Читаем без скачивания Стая (Потомство) - Джек Кетчам

Ее зубы словно клещи обхватили его ключицу, и она резко потянула его на себя.

И в тот же миг расцепила руки, усилив нажим тяжестью собственного тела.

Раздался звук, который издает отламываемый от дерева сук, после чего мужчина рухнул на пол, отчаянно вопя и цепляясь бледными, покрывшимися обильно вытекающей кровью руками за переломленные половинки кости, словно желая соединить их воедино.

Вторая Похищенная подняла взгляд и увидела стоявших рядом с ней Землеедку и Кролика. Все остальные были заняты женщиной.

Все, за исключением Первого Похищенного, который как раз поворачивал за угол комнаты, направляясь в сторону лестницы. Сжимая в одной руке топор, а в другой молоток-гвоздодер, он шел за ребенком.

Землеедка и Кролик в молчаливом ожидании смотрели на нее, причем последний радостно щерился.

Вторая Похищенная услышала, как завопила жена того мужчины.

– Мой, – сказала она и склонилась над его телом.

Лежа на полу, Дэвид увидел над собой ее как бы перевернутую фигуру; потом увидел Эми, свою жену, свою спутницу, плоть которой он знал настолько хорошо, что по праву считал ее почти своей собственнойплотью (хотя его настоящая, собственная плоть в данный момент вопила от дикой боли, горела и лихорадочно вздрагивала от каждого нового удара сердца, и ему приходилось стараться изо всех сил, чтобы только не лишиться сознания и наконец вырваться из всего этого кошмара); ту самую Эми, которую трое грязных, одетых в какие-то лохмотья мальчишек и косматая девчонка в странной, потрескавшейся, бледно-желтой (но это же невозможно!) коже волочили сейчас на кухню. Эми, которая вопила и сражалась, покуда какая-то женщина (их мать? член семьи? О нет!),шла следом за ними, указывая концом охотничьего ножа в сторону кухонной мойки. И дети покорно волочили Эми туда, куда она им указывала.

Он видел все это и в данный миг мысленно пытался прорваться в сознание Эми, добраться до него, чтобы передать ей частицу своей собственной силы и надежды, хотя и у него самого их почти не осталось – все было выпито, иссушено этой ошеломляющей болью. И все же он хотел каким-то образом дотянуться до нее, защитить, вооружить мощью своей неизбывной, бездонной любви. Он мысленно протягивал к ней свои руки, но ее там уже не было; теперь она пребывала в полном одиночестве, отсеченная от него некоей ужасной, черной стеной страха.

И за какое-то мгновение до того, как взор Дэвида ослепила яркая вспышка новой боли, он испытал жуткое одиночество, подобного которому еще никогда не знал на протяжении всей своей жизни.

Эми словно оказалась внутри компьютера, и перед ее глазами проносилась дикая пляска кошмарных образов. Она была внутри этого самого мгновения и одновременно каким-то образом позади него, как если бы видела расколотый экран монитора, лихорадочно скользя взглядом между старым и новым текстами.

При этом все, что бы она ни видела, являлось порождением жуткого безумия.

Вот девушка тянется к Дэвиду, словно желает обнять его; вот в ее взоре появляется что-то новое, очень хитрое, и вот в комнате уже

появляются новые люди. Она видит, как они входят в дверь, видит этих детей, эту женщину в клетчатой рубахе, мужчину с топором в руке, детей с ножами, тесаками и молотками, а у одной, самой маленькой девочки, в руке было зажато и вовсе нечто, похожее на садовый совок. И вот —

все они набросились, насели на нее; два мальчика-близнеца уцепились за ее правую руку, еще один мальчик и девочка – за левую, я теперь волочат ее к кухонной мойке. И какие же сильные они оказались; она изо всех сил сопротивлялась им, однако они продолжали тянуть ее туда, к раковине, удаляя от Дэвида, который лежал, обливаясь кровью, на ковре рядом со своим письменным столом,

а та самая девушка кусала его, вырывая из его тела куски плоти, – Эми видела и слышала, как она переломила его ключицу и та, окровавленная, прорвав кожу, выступила наружу.

Они уволакивали ее от Дэвида, делали все, чтобы он не смог больше видеть ее. Значит, и ей не суждено больше увидеть все то, что они вытворяют с ним. А кроме того —

Мелисса! Где Мелисса? Где Клэр, Люк и Мелисса... и тот мужчина с топором?!

