Читаем без скачивания Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг. - Николай Пржевальский

Ловля капусты производится на всём нашем побережье Японского моря, начиная от залива Посьета до гавани Св. Ольги. Самые лучшие места для этой ловли есть утёсистые берега заливов, где нет сильного волнения и где глубина не более двух или трёх сажен. В чистой, совершенно прозрачной морской воде на такой глубине видны мельчайшие раковины и, между прочим, названные водоросли, которые прикрепляются к камням, раковинам и т. п.

На одном и том же месте ловля производится через год, для того чтобы водоросли могли вновь вырасти.

Китайцы достают их со дна длинными деревянными вилами, сушат на солнце, связывают в пучки от 1 до 2 пудов, а затем везут во Владивосток, гавани Св. Ольги и Новгородскую, где продают средним числом на наши бумажные деньги по одному рублю за пуд. Покупкой морской капусты занимаются несколько иностранных купцов, живущих во Владивостоке и Новгородской гавани, откуда они отправляют её наnиностранных кораблях в Шанхай, Чу-фу и другие китайские порты. По словам тех же самых купцов, из трёх вышеназванных пунктов в 1868 году было вывезено 180 000 пудов капусты, а в 1869 году - 360 000 пудов [106].

Промысел морской капусты увеличивается с каждым годом, чему причиною служит возможность промышленникам сбывать свою добычу во Владивостоке, гаванях Новгородской и Св. Ольги, следовательно, в пунктах, лежащих возле самого места лова, а не отправлять её, как прежде, трудной вьючной дорогой в ближайшие маньчжурские города Сан-Син и Нингуту. Благодаря удобству сбыта и дешёвой морской перевозке наша капуста стала весьма выгодно конкурировать на китайских рынках, с капустой, привозимой из Японии, и запрос на неё увеличивался с каждым годом, а вследствие этого развивается самый промысел и принимает более правильную, против прежнего, организацию. Теперь уже немного одиночных ловцов, которые промышляют сами от себя. Богатые купцы из городов Хун-Чуна и Нингуты нанимают обыкновенно зимою работников на предстоящую летнюю ловлю, снабжают их всем необходимым и отправляют на лето в море под надзором доверенных лиц. Первые, т. е. хунчунские купцы, отправляют своих рабочих в Новгородскую гавань, где на мысе Чурухада зимуют их лодки, иногда в количестве более тысячи. Сюда в апреле приходят эти работники, садятся от двух до трёх человек в каждую лодку и пускаются в море на выгодный промысел.

Таким образом, одна, большая часть ловцов капусты следует через Новгородскую гавань, другая же - меньшая, избирает новый путь. Для этого из города Хун-Чуна они поднимаются вверх по реке того же названия, переходят через невысокий перевал на реку Ман-гугай и отсюда следуют двумя дорогами: или через пост Раздольный [107], мимо вершин Амурского и Уссурийского заливов на реки Цыму-хэ и Сучан; или же, если Амурский залив еще покрыт льдом, то прямо от устья Мангугая через полуостров Муравьёв-Амурский, также на Сучан и Цыму-хэ. В вершинах этих и некоторых других рек местные китайцы строят лодки, выдалбливая для такой цели стволы огромных ильмов, и этими лодками снабжают ловцов капусты. Наконец, часть тех же промышленников из Хун-Чуна спускается вниз по реке того же имени в реку Тумангу и уже по ней выплывает прямо в море.

Число ловцов капусты, приходящих из Нингугы, менее, нежели иэ Хун-Чуна, и они следуют сухопутной дорогой на вершину реки Суй-фуна, потом мимо нашей деревни Никольской по реке Чагоу и, наконец, перевалом на реку Май-хэ, а по ней к Цыму-хэ и Сучану.

Собравшись таким образом из разных мест в количестве приблизительно от трёх до четырёх тысяч, китайцы с наступлением весны выходят в море на ловлю капусты и продолжают этот промысел до начала осени. Когда дни бывают сильно ветреные, то они укрываются в заливах и отправляются на охоту за оленями ради их молодых рогов, так называемых пантов, которые весьма дорого ценятся в Китае. Осенью, в сентябре, китайцы свозят свою добычу во Владивосток, гавани Се. Ольги и Новгородскую, продают её там, а затем отправляются во-свояси. Часть идёт сухим путём, которым пришла, большее же количество направляется морем в Новгородскую гавань, где они оставляют до следующей весны свои лодки под надзором особых надсмотрщиков.

