Читаем без скачивания Сборник “История твоей жизни” - Тед Чан

– Какая, по-твоему, сегодня ночью будет погода?

– Жуткая жара, это точно, – ответишь ты, и Рокси одобрительно хихикнет.

– Правда? – удивится Нелсон. – А я слышал, что обещали похолодание.

– У меня особое чутье на такие вещи, – произнесешь ты с непроницаемо невинным лицом. – Хорошо, что ты легко оделась, мама.

Я пристально посмотрю тебе в глаза и пожелаю доброй ночи.

Когда мы с Нелсоном подойдем к его машине, он скажет озабоченно:

– По-моему, я чего-то не понял?

– Да так, пустяки, – небрежно откликнусь я, – семейная шутка. Слишком долго объяснять, и не проси.

На следующий день мы повторили перед Зеркалом предыдущую процедуру, однако теперь я не только называла слово, но и показывала его напечатанным на экране: произносила «человек» и демонстрировала ЧЕЛОВЕК, и так далее. В конце концов, уразумев, что от них требуется, гептаподы установили на небольшом пьедестале круглый плоский экран. Один из чужаков что-то сказал, а затем сунул конечность в углубление пьедестала: на экране возникла надпись в виде слегка наклонных каракулей, смахивающих на рукописные.

Мы быстро втянулись в рутину, и вскоре я набрала два параллельных массива: один – из устных высказываний, другой – из соответствующих им письменных образцов. По первому впечатлению письмо гептаподов более всего напоминало логографическое,[5] что было изрядным разочарованием; в глубине души я надеялась на алфавитное, которое помогло бы нам освоить их устную речь. Логограммы, разумеется, также могут содержать некую фонетическую информацию, но извлечь ее будет неизмеримо труднее.

Подойдя вплотную к Зеркалу, я стала указывать на различные части тела своего визави (конечности, пальцы, глаза…) и таким образом получила от чужаков соответствующие термины. В нижней части тела у гептаподов обнаружилось отверстие, обрамленное костными выступами; возможно, оно используется для питания, в то время как отверстие на верхушке тела – для дыхания и речи. Никаких других отверстий на телах гептаподов я не заметила, так что рот, вполне вероятно, мог исполнять и функцию анального отверстия, однако вопросы подобного рода вполне могли подождать.

Я также попыталась узнать у своих информантов термины индивидуального обращения; личные имена, если таковые имеются. Ответы были совершенно непроизносимы, поэтому для нашего с Гэри удобства я окрестила наших гептаподов Трещоткой и Скрипуном, понадеявшись, что со временем смогу их безошибочно различать.

На следующий день, прежде чем мы вошли в шатер с Зеркалом, я сказала Гэри:

– На этом сеансе мне понадобится помощь. Ты не против?

– Разумеется, нет. Что надо сделать?

– Нам нужны глаголы, и удобнее всего получить их в форме третьего лица. Ты способен изобразить несколько действий, пока я буду печатать слова на компьютере? Если нам повезет, гептаподы ответят таким же действием. Я приготовила кое-какой реквизит, который ты сможешь использовать.

– Никаких проблем, – заверил он, потирая руки. – В любой момент, как только прикажешь.

Мы начали с простых глаголов: ХОДИТЬ, ПРЫГАТЬ, ГОВОРИТЬ, ПИСАТЬ и так далее. Гэри исполнял свою роль с очаровательным отсутствием застенчивости; бдительные видеокамеры ничуть его не угнетали. После демонстрации очередного действия я каждый раз спрашивала у гептаподов: «Как вы это называете?» Через какое-то время они подхватили нашу игру: Скрипун принялся имитировать движения Гэри или, на худой конец, делал что-то отдаленно похожее, в то время как Трещотка работал с тамошним компьютером, показывая на экране надпись и одновременно высказываясь вслух.

В сонограммах устных высказываний я опознала слово, переведенное нами как «гептапод»; остальная часть сонограммы, по-видимому, представляла собой глагольную форму. Похоже было, что в их языке наличествуют аналоги наших имен существительных и глаголов, благодарение небесам.

На письме, однако, все оказалось гораздо сложнее. Прежде всего для описания действия гептаподы изображали одну логограмму, а не две последовательные, и поначалу я решила, что пишется нечто вроде ИДЕТ, а субъект лишь подразумевается. Но отчего же Трещотка говорит при этом «гептапод идет»? Почему устное и письменное высказывание не тождественны?

Потом я заметила, что некоторые логограммы действий очень похожи на логограмму ГЕПТАПОД с добавленными к ней с той или иной стороны дополнительными штрихами. Вполне вероятно, что их глаголы могут изображаться на письме как аффиксы[6] к имени существительному. Но если это так, возникает иной вопрос: почему Трещотка в одних случаях записывает существительное, обозначающее субъект действия, и не делает этого в других?

