Читаем без скачивания Ради острых ощущений - Дик Фрэнсис

Его крупное тело было облачено в прекрасно скроенное короткое пальто из верблюжьей шерсти, из-под которого виднелись темные брюки и превосходные туфли. На его голове был котелок, надетый очень прямо, на руках – чистые перчатки из светлой свиной кожи. Лицо у него было большое, но не пухлое, а жесткое. Неулыбающиеся складки от носа к подбородку придавали ему выражение холодного упрямства.

Он стоял совершенно спокойно, не делая лишних суетливых движений – полная противоположность Инскипу, который вечно ходил вокруг лошади, проверял ремни и пряжки, дергал и похлопывал седло, ощупывал ноги, снова и снова убеждаясь, что все в порядке.

В случае с Хамбером нервничал державший лошадь конюх. Пожалуй, можно было даже сказать, что он боится. Он бросал на Хамбера настороженные взгляды испуганного животного и старался держаться вне его поля зрения, стоя с противоположной стороны лошади. Это был тощий, оборванный мальчишка лет шестнадцати, с лицом, туповатым почти до дебильности.

Старший разъездной конюх, человек средних лет с большим носом и недружелюбным выражением лица, неторопливо закрепил седло и кивком велел конюху вывести лошадь на демонстрационный круг. Хамбер пошел следом. Он слегка прихрамывал, хоть и опирался на трость, и двигался прямо вперед, как танк, ожидая, что все будут уступать ему дорогу.

Я переместился к ограде демонстрационного круга вслед за Хамбером и увидел, как он отдает распоряжения жокею, с вполне оправданным унынием взиравшему на предложенное ему четвероногое. Не Хамбер, а старший конюх подсадил жокея, поднял и унес попону, которой была накрыта лошадь. Я встал поближе к нему на трибуне для конюхов, огляделся и сделал попытку занять денег у незнакомого парня. Хоть я и ожидал такой реакции, но все же вздохнул с облегчением, когда парень с негодованием отказал мне, причем сделал это достаточно громко, чтобы его услышал хамберовский старший конюх. Я сгорбился и подавил желание оглянуться и посмотреть, попала ли стрела в цель.

Лошадь Хамбера выбилась из сил на финишной прямой и пришла предпоследней, что, впрочем, никого не удивило.

Я нашел место у ворот конюшни, чтобы дождаться конюха, который привез Супермена, но он вышел только через полчаса, после пятого заезда. Как бы случайно оказавшись рядом с ним, я сказал: «Не завидую тебе, приятель, не хотел бы я иметь дело с такой бешеной лошадью». Он спросил, у кого я работаю, и услышав, что у Инскипа, расслабился и согласился, что после всей этой беготни в самый раз выпить чаю и кинуть что-нибудь в рот.

– Он что, всегда после скачки на таком взводе? – спросил я, уничтожив половину бутербродов с сыром.

– Да нет, обычно он устает как собака… Сегодня здесь вообще какой-то сумасшедший дом.

– То есть?

– Для начала у всех лошадей перед заездом взяли какие-то анализы. Я тебя спрашиваю: почему до? Обычно ведь берут после. Ты слышал когда-нибудь, чтобы анализы делали до заезда?

Я покачал головой.

– Теперь дальше. Старина Супер выделывал свои обычные фокусы – изображал, что он будет по меньшей мере одним из первых, чтобы потом скиснуть в самом конце. Глупая скотина, у него силенок не хватает. Ему проверяли сердце, но оно в порядке. Значит, пороху мало, точно. И вдруг на последнем барьере он вскидывает задние копыта, а потом дает стрекача, как будто за ним черти гонятся. Ты не видел? Он вообще нервный тип, это правда, но когда мы его сегодня поймали, он просто на стену лез. Наш старик страшно испугался. У лошади такой вид, как будто дело здесь нечисто, и он решил всех опередить и сделать анализ на допинг, чтобы его потом не обвинили в мошенничестве и не лишили его хреновой лицензии. Там пришли два ветеринара, пытались до него добраться… обхохочешься, ей-богу – старина Супер их чуть по стенке не размазал… так что пришлось вколоть ему какую-то хреновину, чтобы он поутих. Но как мы его теперь домой повезем, ума не приложу!

– Давно он у тебя? – сочувственно спросил я.

– С начала сезона, месяца так четыре. Я говорю, он нервный тип, но я его как раз успел приучить к себе. Господи, хоть бы он успокоился, пока действует этот чертов укол!

– А до тебя он у кого был? – как бы невзначай поинтересовался я.

– В прошлом году он был в маленькой конюшне в Девоне, у частного тренера… кажется, Бини. Ну да, точно, Бини. Он там начинал, но не очень-то успешно.

