. «Монологи» — его раннее произведение, содержащее больше всего ссылок на Священное Писание. Нет сомнений, что одновременно с записью этих монологов он читает Новый Завет, главным образом, послания апостола Павла.

Поскольку собеседником Августина выступает персонифицированный Разум, ясно видно, чт<5 этот Разум может, а чего не может. На первом месте должна стоять Вера, чтобы Разум мог понять то, что его окружает. Тем не менее, вечность Разума гарантируется вечностью истины. Ведь Душа в своем начале не бессмертна, как Бог. Она становится бессмертной только после того, как будет установлена ее связь с Богом. Она не может сама по себе, без поддержки, вернуться к своему истоку. Необходима крепкая и твердая воля, а крепость и сила воли — это дар Божий. Таким образом появляется возможность объяснить зло и извращения, существующие в мире из–за слабости воли. Ни в одной из бесед, написанных в Кассациаке, уже нет и следа манмхейской мысли о том, что зло материально.

Августин издал «Монологи» в незаконченном виде вместе с набросками сочинения «О бессмертии души». Последнее было написано в Милане той весной, когда он принял крещение. В нем Августин показывает, что душа неизменна и потому бессмертна. Она, по определению, нечто живое. Ведь именно она и дает жизнь. Поэтому она не может умереть. Кроме того, она получает свою жизнь от Бога, который бессмертен. Сочинение «О бессмертии души» — это наброски к тому, что должно было стать третьей частью «Монологов», которую Августин так и не закончил. Что же касается индивидуальности души, тут царит полная неясность. Августин отходит от принятого У платоников понятия души и приближается к более индивидуальной личности христианского персонализма. И все–таки мысли Августина сильно отличаются от современного персонализма. Для Августина Бог не только «Ты»; Он есть особое внутреннее условие для того, чтобы человек мог сказать «я».

Трактат «О бессмертии души» (386) продолжает дискуссию, начатую в «Монологах». Человеческие души — носители вечных истин. Поэтому они сами должны быть вечны и бессмертны. Истины не могут погибнуть, и поэтому души тоже неистребимы. Но что происходит с душами, которые совершили ошибки? Они тоже бессмертны? Да, считает Августин. Для того чтобы совершить ошибку, нужно существовать, поэтому даже ошибочное решение не может уничтожить душу. Здесь ясно видно, что предстоящий вскоре разрыв Августина со скептицизмом связан с его учением о душе.

Августин уже близок к главному аргументу Декарта против разрушительного сомнения: «Если я ошибаюсь, значит, я существую» — si faHor, sum. В его трактатах «Монологи» (II, 1), «Об истинной религии» (39, 72–73), «О свободном решении» (II, 7) и «О граде Божием» повторяются те же аргументы: «Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: »А что если ты обманываешься?» Если я обманываюсь, то уже поэтому существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться: я, следовательно, существую, если я обманываюсь» (О граде Бож. XI, 26). Душа знает, что она существует и живет, точно так же существует и живет мышление (О Троице, X, 10). Душа — это посредник между телом, которому она дает жизнь, и мыслями Бога, когда она пытается думать.

Сознание, даже если оно ошибается, во всяком случае существует. Путь к пониманию веры в Бога человек должен начать с сознания того, что личность существует. Было бы бессмысленно доказывать существование Бога, если бы человек сомневался в собственном существовании. Душа человека живет не ради самой себя. Она дает жизнь телу, но и сама получает жизнь извне. Она одушевляет тело, так как служит посредником между красотой и порядком при переходе от умопостигаемого к материальному.

Душа и тело соотносятся между собой не так, как вода с губкой, когда последняя наполняется первой, но как свет и воздух, которые, не смешиваясь, взаимопроникают друг в друга (Письма, 137,11; О Кн. Быт. VIII, 21). Душа своей зависимостью от чего–то высшего, нежели она сама, связывает тело человека с идеями и бессмертным царством истины. В человеке нет ничего выше разума. Поэтому если возникает необходимость подняться выше души, нужно выйти за пределы человека (Об ист. рел. 39).

В диалоге «О порядке» (386) главным образом говорится о зле и Провидении Божием. Есть ли в космосе какая–то форма для порядка или необходимости? В этом диалоре Августин пытается вовлечь в платоновско–христианское понимание спасения свободные искусства, которые он преподавал во время своей работы учителем в Карфагене, Риме и Милане. Он хочет показать, что «свободные искусства» — artes liberates — через «телесные вещи» (per согроralia) могут привлекать внимание «к бестелесным вещам» (ad incorporalia). Августин верит, что науки способны внести необходимый вклад в мудрость. Изучение artes должно привести к восхождению от чувств к порядку разума (О порядке, II, 5 и 16–17). Чувства собирают впечатления, но разум создает мнение. Позже — в трактате «О христианском учении» (396) — он называет artes liberates чистыми комментариями к чтению Священных текстов.