Читаем без скачивания Лаг отсчитывает мили (Рассказы) - Василий Милютин

— Эх ты, аника-воин, — отечески ласково улыбнулся капитан 1 ранга. Он подошел к спящему, удобнее уложил его и долго всматривался в безмятежно улыбающееся во сне скуластое лицо. Не верилось, что еще полчаса назад оно выглядело столь упрямо и сурово.

Старшина

Матросы расположились на краю обрыва. Прохладный ветер ласкает разгоряченные лица. Усталость берет свое, и все молчат. Матрос Смолин хмуро оглядывает окрестность. Огромной чашей раскинулась внизу бухта. Солнце светит, а вода в ней, как обычно, серая, без единой блестки. Стадом обступили ее сопки. Пустынно, тоскливо. Ни строения, ни дымка. Только дорога, вырвавшись из объятий двух сопок, устремляется глубоко в море узким деревянным пирсом. Тут стоят подводные лодки. Издали они маленькие и совсем негрозные.

— Матрос Смолин! А где наша лодка?

Это спрашивает старшина. Виктор приподымается, долго всматривается. И не может ответить. Корабли, когда они собираются вместе, — как матросы в строю: со стороны выглядят одноликими.

— Вы еще не стали моряком, Смолин, — говорит старшина. Отогнув рукав, он взглядывает на часы, приказывает — Кончай перерыв. Становись!

Отряхиваясь на бегу, матросы занимают места в строю. Старшина придирчиво оглядывает их. Одетые в полотняное рабочее платье, они мало чем отличаются друг от друга. Вот разве левофланговый. Он бросается в глаза не только низким ростом и круглым веснушчатым лицом, на котором под реденькими бровями щурятся беспокойные, с хитринкой глаза. Вся внешность его вызывает улыбку. Бескозырка вздернулась на затылок, тельняшка из отворота рубахи выбилась комом. И без того длинноватые брюки сползли и складками спадают на ботинки.

— Матрос Ганюшкин, приведите себя в порядок!

Ганюшкин подтягивает ремень, поправляет бескозырку.

Матросы начинают маршировать по пологому склону.

Место для строевых занятий, прямо скажем, неудобное. И когда кто-нибудь больно задевает ногой о камень, на миг забывается запрет насчет разговоров в строю. Матрос поминает лихом проклятую сопку. Но старшина одергивает:

— Выше голову! У матроса и ноги должны видеть.

Удивительный человек старшина 2-й статьи Поторочин.

Командует громко, зычно. Подумаешь, целый батальон ведет, а в строю всего десять человек. Смолин с любопытством поглядывает на старшину. Служака. Не зря строевые занятия с молодыми поручают только ему. А вообще-то зачем подводникам эта шагистика?

Старшина словно подслушал его мысли. Остановил строй и произнес целую речь:

— Некоторые считают, что строевая подготовка подводнику ни к чему. Глупо рассуждают. Нам эти занятия во как нужны. — Старшина провел рукой по горлу. — Почему? Да потому, что на лодке выправки не получишь: тесно, повернуться негде. А матрос без выправки что дизель заржавленный— срам один. А теперь слушай мою команду: ряды-ы… вздвой! Отставить! Матрос Смолин, команда и вас касается. Потому и строевые занятия, чтобы четкость, быструю реакцию выработать.

Улыбаются тайком матросы. Кому-кому, а им уже известна слабость Поторочина к поучениям. Всё старается пояснить, обосновать, даже самое очевидное. Командует:

«Принять вправо!» — и тут же добавит, чтобы все знали: «Потому что столб…» — «Короче шаг!» — и сразу же пояснение: «Потому что в гору идем».

Смотрит Смолин на коренастую, подтянутую фигуру старшины, слушает его властный голос и невольно думает: «Хлебнешь ты горя, Виктор!»

Придирчивость Поторочина всех изводит. Он и на берегу остановит любого незнакомого матроса и отчитает, почему тот не отдает честь или почему пряжка ремня плохо надраена.

А вчерашний случай? Проводя очередной смотр имущества своих подчиненных, старшина приказал Ганюшкину открыть тумбочку. А тот сначала полез в карман и вытащил перочинный ножик.

— Это зачем?

Ганюшкин виновато заморгал:

— А так не открыть: ручка оторвалась.

— Давно?

— Да вчера еще.

Старшина тут же объявил Ганюшкину наряд вне очереди, а затем провел с ним двадцатиминутную индивидуальную беседу, после которой тот ходил красный, как из бани вышел. Но и этим не ограничился старшина. Поговорил с редактором, и вечером наш Ганюшкин уже красовался в сатирической газете, как изобретатель самого оригинального способа открывать тумбочку. Смеху было на всю казарму. До самого отбоя Сашу осаждали друзья. Один просил показать знаменитый ножик. Другой вытаскивал из кармана и подавал громадный скрюченный гвоздь: ведь надо же человеку чем-то прибить злополучную ручку к дверце.