– Наверное, его неправильно объезжали, вот он и стал дерганым, – предположил я.

– Да нет, вот что странно. Я разговаривал с одним конюхом Бини, когда мы были в августе на скачках в Девоне… Так он сказал, что я, должно быть, говорю о другой лошади, потому что спокойнее Супермена не сыскать, с ним не было никаких проблем. И еще он сказал, что если Супермен нервничает, значит, с ним что-то случилось летом, после того как он уехал из их конюшни.

– А где он был летом? – спросил я, беря чашку с оранжевым чаем.

– Убей меня, не знаю. Наш старик купил его на аукционе в Аскоте – по-моему, задешево. Теперь он, как пить дать, постарается снова его сбыть, если после всей этой истории за него дадут хоть ломаный грош. Бедняга Супер… – Конюх печально уставился и чашку.

– Так ты думаешь, он сегодня взбеленился, потому что ему дали допинг?

– Я думаю, у него просто крыша поехала – свихнулся самым натуральным образом. Понимаешь, ведь дать ему допинг могли только я, старик и Чоки. Я не давал, старик тоже – он так гордится тем, что месяц назад стал старшим конюхом…

Мы допили чай и пошли смотреть шестой заезд, продолжая обсуждать происшествие с Суперменом, но больше ничего интересного я из конюха не вытянул.

Когда скачки закончились, я прошел полмили до центра Стаффорда и из телефонной будки отправил две одинаковые телеграммы Октоберу, в Лондон и в Слоу, поскольку не знал точно, где он находится. Телеграммы были такие: «Срочно нужна информация о Супермене, особенно куда его направили из конюшни Бини, вла-лельца лицензии, Девон, примерно в прошлом мае. Отвечайте до востребования, Ньюкасл-он-Таун».

Я провел этот вечер, так непохожий на вчерашний, наслаждаясь кошмарным мюзиклом в на три четверти пустом кинотеатре. Ночевал я в сомнительной гостинице, где меня оглядели с головы до ног и попросили деньги вперед. Я заплатил, размышляя о том, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к такому обращению. До сих пор я каждый раз внутренне вздрагивал, сталкиваясь с подобным свинством. Видимо, в Австралии я был настолько приучен к уважению окружающими моего достоинства, что не только не ценил этого, но даже не замечал. Теперь-то уж оценю, уныло думал я, поднимаясь за хозяйкой в неприветливую комнатушку и слушая лекцию, полную подозрений в мой адрес – не говорить, не пользоваться горячей водой после одиннадцати, не приводить женщин. На следующий день я с тоскливым и отчаявшимся видом слонялся вокруг старшего конюха Хамбера, а после соревнований поехал автобусом и поездом ночевать в Ньюкасл. Утром я забрал свой мотоцикл, оснащенный новым глушителем и всем прочим, и заехал на почту узнать, нет ли ответа от Октобера.

Служащий вручил мне письмо. Внутри была страничка машинописного текста без обращения и подписи: «Супермен родился и вырос в Ирландии. Дважды менял владельца, прежде чем попасть в Девон к Джону Бини. 3 мая был продан X. Хамберу из Поссета, графство Дарем. В июле Хамбер отправил его в Аскот, где нынешний тренер приобрел его за двести шестьдесят гиней.

Удовлетворительной информацией о вчерашних анализах в Стаффорде пока не располагаем: они еще не завершены, но вряд ли покажут допинг. Присутствовавший на ипподроме ветеринарный хирург, как и вы, убежден, что это очередной «джокер». Он произвел тщательный осмотр шкуры лошади, но не обнаружил никаких проколов, кроме оставленных его собственным шприцем при введении снотворного.

Накануне скачек Супермен был в нормальном состоянии. Жокей сообщил, что все было в порядке до последнего препятствия, когда с лошадью произошло нечто вроде конвульсии и она выбросила его из седла.

Дополнительное расследование показало, что Радьярд был четыре года назад приобретен П. Дж. Эдамсом и вскоре снова продан в Аскоте. Транзистор был куплен Эдамсом три года назад в Донкастере, три месяца спустя продан на распродаже в Нью-маркете.

Следствие, проведенное относительно тридцати пятифунтовых банкнот с последовательными номерами, выяснило, что они были выданы бирмингемским отделением «Барклейз Банка» некоему Льюису Гринфилду. Он отвечает вашему описанию человека, с которым вы имели дело в Слоу. Материала для возбуждения дела против Гринфилда и Т.Н. Тарлтона достаточно, но оно будет отсрочено до выполнения вами основной задачи.

Ваше сообщение о Биммо Богноре принято к сведению, но приобретение информации о лошадях, согласно закону, не является наказуемым деянием. О судебном преследовании пока что речи быть не может, но несколько тренеров были частным образом предупреждены о существовании системы шпионажа».