Я решила попробовать исключительно переходные глаголы: заменяя слова, обозначающие объект действия, можно многое прояснить. В числе наглядных пособий, которые я принесла с собой, были яблоко и кусок хлеба.

– Ну ладно, – сказала я Гэри. – Покажи им еду, а потом откуси. Сначала яблоко, потом хлеб.

Гэри указал на краснобокий «джонатан» и с хрустом отхватил добрую его половину, пока я печатала на компьютере: «Как вы это называете?» Потом мы повторили процедуру с горбушкой.

Скрипун вышел из комнаты и вернулся с чем-то вроде тыквы (или гигантского ореха?) и желатинообразным эллипсоидом. Он указал на тыкву, Трещотка произнес слово и продемонстрировал логограмму. Тогда Скрипун засунул тыкву между ног: раздался хрустящий звук, и она вновь появилась, но уже без изрядного куска. Трещотка высказался на сей счет и выдал нам большую логограмму.

Сонограмма «тыквы» изменилась, когда это слово заняло место в предложении; очевидно, здесь имело место что-то вроде падежной формы. Большая логограмма выглядела странно. Приглядевшись как следует, я смогла различить графические элементы, напоминающие индивидуальные логограммы для «тыквы» и «гептапода», но словно сплавленные вместе, а посреди всей этой путаницы – несколько дополнительных штрихов, каковые предположительно должны обозначать глагол «есть». Неужто мультисловная лигатура?![7]

На следующем этапе мы получили от гептаподов звуковое и письменное названия желатинового яйца вкупе с описанием акта его поедания. Сонограмма высказывания «гептапод ест желатиновое яйцо» без труда поддалась анализу: «желатиновое яйцо» обзавелось падежным маркером, как я и ожидала, хотя порядок слов в этом предложении отличался от предыдущего. Но его письменная форма – вторая большая логограмма – с первого взгляда вообще ни на что не походила, и ее анализ занял у меня значительно больше времени. Индивидуальные логограммы, как в итоге оказалось, были не только сплавлены друг с другом, но также иначе сориентированы: ГЕПТАПОД лежал на боку, а ЖЕЛАТИНОВОЕ ЯЙЦО взгромоздилось на него сверху, причем вверх тормашками.

Однако… Я вернулась к логограммам простых фраз, включающих существительное и непереходный глагол. Прежде эти логограммы казались мне неполными, но теперь я увидела, что ГЕПТАПОД на самом деле присутствует в каждой из них, скомбинированный с графемами глаголов в иначе ориентированном и/или сильно искаженном виде.

О-хо-хо!

– Да вы, ребятки, большие шутники, – пробормотала я.

– Что-то не так? – сразу спросил Гэри.

– Их письмо не разделяется на отдельные слова, – сказала я. – Предложение записывают путем соединения логограмм составляющих его слов, при этом логограммы могут быть иначе повернуты и модифицированы. Взгляни-ка! – Я показала ему, как вращается одна и та же логограмма в различных предложениях.

– Выходит, они с легкостью читают слово независимо от его ориентации, – заметил Гэри и с уважением взглянул на чужаков. – Я бы предположил, что это следствие радиальной симметрии их тел. Если для гептаподов нет специального направления ВПЕРЕД, с какой стати оно должно присутствовать в их письменности? Да, чрезвычайно клево.

Я не могла поверить своим ушам: оказывается, я работаю с человеком, который ничтоже сумняшеся снабжает словечко «клево» эпитетом «чрезвычайно»!

– Действительно интересно, – сказала я. – Но это означает также, что нам будет очень и очень не просто записывать наши собственные высказывания на языке гептаподов. Невозможно просто разрезать их предложения на отдельные слова и скомбинировать из них новые. Придется найти правила, которым подчиняется их письмо, прежде чем нам удастся изобразить хоть что-нибудь читабельное. Короче говоря, здесь мы столкнулись с той же проблемой непрерывности, что и на звуковых сонограммах… Но только на графическом уровне.

Я посмотрела на Зеркало, где Трещотка и Свистун терпеливо дожидались продолжения, и тяжко вздохнула.

– Кажется, вы не обещаете нам легкой жизни, ребята?

Надо отдать справедливость чужакам, они с большой готовностью сотрудничали с человечеством, упорно обучая нас своему языку и не требуя взамен никаких сведений о нашем. Покуда полковник Вебер и его подручные ломали голову над скрытыми мотивами их странного поведения, я и остальные лингвисты, работающие на Зеркалах, регулярно встречались на видеоконференциях, обмениваясь новоприобретенными знаниями о языке гептаподов. В сравнении с Зеркалами наши примитивные видеоэкраны гроша ломаного не стоили, и коллеги казались мне куда более далекими, чем мои гептаподы. Все старое и хорошо знакомое пребывало где-то там, а странное и неизвестное – прямо здесь, на расстоянии вытянутой руки.