Читаем без скачивания Штандарт - Александр Лернет-Холения
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он относится, — сказал я, — и к Конаку тоже. Мне разрешено переходить мосты через Дунай только потому, что я должен прибыть в Конак.
— Этого, — сказал унтер-офицер, — здесь не указано.
— Указано или нет, — сказал я, — я должен войти в Конак.
Унтер-офицер, сказал, что не сомневается в моих словах, но пропустит меня только в том случае, если я покажу соответствующий пропуск.
— Эй, — сказал я, — не создавайте проблем. У вас будут неприятности, если вы сейчас же меня не пропустите!
Но он ответил, что у него, вероятно, будет больше неприятностей, если он пропустит меня без пропуска. Короче говоря, вышла довольно оживленная дискуссия, которая закончилась, лишь когда внезапно появился лакей. Ожидая меня во дворе, он услышал спор и догадался, в чем дело. Он появился, сверкая всеми своими золотыми галунами, чтобы вытащить меня из переделки.
— Послушайте, — сказал он, — вы можете пропустить господина прапорщика! Его ждут!
— Ждут? — переспросил унтер-офицер.
— Да.
— Кто?
— Ее Императорское Высочество.
— Ее Императорское Высочество?
— Так точно. Вы должны понимать, что даже намек на это нельзя прописать в пропуске. Вы понимаете это, молодой человек? Или нет?
Я не знал, на какие секретные мероприятия государственной важности, в которых мне надлежало участвовать, или на какие встречи в самых высших кругах намекает лакей. Но его тон произвел впечатление на унтер-офицера.
— О, — сказал он, отступая. — Я этого не знал. Откуда я должен это знать?
— В любом случае, — сказал лакей, — теперь вы знаете. Потому что иначе я бы не ожидал здесь этого прапорщика.
— Так точно, — сказал унтер-офицер, а затем добавил, — проходите!
Охрана пропустила меня.
— Очень хорошо, — похвалил я унтер-офицера, проходя мимо него и похлопав по плечу, — вы очень хорошо справляетесь. И впредь просто строго выполняйте полученные приказы. Вы задержали меня совершенно правильно, пока не узнали, что к чему. Ну, а как вообще настроение в вашем полку?
Секунду-другую он колебался, затем сказал:
— Все хорошо, господин прапорщик.
— Не сомневаюсь, — сказал я, — что дисциплина в нем может быть только хорошей, если все унтер-офицеры такие, как вы.
С этими словами я с ним расстался. У меня было плохое предчувствие. Я вдруг осознал, что совершил одно из тех нарушений, собрав которые вместе, даже без подробностей, можно было подорвать свою репутацию в глазах товарищей. Нельзя так легкомысленно относиться к себе, тем более в столь критических ситуациях. В ситуациях попроще вредишь только себе, в критических — и другим тоже. Но у меня не было времени думать об этом дальше. Когда дело доходит до обвинений самого себя, времени всегда не хватает. Мы никогда не хотим ни в чем быть виноватыми, мы всегда виним обстоятельства. Но на самом деле обстоятельства не бывают виноваты, виноваты всегда только мы сами.
Лакей прошел со мной по двору, а затем тем же путем, которым мы шли прошлой ночью. В залах, в тронном зале, как и накануне, царил полумрак, пронизанный кое-где лунным светом. Но настроение изменилось. Вчера Конак был для меня дворцом, в котором жили эрцгерцогиня, несколько генералов и девушка, и я был влюблен в эту девушку. Сегодня я понимал, что иду по дворцу королей Сербии. Их выселили, но, в конце концов, этот дом оставался их домом. Они могли сюда вернуться, и это ощущение витало в воздухе. Все было намного более странно, чем накануне. Убийство королевской семьи, о котором десять с небольшим лет назад в мире было так много разговоров, могло происходить именно здесь, в этих комнатах. Или это случилось в другом дворце? Я не знал. На какой-то миг мне показалось невероятным, что здесь скоро откроется дверь, за которой меня ждет возлюбленная.
Но дверь открылась, и в маленькой гостиной я увидел Резу, на этот раз одну, сидящую на диване, на котором вчера сидела Мордакс. Реза листала книгу и курила сигарету. Когда я вошел, она отложила книгу и посмотрела на меня. Я подошел к ней, взял за руки и притянул к себе. Затем я поцеловал ее в губы, и она позволила этому случиться. Она медленно подняла руки и обняла меня за шею. Ее глаза были закрыты, я очень внимательно смотрел ей в лицо, на опущенные веки: ресницы ее вздрагивали, как крылья бабочки, покоящейся на цветке. Между бровей у нее пролегла морщинка, которая вскоре разгладилась, потом глаза вновь медленно открылись, у них был фиолетовый отблеск — фиалки, на которых отдыхают бабочки, хотя на фиалках обычно совсем не бывает бабочек. Хотя можно представить себе такое, когда мечтаешь о лете. Но глаза открылись, и это было уже не лето и не весна, это был вообще совершенно другой год, в котором больше не было никаких времен, а было только наше настоящее время.
Мы все еще держали друг друга в объятиях и ничего не говорили, но внезапно я заметил, что не осознаю, что держу ее. У меня больше не было ощущения, что мы целовались. Мне казалось, что я увидел бабочек, и мысли мои разбежались по временам года, словно в водовороте того, что я уже испытал. Все события словно мчались дальше, мимо меня, как будто весь мир вращался, а мое тело оставалось неподвижным, но все же оно трепетало и трещало в ужасной буре революции, как полотнища штандартов во время урагана, разрывающиеся на части. Маленькие квадраты парчи трещали по швам, нависая над головами множества людей. В следующий миг я понял, что меня вновь поразило то же состояние полного отсутствия времени, как недавно, вечером на деревенской улице. Реза тоже что-то заметила, я увидел, что она смотрит на меня с удивлением.
— Прости меня, — сказал я в замешательстве, выпрямляясь и бросая фуражку и перчатки на стол, — я, кажется, опоздал, но меня остановили внизу, когда я направлялся к тебе. Это заняло больше времени, чем я думал…
— Кто задержал тебя?
— Унтер-офицер у входа, — сказал я. — У меня не было пропуска, но подоспел лакей и повел меня дальше. Мне очень жаль, что я задержался. Ты долго ждала?
— Я читала.
— Дай мне сигарету, — попросил я, потому что поискал