Женщина была покрыта шрамами, страшными шрамами, и к тому же казалась гораздо выше любой другой женщины, которых Эми когда-либо доводилось встречать. Она оказалась первым существом женского пола, которое

надвигалось на нее с ножом в руке, тогда как сама Эми чувствовала, как ей в спину уперся острый край кухонной раковины. Одежда ее была распахнута, и она стояла перед ними, полностью обнаженная, если не считать тонких полосок лифчика и трусиков. Затем в руке женщины появились ремни, кожаные ремни, и она с угрюмым, почти торжественным выражением лица принялась обматывать ими запястья Эми, крепко обвязывать, так, что они глубоко, болезненно впивались ей в кожу. Потом дети отпустили ее, тогда как женщина резко развернула пленницу, отчего край мойки врезался ей уже в живот, и принялась привязывать концы ремней – сначала правый, потом левый – к выступавшим над раковиной кранам с горячей и холодной водой.

Дети же тем временем резко отдернули ноги Эми назад, так что край мойки впился в нее уже где-то под грудями, в результате чего все ее тело теперь опиралось лишь на упирающиеся в край мойки ребра и привязанные к кранам руки. Нот же пола не касались – дети раздвинули их и привязали к ножкам стоявшего позади нее кухонного стола.

Сама же она кричала, вопила, извивалась, дергала ремни и неожиданно почувствовала, как ей в рот засовывают кляп, поверх которого наматывают широкую изоляционную ленту, накрепко стянувшую губы – после этого Эми окончательно лишилась возможности кричать и могла лишь едва дышать.

Затем она неожиданно услышала доносящиеся откуда-то сверху гулкие звуки ударов и, сразу поняв, куда именно удалился тот мужчина с топором, заплакала. Мелисса. Ее младенец. Клэр. Ее подруга Клэр —

вот она обнимает ее, Эми, рыдающую по Дэнни, ее первому настоящему возлюбленному, и обе они сидят в их студенческом общежитии; обнимает мягко, но в то же время крепко, тогда как сама она заливается слезами и чувствует, что сердце ее вот-вот разорвется...

И Дэвид. О Бог мой, Дэвид.

Не плачь, —мысленно сказала она себе. – Ведь так ты просто задохнешься. Умрешь.

Она по-прежнему различала его болезненные стоны, потом услышала донесшийся сверху очередной глухой удар и звук падения чего-то тяжелого.

На девочке была какая-то странная кожа, она заметила это уже некоторое время назад, но

лишь сейчас поняла, какая именно это была кожа. Чья.

Человеческая.

Увидела желтые, потрескавшиеся груди с чуть более темными сосками. Девочка же тем временем улыбнулась ей своими грязными желтыми зубами и поставила в раковину ее новую алюминиевую кастрюлю, которую Эми купила специально для варки омаров. Поставила, а потом еще и подровняла.

Чтобы та оказалась как раз под ее горлом.

Даже накрепко заперев за собой дверь, Клэр прекрасно понимала, что долго эта преграда не простоит. До нее доносились вопли Дэвида, повторяемые Эми слова «нет, нет», а потом и ее рыдания.

Мелисса плакала.

И тем самым указывала им путь прямо к комнате, в которой все они находились.

Люк, с лица которого сошли все краски, стоял в полной неподвижности и молча смотрел на мать. Видимо, вчитывался в ее страх. Что происходит? Что нам делать?

–Подержи Мелиссу, – сказала Клэр и передала младенца ему на руки. Ребенок на какое-то мгновение затих, но затем заплакал снова.

Она старалась заставить себя не обращать внимания на доносившиеся снизу крики.

Старалась не слышать Эми, не думать о ней.

Затем подошла к окну, распахнула его и глянула вниз. Прямо под ними располагался штабель строевого леса фута три в высоту и четыре в ширину. От кромки окна верхние бревна отделяло как минимум десять футов. А то и все двенадцать.

Никакой иной мысли, кроме как о том, чтобы попытаться бежать, ей в голову так и не пришло.

– Мама...

Она поднесла палец к губам.

И прислушалась. На лестнице кто-то стоял. Определенно стоял – выжидая.

– Люк, – прошептала Клэр. – Те люди, что пробрались в дом – они хотят погубить нас и Мелиссу тоже. Нам надо выбраться через это окно. И где-нибудь спрятаться.

Глянув на окно, мальчик вдруг заплакал, хотя и пытался что было сил сдерживать подступавшие к горлу рыдания. Пожалуй, именно его плач оставался сейчас единственно реальным из всего того, что существовало в окружавшем их мире.

– Мама, я...

– Я знаю, что тебе страшно. И ничего постыдного в этом нет. Но нам нельзя падать духом, а кроме того не забывай, что я помогу тебе. Не волнуйся. Положи Мелиссу на кровать и забирайся вот сюда.