До сих пор Ганюшкин в расстроенных чувствах. Виктор, даже печатая строевой шаг, слышит за спиной его обиженное сопение.

В назначенный час старшина прекращает занятия и ведет матросов на корабль. Предстоят тренировки на боевых постах. Здесь уж старшина и вовсе неумолим. То и дело слышится:

— Не так!

Подробно разберет ошибки каждого и в заключение скажет:

— Повторим еще раз!

А заставляет и раз, и два, и десять раз, пока не добьется своего. После тренировки — приборка. Стараются матросы изо всех сил. Но старшине все мало. Тут обнаружит потек масла, там мусоринку.

Посмеивались на лодке: у старшины Поторочина одна привязанность — дизель. Заведите с ним разговор на любую тему, все равно в конце концов речь сведется к дизелю. В кубрике на базе у него целая библиотека — и учебники, и какие-то мудреные технические книги, и папки с вырезками из газет и журналов. Если он в романе найдет хоть несколько страниц о дизелях и дизелистах, то постарается и эту книгу приобрести.

Ганюшкин, чтобы задобрить старшину, зачастил к нему за книгами. Выбирал все посерьезнее. Затея кончилась конфузом. Стал старшина расспрашивать о прочитанном, а матрос понес такое, что самому стало не по себе. Покачал головой Поторочин:

— Эх, какой вы еще зеленый, Ганюшкин! Что правый отличительный огонь. Кого вы хотели обмануть?

После ужина моряки не вернулись на лодку. Сегодня — день увольнения. Матросы прихорашивались, как женихи. Поторочин особенно придирчиво осматривал каждого. Даже свежесть носовых платков проверил.

Угрюмый Ганюшкин — ему сегодня во время приборки снова влетело от старшины за небрежно протертые цилиндровые крышки — потянул Виктора за рукав и шепнул:

— Не могу больше. Знаешь, и напьюсь я сегодня!

— Да ты что?

— Эх! — только и ответил матрос, отчаянно махнув рукой.

Уже у ворот городка их нагнал озабоченный старшина.

— Товарищ Ганюшкин! — остановил он матроса. — Скажите, у вас нет свободных денег? Решил спиннинг купить, а денег не хватает. Одолжите. Завтра верну.

Разве откажешь старшине? Полез Ганюшкин в карман, достал деньги.

— Вот, у меня все тут.

— Хорошо. Давайте рассчитаем. В кино собираетесь? С девушкой, наверное. Значит, рубль. Ну еще полтинник на прочие расходы. Хватит? Вот держите. А остальные шесть рублей — за мной. Большое спасибо, что выручили.

Ганюшкину ничего не оставалось, как буркнуть: «Ничего не стоит». А старшина уже отводил в сторону Смолина.

— У меня просьба к вам. Не оставляйте Ганюшкина. Вы знаете, что у него в голове часто шарики из обоймы выпадают. Жалко, если на неприятность налетит.

Угрюмый, неразговорчивый шел Ганюшкин. А Виктор поглядывал на него и думал о Поторочине. И впервые проскользнула мысль: а ведь он, пожалуй, и не такой уж сухарь.

Друзья побродили по парку, посмотрели фильм. Ганюшкин понемногу повеселел. На обратном пути в казарму он предложил:

— Слушай, время еще есть, пойдем к морю.

Было уже поздно, но солнце в этих краях летом долго держится на небе. В его бледном, негреющем свете рябила гладь бухты. У небольшого причала стоял рыбачий вельбот. В разговорах матросы не заметили, как подошли к самому причалу.

— Ганюшкин! Смолин! — неожиданно услышали они знакомый голос. Они увидели старшину. В полосатой, с закатанными выше локтя рукавами тельняшке, он стоял в вельботе, вытирая ветошью запачканные руки. Рядом склонилась над двигателем девушка в ватнике и синем платочке. Выбившийся локон падал ей на лицо, и она то и дело откидывала его локтем, так как ладони были вымазаны маслом.

— Ну, Зина, — теперь старшина обращался уже к ней, — в порядке твоя машина.

Девушка подняла глаза на старшину. Большие, серые, они так и лучились радостью.

— Спасибо, Коля!

«Коля» — как это не подходит для сурового старшины Поторочина. А почему не подходит? Только сейчас Виктор подумал о том, что ведь старшина совсем молод, всего года на полтора старше его.

А Ганюшкин — ох уж этот Ганюшкин! — стоит, ухмыляется:

— Что-то у вас, Зинаида Ивановна, мотор стал часто киснуть.

Старый рыбак, сидевший на носу вельбота, вступился за девушку:

— Это ты зря, сынок. В море теперь у нашей Зинуши мотор как часы работает. Председатель поговаривает, что не мешало бы премировать вашего Николая Иваныча. Ведь он всех наших мотористов подтянул. А еще поговаривает Исидор Трофимыч, — старик подмигнул девушке и пригладил седые прокуренные усы, — не мешало бы такого молодца навсегда заполучить в наш колхоз. Ты уж постарайся, Зинуша.