Читаем без скачивания Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Я молча смотрел на него. У меня щипало в носу.

– Так вот, Ландзо, – Леско взглянул на меня, – Таро был прав. Я действительно могу отправить тебя на Квирин. Жаль, конечно, что Таро не дошел. У него родственники остались на Квирине. Они тебе помогут, я думаю.

– А у вас... вы... ну – неприятностей из-за меня не будет? – спросил я. Леско печально улыбнулся.

– Малыш... вся наша жизнь здесь – это одна большая сплошная неприятность. Но мы это выбрали. Какая разница, одной проблемой больше или меньше. Да и какая ты проблема... ну, мальчишка сбежал. Неважно это все, Ландзо, и не думай об этом.

– Но... – я помолчал, – отца Таро – его же разоблачили и убили. А вы...

– Это совсем другое, – сказал Леско неохотно, – Лин женился и жил просто так здесь, понимаешь? У него и защиты-то никакой не было. А меня они не тронут. Если они меня тронут, это будет означать разрыв отношений с Квирином, а этого они пока не хотят... По крайней мере, здесь есть силы, которые этого не хотят. Им выгодно общаться с нами, через меня идет и торговля... ну, в смысле, какая торговля – мы кое-что поставляем правительству. И главное – межпланетный транспорт, у вас же нет космофлота. Меня убьют – Квирин не пришлет нового-то наблюдателя. Многое будет нарушено. Нет, Ландзо, меня-то они не тронут. Они уже знают, что ты у меня. Они приходили... Ничего. Если бы ты был для них важен, мне давно позвонили бы из Охраны. Я думаю, они решили просто закрыть на это глаза.

Нилле вошла в комнату.

– Ландзо... имя у тебя такое неудобное! Есть же, наверное, какое-то сокращение? Как тебя родители называли?

– Родители – не помню, – сказал я, – а друзья называли Ланс.

– Ланс... хорошо. Послушай, ты грязный, как черт. Тебе помыться надо. Пулю я уже извлекла, с рукой все будет в порядке. У тебя двустороннее воспаление легких, так что придется несколько дней полежать. Постель я тебе в спальне приготовила. Но в душ, хочешь или не хочешь, я тебя загоню!

– Пойдем, Ланс, – Леско стал меня поднимать, – я помогу тебе вымыться.

Люди, люди, что случилось со мной? Великий Цхарн!

Какие здесь звезды! Когда стоишь на Палубе, смотришь в прозрачную ксиоровую стенку, это же просто умереть можно от восторга. Я даже не думал, что такие звезды на самом деле бывают... вообще похоже на картинку. На плакат – черное небо с неправдоподобно яркими, крупными немигающими бриллиантами звезд, и с мелкой сияющей пылью, разбросанной горстями по черни, и на фоне этого неба – орлиное лицо Цхарна. «Пробудим космическое сознание!»

Да нет, не плакат это. Если бы я такое небо увидел на картинке, сказал бы – безвкусица, аляповато, примитив. В том-то и вся красота этого неба, что оно – настоящее.

Я хочу видеть небо,

Настоящее небо, от которого это – лишь малая часть...

Так поет один квиринский сочинитель. Может, конечно, есть еще и другое небо, но и это тоже – гораздо более настоящее, чем то, что можно увидеть с Анзоры.

Странно думать о своем мире – Анзора... я жил в Лойге. Лойг – моя родина. Моя страна – Лервена. Беши – наши враги. Но теперь все это – Лойг, Балларега, Лервена, Беши – слилось воедино. Все это – Анзора.

Я уже далеко от нее. Я в космосе. На курьерском корабле.

Мне нужно забыть все, чему я учился, и жить заново.

Ты еще молод, сказали мне, ты сможешь. Ничего страшного. Страшно или не страшно, но выбора-то у меня нет. Нельзя мне в Лервене оставаться. Да и честно сказать – безразлично, где жить. Родина, Цхарн – да какое мне до всего этого дело? Единственное, чувствую, оставил землю, где мои друзья лежат. Вот этого только жаль. Может быть, я и неправ.

Арни, Таро... все здесь интересно, все хорошо. И еды такой я никогда не пробовал. И техника у них потрясающая. Язык я выучил еще пока у Леско жил. Это у них очень просто, оказывается: надел на голову такой обруч, просмотрел передачу – и раз-раз, уже все в голове. Ну, чтобы свободно говорить, передач пять требуется, а я уже их, наверное, двадцать смотрел, так что линкос у меня – все равно, что мой родной лервени. И вообще все здорово. Медицина и правда классная, Таро не ошибся. Нилле врач по первому образованию, так она мне руку залечила за десятину – только шрам и остался. И воспаление легких еще быстрее залечила. Но лучше всего здесь то, что они и вправду меня взяли, заботились обо мне – а кто я им, если разобраться? Чужой человек, инопланетник. Наверняка наблюдатель из-за меня еще и в неприятности влип. Они не обязаны мне помогать, совершенно, это в их компетенцию не входит, скорее, наоборот. Однако... я вспоминаю, как дополз до косяка их дома, и как Леско, ни о чем не спрашивая, втащил меня вовнутрь, спрятал, помог... вот именно это – сначала перевязали руку, уложили, помогли, спрятали, а потом уже стали расспрашивать. Когда я думаю об этом, понимаю, какая все-таки пропасть разделяет наш мир и их...