Однако, не все китайцы уезжают на зиму домой. Некоторые из них, вероятно, промышляющие сами от себя или приходящие из дальних мест, как, например, из Нингуты, остаются в нашем крае, и большей частью на зиму нанимаются в работники у богатых манз. В особенности много таких китайцев на Сучане, где через это зимнее население, по крайней мере, вдвое более летнего.

Рядом с ловом капусты производится и ловля трепангов (Holoturia), но только в размерах, несравненно меньших. В сушеном виде они также сбываются в Хун-Чун и китайские порты.

Другой промысел, ради которого к нам ежегодно приходило значительное число китайцев из Маньчжурии, состоял в собирании и сушении грибов, растущих на дубовых стволах, подверженных гниению. Этот промысел всего больше развит в западной, гористой части ханкайского бассейна.

Для подобной цели китайцы ежегодно рубили здесь многие тысячи дубов, на которых через год, т. е. на следующее лето, когда уже начнётся гниение, являются слизистые наросты в виде бесформенной массы. Тогда манзы их собирают, сушат в нарочно для этой цели устроенных сушильнях, а затем отправляют в Сан-Син и Нингуту, где продают средним числом на наши деньги от 10 до 12 серебряных рублей за пуд.

Грибной промысел настолько выгоден, что им до последнего времени занималось всё китайское население западной части ханкайского бассейна, как местное, так и приходящее; последнее обыкновенно нанималось в работники у богатых хозяев. Каждый владетель фанзы, истребив в течение пяти или шести лет все окрестные дубы, перекочёвывал на другое, еще не тронутое место; опять рубил здесь дубовый лес и в течение нескольких лет занимался своим промыслом, после чего переходил на следующее место.

Таким образом, прекрасные дубовые леса истреблялись методически, и теперь даже грустно видеть целые скаты гор оголёнными и сплошь заваленными гниющими остатками прежних дубов, уничтоженных китайцами.

Местная администрация, сознавая весь вред от подобного безобразного истребления лесов, пыталась несколько раз запретить этот промысел, но все запрещения оставались мёртвой буквой, так как мы не имели ни средств, ни желания фактически поддерживать наши требования. Во многих, даже очень многих местах Уссурийского края китайцы знали русских только понаслышке и, конечно, смеялись над всеми нашими запрещениями, передаваемыми вдобавок через китайских старшин.

Военные действия с хунхузами в 1868 году повернули это дело в другую сторону, и местные манзы, поплатившись за свои симпатии к разбойникам разорением не одного десятка фанз, сознали, наконец, над собою нашу силу, и начали иначе относиться к нашим требованиям.

Теперь уже нет прежнего безобразного истребления лесов ради грибов, да и едва ли это может повториться в будущем, так как с учреждением в Южноуссурийском крае конной казачьей сотни везде будут являться разъезды и наблюдать за китайским населением.

Третий род промысла, привлекавший, и весьма недавно, в наши владения также значительное число китайцев, была промывка золота, россыпи которого находятся преимущественно в пространстве между Уссурийским заливом, реками Цыму-хэ и Сучаном. Этот промысел существовал здесь уже давно, потому что в вышеозначенном пространстве на некоторых береговых речках видны следы прежде существовавших разработок, на которых теперь растут дубы более аршина [70 см] в диаметре.

Для промывки золота китайцы приходили из тех же мест, откуда и для ловли капусты, или по одиночке, чтобы работать, каждый для себя, или также небольшими партиями, снаряжаемыми от различных хозяев. Пути, по которым они следовали, были те же самые, как и для ловцов капусты, только нужно заметить, что большая часть их шла сухопутной дорогой. Работая на приисках, эти китайцы, так же как и ловцы капусты, получали всё продовольствие от богатых манз-землевладельцев - преимущественно с Цыму-хэ и Сучана, - которые от поставки провизии, конечно, имели хорошие барыши.

На зиму, когда промывка золота прекращается, часть китайцев, занимавшихся этим промыслом, отправлялась во-свояси, другая же, оставалась зимовать, преимущественно на Цыму-хэ и Сучане.

Таким образом, на обеих этих реках, в особенности же на первой, к зиме каждого года собиралось значительное количество всевозможных бродяг, готовых за деньги и добычу на всякое дело. Не способные ни к какому честному и постоянному труду, они вели праздную, разгульную жизнь и большую часть своего времени проводили за картёжной игрой, которая вообще весьма сильно распространена между всеми здешними китайцами. В некоторых местах для этой цели устраиваются особые фанзы, в которых играют целые дни и ночи.