Читаем без скачивания Гитлер на тысячу лет - Леон Дегрель

Отправиться на Восточный фронт?

Несомненно, скромный бельгийский контингент, который мы сумели собрать вначале, не мог бы заставить обратиться в бегство Сталина! Среди миллионов сражающихся, мы были лишь горсткой

Но наше мужество могло компенсировать нашу малочисленность. Никто не мешал нам сражаться, подобно львам, проявляя исключительное мужество, что доказало бы нашим вчерашним врагам силу их теперешних боевых товарищей, а, тем самым, и то, что народ, к которому они принадлежат, заслуживает уважения и достоин того, чтобы однажды стать признанным народом в Новой Европе.

Наконец, другого решения просто не было.

Конечно могли победить и союзники.

Но, скажем честно, сколько европейцев верили в эту победу осенью 1940 г. и в начале 1941 г.? Пять, десять процентов? Были ли эти пять процентов более проницательны, чем мы? Сложно сказать. Американцы, без участия которых поражение Третьего Райха в 1941 г. казалось немыслимым, продолжали придерживаться политики, выраженной в пословице: «и волки сыты, и овцы целы». В своём большинстве они явно желали остаться в стороне. Это подтверждали многократные опросы общественного мнения в США. Что до Советов, кто в 1941 г. мог представить себе, что их сопротивление окажется столь упорным. Сам Черчилль в близком кругу говорил о том, что поражение России — это дело нескольких недель.

Для европейца 1941 г. победа Гитлера была почти несомненной, почти все были уверены в том, что он действительно станет «господином Европы на тысячу лет», как заявил нам Спаак. Но тогда не в Брюсселе, Париже или Виши, увязших в мутном болоте политики выжидания, не сулящей никаких результатов, надо было искать заслуг, которые позволили бы побежденным в 1940 г. принять участие в строительстве будущей Европы, заняв положение, соответствующее в Истории достоинствам и возможностям их родного отчества.

Необходимо было показать пример. Мне даже не приходило в голову, отправить своих сторонников воевать где-то между Мурманском и Одессой без меня, не разделив с ними страдания и опасности битвы! И хотя я был отцом пяти детей, я отправился с ними как простой солдат, чтобы даже самые недоверчивые из наших товарищей увидели мою готовность разделить с ними все горести и неудачи. Я даже не предупредил немцев о своём решении.

Спустя два дня после того, я публично заявил о своём решении отправиться добровольцем на Восточный фронт, Гитлер прислал телеграмму о моём назначении офицером. Я сразу отказался. Я отправлялся в Россию, чтобы завоевать права, которые позволили бы мне однажды с честью и на равных обсудить условия будущего моей страны, а не для того, чтобы ещё до первого крещения огнём, заработать опереточные погоны.

Впоследствии — за четыре года изнурительных боёв — я стал сначала ефрейтором, потом сержантом, затем офицером, старшим офицером, и каждое новое звание я получал «за отвагу, проявленную в бою», приняв участие в семидесяти пяти сражениях, обмыв свои погоны кровью семи полученных ранений. «Я не увижусь с Гитлером до тех пор — заявил я своим близким перед отправкой на фронт — пока он не наденет мне на шею ленту с Рыцарским Крестом». Именно это и произошло, спустя три года. Многократно раненный, неоднократно награждённый, вырвавшийся из окружения, прорвав линию фронта, где было сосредоточено одиннадцать дивизий, я отныне считал себя вправе говорить с ним откровенно. Я намеревался добиться от Гитлера — это подтверждено документально — такого статуса для моей страны в новой Европе, который обеспечивал бы ей территорию и возможности, превышающие все существовавшие ранее, даже в самые славные годы нашей истории, времён герцогов бургундских и Карла Пятого. Никто не может оспорить существование этих соглашений. Французский посол Франсуа-Понсэн, не питавший ко мне никаких тёплых чувств, опубликовал их в «Фигаро», приведя в подтверждение карту будущей Бельгии.

Гитлер потерпел поражение. Поэтому наш договор, заработанный ценою стольких страданий и крови, для заключения которого потребовалось преодолеть множество помех, потерял силу. Но всё могло сложиться иначе. Эйзенхауэр пишет в своих воспоминаниях, что даже в начале 1945 г. у Гитлера оставались шансы на победу. На войне, до тех пор, пока не сложена последняя винтовка, всё остаётся возможным. Впрочем, мы не возражали и против того, чтобы другие бельгийцы, верившие в силу Лондона, также жертвовали собой ради того, чтобы в случае победы другого «блока», обеспечить обновление и возрождение нашей страны.

Безусловно, им, также вынужденным лавировать среди всевозможных интриг и подводных камней, приходилось ненамного легче нашего. Достаточно вспомнить де Голля, который подвергался тайной слежке со стороны англичан и, главным образом, американцев; ему также приходилось терпеть те же унижения и неприятности, которые нам постоянно доставляли немцы, прежде чем мы сумели добиться гарантий и успеха нашего дела.

Как нам, так и тем, кто оказался в Лондоне, было необходимо сохранять стойкость, не позволить запугать себя, постоянно отстаивать интересы своего народа. Несмотря на определённый риск, было полезно, и даже необходимо, чтобы националисты с обеих сторон попытали своего счастья, чтобы, независимо от того, как кончится война, спасти свою страну.

И, тем более, это не оправдывает поведения тех, кто оказавшись на стороне победителей в 1945 г., бросился перерезать глотки другим.

Самые разные мысли и цели воодушевляли наши умы и сердца, когда, забросив за спину вещевой мешок, мы отправлялись на Восточный фронт. Нашей первой, официальной целью была борьба с коммунизмом. Но эта война могла легко обойтись и без нас. Нашей второй и главной целью была не просто война на стороне немцев, нашей целью было заставить возгордившихся немцев, опьянённых многочисленными победами, перестать третировать нас, жителей оккупированных стран. Некоторые из них не упускали случая, чтобы выразить нам своё презрение, и это продолжающееся лицемерие, естественно, не могло не оскорблять нас. Но после совместных боёв на русском фронте, они уже не смогли бы позволить себе пренебрежительно относится к представителям тех народов, которые отважно сражались вместе с ними; эта битве сплотила всех нас. Именно это и было основной причиной принятого нами решения — переломить судьбу, заставить немцев-победителей нас уважать, приняв участие в строительстве единой Европы, здание которой было сцементировано также нашей кровью.

Мы пережили в России ужасные годы, пройдя через неслыханные физические и моральные испытания. Человеческая история не знала столь жестокой войны, в бескрайних снегах, в бесконечной грязи. Часто голодные, никогда не знавшие отдыха, израненные, раздавленные всевозможными бедами и страданиями, мы закончили катастрофой, поглотившей нашу юность и уничтожившей наши жизни… Но в чём состоит смысл жизни? Новый мир рождается только благодаря жертвоприношению. Да, мы пожертвовали собой, но жертва, даже кажущаяся бессмысленной, никогда не является таковой полностью. Однажды, она обязательно обретёт смысл. Чудовищное мученичество миллионов солдат, долгий, предсмертный хрип молодежи, пожертвовавшей собой на русском фронте, дало Европе духовную компенсацию, незаменимую для её обновления.