Все у них замечательно, все здорово. И вот – палуба, на ней две машины вроде наших мотоскаров, и называются похоже – скарты, и вот звезды, такие, что внутри от восторга становится ветрено, и только одно... Если бы можно было это вам рассказать!

Как вспомнишь об этом – так хочется ничком брякнуться и завыть. Завыть! Может, это бы только и помогло... Все хорошо, все замечательно. До тех пор, пока их имена не всплывут – и тогда – ух в пустоту снова, в безнадежность. Вот ешь, к примеру, их эти остренькие котлетки с салатом, и подумаешь – ребят бы угостить – и – ух! Все, слезы наворачиваются. Или Нилле проверяет меня на своем диагностере, и как Арни вспомнишь: «Ты не представляешь, как много теряешь в жизни. Когда после приступа снова можно дышать, это... это ни с чем сравнить нельзя!» А ведь ты мог бы дышать теперь, Арни, мог бы забыть навсегда про свои муки. Или скарты – сейчас Таро бы так в них и вцепился, ходил бы вокруг... или сидел бы в Посту, разглядывал пульты управления, пилотов расспрашивал.

– Грустный ты очень, Ланс, – сказала мне Рица. Пилот-курьер. Их всего двое на этом корабле, Рица молоденькая совсем девочка, и командир – наоборот, пожилой уже, Акман. Они служат в основном для связи с посольствами и вот с такими наблюдателями, как Рины. Курьерская служба считается из самых простых, поэтому там многие пожилые пилоты служат, которым уже тяжеловато в сложные рейсы ходить, ну и молодежь, кто еще толком не выбрал профессию. Рица совсем малышка, ей восемнадцать лет всего. Они рано здесь работать начинают. Правда, Рица на восемнадцать не выглядит, я бы ей дал больше, и по виду, и по уму.

Это я ей помог какую-то скобу вытащить в отсеке двигателей. Не знаю уж, что за скоба, но самой ей было слабовато. Я подошел, рванул. Она поблагодарила, засмеялась. Что-то там подкрутила под крышкой и поставила скобу обратно. Повернулась ко мне.

– Если тебе еще чего потянуть надо, ты скажи, я всегда готов.

– Хороший ты, Ланс, – сказала тогда Рица, – Только очень грустный.

Я хотел ей сказать, отчего грустный. Но как-то не к месту было, да и страшно об этом говорить. Ведь начну говорить – и заплачу, а что я, маленький? Стыдно же. Я вспомнил только, отчего я грустный, и зубы стиснул, чтобы не заплакать и не крикнуть ничего.

Неловкое какое-то молчание повисло. Рица хотела улыбнуться и что-то нейтральное сказать, но тут басок командира раздался из динамика:

– Экипаж, жрать идите! Долго вас ждать?

– Пойдем скорее, – Рица бросилась вперед.

После ужина Рица уселась к пульту и начала прием вахты. Они по очереди дежурят, кто-нибудь обязательно должен у пульта находиться. Акман посуду сбросил в люк, повернулся ко мне:

– Ну что, может опять в шахматы?

– Вы бы лучше спели что-нибудь, – попросил я, – здорово у вас получается.

Акман крякнул. Это ему нравится. Вообще они, квиринцы, все какие-то талантливые. Я, правда, пока только четверых знаю. Но все равно! Леско романы пишет, Нилле играет на чем-то вроде большой гармоники, Рица – на флейте и на синтаре (что-то типа очень сложного синтезатора), а вот Акман поет неплохо... то есть поет он, наверное, средне, голос не оперный, но песни сочиняет сам.

Наверное, все это любительство, но главное – им доставляет большое удовольствие. И не только им. Я лично тоже всегда рад их послушать.

Взял Акман гитару (очень похожа на нашу, но двенадцатиструнная и корпус немного другой). Затянул густым баритоном, немного не попадая в ритм.

*Не ворчи, океан, не пугай,

Нас земля испугала давно.

В теплый край, южный край

Приплывем все равно!

Хлопнем, тетка, по стакану,

Душу сдвинув набекрень.

Джон Манишка без обмана

Пьет за всех, кому пить лень.

/*А. Грин, «Песня Джона Манишки»/

Очень подходил этот густой, гулкий голос и тихий перебор гитары к тому Океану, где мы плыли теперь. И мерцание огоньков на пульте, и ловкие пальцы Рицы, перебирающие разноцветные квадратики, и чернота в верхних экранах, и тишь, глубокая тишь, такая, наверное, только в Космосе и бывает. И вот эта песня.