Читаем без скачивания Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия - Борис Шапталов

Эта практика распространялась и на зарубежных гостей. Один из видных партдеятелей Югославии вспоминал последствия одной из таких встреч у Сталина:

«По пути обратно на виллу Тито, который тоже не мог выносить большого количества спиртного, заметил в автомобиле:

– Не знаю, что за чертовщина с этими русскими, что они так много пьют – полное падение!

Я, конечно, согласился с ним и тщетно бесчисленное количество раз пытался найти объяснение тому, почему в высшем советском обществе пьют так отчаянно и непоколебимо»[45].

Ответ знал Сталин. Ему казалось, что лошадиная доза спиртного – способ проверки человека. И опять же можно представить, что писалось бы, если бы спаиванием занимался еврей Троцкий!

Если уж зашла речь о верхушечных «традициях», то можно упомянуть и другое сталинское ноу-хау. Именно при Сталине в среде управленцев закрепилась матерщина и практика разносов подчиненных, чего раньше не было. В царское время у чиновников не было принято материться. Нет в воспоминаниях таких примеров. Представить, чтобы царь послал кого-то «по матушке», было невозможно, тем более никому в голову не могло прийти наложить матерную резолюцию на официальную бумагу. Сталин «обогатил» канцелярский язык руганью, включая мат. И пошло-поехало.

Матерщина – это «экологическое» загрязнение языка. Недаром за него так рьяно ратуют современные деграданты. И нелишне помнить и того, кто стоял у истоков этой «традиции». (К слову: ни Троцкий, ни Ленин мат не использовали.)

Историк Г. Куманев собрал воспоминания находившихся на пенсии руководителей сталинского времени[46]. И эти старики, прожившие долгую жизнь, постоянно оценивали своих начальников по тому, поносил ли он их или нет. Как говорится – натерпелись. Оно и понятно: матерный разнос – это желание начальника ввести подчиненного в состояние стресса. Стресс – это закрепление рефлекса страха, чтобы он становился безотказным погонялом. А о «сталинском страхе» потом с ностальгией вспоминали мазохисты. Людям другого типа, готовым работать не за страх, а за совесть, эти разносы, наоборот, мешали.

Особое мнение у Троцкого было и по проблеме индустриализации.

Сталин в середине 20-х годов выступал вслед за Бухариным за умеренный промышленный рост. Так, в 1926 году на апрельском пленуме ЦК он обосновывал тезис о «предельно минимальном темпе развития индустрии, который необходим для социалистического строительства»[47].

Троцкий на том же пленуме предлагал иное. В своем выступлении он предложил разработать планы «широкой индустриализации» страны, а также осуществить переход от годовых планов к пятилетним: «Годовой план должен рассматриваться в качестве определенной части пятилетнего перспективного плана»[48].

Именно Троцкий выдвинул идею планирования как приоритетной целевой задачи. Уже в 1920 году на IX съезде партии в своем докладе о хозяйственной политике он заявил: «…единый хозяйственный план, как основа применения рабочей силы и крестьянских масс, квалифицированных и неквалифицированных, – вот первая основная задача»[49]. В 1930-х годах эта хозяйственная философия была реализована на все 100 процентов. Как и «теория» принудительного труда, которой Троцкий уделил особое внимание. Приведем лишь показательный кусочек из его выступления: «…в переходную эпоху принуждение играет в организации труда огромную роль, а если принудительный труд непроизводителен, то, стало быть, этим осуждается наше хозяйство. Но это есть предрассудок, товарищи!.. Поэтому, когда кто-нибудь говорит, что принудительный труд непроизводителен. мы просто прогоним его»[50]. В 30-х годах Сталин через систему ГУЛАГа, спецстроек и «шарашек» – а это многие сотни тысяч человек – подтвердил правоту Троцкого насчет производительности принудительного труда. Правда, «забыв» указать Учителя.

Тот же Троцкий предложил конкретный механизм планирования. Осенью 1922 года он представил в Совнарком записку, в которой предлагал наделить Госплан законодательными функциями (составленный план – закон для предприятия) и чтобы глава Госплана был одновременно заместителем председателя правительства. Это предложение (опять же после первоначального сопротивления руководства) было реализовано, и такая практика сохранялась до конца СССР. Опять же без указания авторства.

