Читаем без скачивания История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой - Жозефина Мутценбахер

– Что ещё за бабы?..

– Мне сегодня уже два раза пришлось отпудрить… – произнёс он яростно.

– Кого же?.. – Я сгорала от нетерпения услышать это.

– Два раза, – повторил он. – И если сейчас я посношаюсь с тобой, тогда он у меня ночью не встанет и она за это устроит мне трёпку.

– Да кто же?

– Мать…

– Твоя мать?..

– Да.

– Она колотит тебя, если у тебя не стоит хвост?..

– Да.

– Но почему? Ты же, надо думать, вполне способен отсношать мать?

– Я вынужден… – Он пришёл в ярость. – Эти окаянные бабы, будь они прокляты, – выкрикнул он, – они ведь все одного поля ягоды и такие завистливые…

– Выходит, сегодня ты уже дважды сношал её?..

– О нет, она придёт домой только вечером.

– Тогда кого же ты оприходовал?

– Своих сестёр…

– Своих сестёр?! Обеих что ли?..

– Да, обеих, и если я сейчас посношаюсь с тобой, то вечером он у меня в постели, вероятно, не встанет, а в таком случае мать сразу же раскумекает, что я кое-что проделал с Розой и Ветти, и тогда отлупит меня, – сказал он вконец опечаленный.

И дальше поведал целую историю. Мне даже не потребовалось больше подстёгивать его дополнительными вопросами. У него самого, очевидно, возникла потребность довериться мне. Отца своего он не знал, он едва ли даже мог его помнить, поскольку тот умер, когда Шани был ещё совсем маленьким. Его сестёр я видела часто, мать тоже. Она была маленькой, очень худой, но ещё не старой женщиной. И у неё были такие же красивые чёрные глаза, как у сына. Восемнадцатилетняя Роза, старшая из сестёр, была белокурой стройной девушкой, и хотя лицо у неё было в изобилии усеяно веснушками, зато она имела две упругие, высоко вздымающиеся острые груди. Шестнадцатилетняя Ветти, младшая, была, напротив, низкорослой толстушкой с пышными молодыми грудями и такой внушительной попой, что мужчины на улице волочились за нею. В двенадцатилетнем возрасте она была лишена девственности одним распространителем литературы, торговавшим вразнос душещипательными романами, когда тот однажды застал её дома одну. Однако мужчина ни в коем случае её не насиловал, скорее он понял так, что Ветти его соблазняет. Потому что она как раз в то время вступила в фазу бурного созревания и на всех мужчин смотрела завлекающими глазами.

Она рассказала брату об этом приключении, показала ему, как всё происходило, и с той поры оба часто играли в «распространителя». Однажды, когда их игра была в самом разгаре, их застукала Роза. Она совершенно неслышно предстала перед ними и, когда оба в испуге вскочили, спросила:

– Чем это вы тут занимаетесь?

Она, естественно, не получила ответа. Ветти и Шани боялись, что старшая сестра побьёт их или выдаст матери. Однако ничего подобного не случилось. Роза их не побила и не выдала. Зато ночью, когда брат и обе сестры, спавшие все вместе в одной комнате, уже лежали в кровати, она позвала Шани к себе.

– Что ты вытворял сегодня с Ветти?

– Ничего.

– Так ли уж? Просто от нечего делать задрал ей юбки и вынул сиськи?

– Ох, да мы всего лишь играли…

– Ну, тогда покажи мне, во что вы играли.

Шани стоял в темноте перед кроватью сестры. Ветти спала, в кабинете спала мать, и этот диалог вёлся шёпотом.

– Покажи мне, как же вы играли…

Шани не двигался с места. Тогда Роза откинула одеяло и сказала:

– Иди, ложись ко мне…

Забравшись в постель к сестре, Шани заметил, что она лежала там без рубашки, совершенно голая. Он сразу начал играть её грудями, которые ему уже давно нравились. А Роза ухватилась за его шлейф, она поглаживала его, мяла по всякому и была так возбуждена, что едва могла говорить. Шани тоже охватило сладострастие, хотя одновременно он испытывал страх. Во-первых, с Ветти он сношался всегда только днём и не раздеваясь, во-вторых, как младший брат он постоянно испытывал к Розе большое почтение. Сейчас же он лежал с ней рядом в постели, держал в руках её упругие, шарообразные, жаркие груди, а она играла его хвостом.

– Ты уже много раз занимался этим с Ветти? – тяжело дыша, спросила Роза.

– Да, – признался Шани, – уже много раз…

– Может мне следует матери обо всём рассказать? – пригрозила она, потирая при этом его стоящий шлейф.

– Нет, не говори ничего… – взмолился Шани.

Однако Роза продолжала:

– Ну, а сейчас ты даже лежишь у меня в постели, держишь мои сиськи и всяко играешь по мне колбаской. Вот погоди, если завтра я всё скажу матери…

– О, нет, ты не можешь сказать. Ведь ты меня сама позвала…

– Никуда я тебя не звала, – возразила Роза, – мать мне больше поверит, чем тебе. А я скажу ей, что ты сам явился ко мне в постель и хотел меня отсношать. И ещё скажу, что ты сношался с Ветти…

При этом она прижалась к нему и позволила дальше играть сиськами. Шани хотел, было, убраться подобру-поздорову. Но она крепко удержала его за шлейф.

– Ладно, так уж и быть, оставайся, телёнок, – заявила она, – я ничего не скажу. Не бойся. Просто я хочу, чтобы ты и меня обслужил. Давай, приступай.

Шани заскочил на неё. Она задрала ему рубашку повыше, так что он всей кожей ощутил её пышущее жаром тело. Затем широко раздвинула ноги и подвела к себе его шлейф. В полном восторге ощутил он тёплую припухлость её срамных губ и мягкую подушечку шелковистых волос на них. Он вжимал шлейф в её плюшку. Роза, как могла, помогала, однако она была ещё девственницей, и сладить с этим оказалось не так-то просто. Шани проталкивался изо всех сил, а Роза тихонько постанывала. В конце концов, вытянув руки, она схватила его за попу и буквально вдавила в себя. Шани почувствовал, как её пещера медленно расступилась, и он сейчас же вошёл. Роза тоже была удовлетворена достигнутым результатом и отослала его в свою постель. На следующее утро Шани обнаружил у себя на рубашке пятна крови, и Роза объяснила ему, что она-де лишилась невинности.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы Ветти обнаружила ночные игры брата с сестрой. Она шмыгнула к ним, и отныне они развлекались втроём, Шани же пришлось расплачиваться за всё. Может быть, матери бросился в глаза бледный вид юноши, или она ночью что-то услышала, одним словом, она стала присматриваться внимательней и, войдя однажды в комнату, застала Шани спящим в кровати Розы. Тут же была и Ветти. Она разбудила всю троицу и велела Шани отправляться в собственную постель.

На следующий день рано поутру она сказала:

– Никуда не годиться, что брат спит с сёстрами.

Роза тут же нашлась и солгала:

– Шани стало страшно.

Однако мать заявила:

– Если мальчик боится, то он с сегодняшнего дня будет спать у меня, чтобы впредь не повторялось, что он лежит с сёстрами…

Таким образом, кровать Шани была действительно перенесена в кабинет и установлена рядом с кроватью матери, так что он лежал бок о бок с ней. Теперь по ночам к нему приходила мать, прижималась к нему, чтобы он не боялся. Она брала его руки, клала их к себе на грудь, и Шани играл с ними, пока не засыпал. Эти груди не были такими налитыми и округлыми как у его сестёр, однако ещё достаточно крепкими. Так продолжалось несколько ночей, мало-помалу Шани осмелел и стал ещё теснее льнуть к матери, и та заметила, что у него стоит колбаска. Она ощущала прикосновение к своим чреслам маленького упругого шлейфа и отодвигалась. Однако при этом ещё глубже зарывалась грудями в его ладони, и Шани слышал тогда её учащённое дыхание. В такой игре опять миновало несколько ночей. Шани толкался шлейфом в обнажённое бедро. Она же каждый раз от него отшатывалась и даже время от времени очень тихо говорила: «Нет!», но, тем не менее, продолжала навязывать ему свою грудь, так что возбуждение его час от часу всё более нарастало. По прошествии десяти или двенадцати ночей она таки позволила его хвосту остаться у своего бедра, потом медленно-медленно опустила вниз руку, взяла его и начала легонько поглаживать. В конце концов, она кинулась на Шани, и, заскакав верхом на своём мальчике, воткнула в себя колбаску, наклонилась вперёд и прижала груди к его лицу.