Кстати, о планировании. Троцкий не только выступил с инициативой придания планированию ведущей роли в экономике, но и за гибкость планирования. На XII съезде партии (1923) он говорил: «Нет другого пути, кроме планового – планового необязательного в смысле жесткого администрирования, как было при военном коммунизме, а планового прежде всего в смысле маневрирования и согласования в условиях рынка, с одной стороны, и работы на твердого потребителя – государства, с другой стороны», «…вопрос о плановом руководстве никак нельзя отождествлять с планоманией…»[51]. Потом эти предостережения были забыты, а напомнить оказалось некому.

Кроме слов были и дела. Как руководитель Главэлектро (назначен в 1925 году), он добился строительства Днепрогэса вопреки сопротивлению Сталина. «Троцкий, форсируя вопрос о Днепрогэсе, забывает о ресурсах, необходимых для этого громадного предприятия, – укорял Сталин. – Как бы нам не попасть в положение того мужика, который, накопив лишнюю копейку, вместо того чтобы починить плуг и обновить хозяйство, купил граммофон и прогорел»[52]. Но уже через полгода Сталин изменил свое мнение и стал горячим сторонником Днепрогэса, признав тем самым правоту Троцкого. А через три года он втихую признает правоту Троцкого и по остальным пунктам экономического видения СССР. Например, Троцкий в статье «Новый курс» писал: «От успешности централизованного планового руководства хозяйством зависит судьба революции». Через несколько лет об этом стал говорить и Сталин.

«Сталин будет душить троцкистскую оппозицию и в то же время вооружаться многими идеями и мыслями этой оппозиции», – считал эмигрант Н. Валентинов, долго работавший в крупных хозяйственных учреждениях СССР[53]. Почему? Вот что пишет исследователь идейной борьбы 20-х годов А. Шубин (автор, пожалуй, одной из наиболее толковых работ на эту тему): «Идеи Бухарина казались логичными: постепенно растущее хозяйство крестьян-середняков дает достаточное количество ресурсов, чтобы развивать легкую промышленность, производящую нужные крестьянам товары. Заказы легкой промышленности в свою очередь обеспечивают развитие тяжелой промышленности. Развитие тяжелой промышленности (металлургия, машиностроение и др.) обеспечивает модернизацию всей промышленности, техническое переоснащение сельского хозяйства. В результате – равновесие развития сельского хозяйства и промышленности, изобилие товаров. На этой основе должно хватить ресурсов и на оборону, и на строительство передовых предприятий, и на сотни тысяч тракторов. На практике оказался прав Троцкий, который критиковал умопостроения Бухарина как утопичные. То, что предлагал Бухарин, было выгодно для крестьянского большинства страны, но заводило политику большевиков в тупик»[54].

Сталин со временем эту правоту осознал. И присвоил концепцию «левой оппозиции»! А что ему оставалось делать – не признавать же свое заблуждение относительно троцкизма. По замечанию одного исследователя (В. Роговина), Сталин концентрировал свое внимание не на идеях, а на маневрах. Идеи он присваивал. Поэтому обиженный на плагиатора Троцкий назвал Сталина «посредственностью», и был глубоко не прав. Сталин умел не только заимствовать чужие мысли, но и «творчески» их перерабатывать, причем так, что историки до сих пор не могут разобраться с его наследием. Он и вправду был великолепным мастером создавать проблемы и разрешать их, ломая чужие хребты, их же и обвиняя во всех бедах.

Сталин всегда демонстрировал удивительную идеологическую гибкость. Так, сначала он поддерживал тезис о невозможности построить «локальный» социализм в СССР. В 1924 году в брошюре «Об основах ленинизма» он писал: «Свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране, еще не значит обеспечить полную победу социализма. Главная задача социализма – организация социалистического производства – остается еще впереди. Можно ли разрешить эту задачу, можно ли добиться окончательной победы социализма в одной стране, без совместных усилий пролетариев в нескольких передовых странах? Нет, невозможно»[55]. Через год он начнет утверждать прямо противоположное. Правда, главным теоретиком возможности построения социализма в одной стране тогда выступал Бухарин. С ним в первую очередь и полемизировал Троцкий. В одной из своих статей Бухарин заявил: «Спор идет о том, сможем ли мы строить социализм и построить его, если мы отвлекаемся от международных дел…»[56] На что Троцкий язвительно ответил: «Но отвлекаться нельзя! В этом вся штука. Можно в январе месяце нагишом пройти по Москве, если «отвлечься» от погоды и от милиции. Но я боюсь, что ни погода, ни милиция не отвлекутся от вас, если вы этот опыт проделаете»[57].