Читаем без скачивания Подвиги санитарки - Луи Буссенар

Верный своему обещанию генерал отправил Фрикет двадцать третьего февраля в Хиросиму, куда она добралась двадцать седьмого.

Не мешкая, в тот же вечер девушка села на поезд, который довез ее до Кобэ, затем до Киото[76]. После двенадцатичасовой остановки она направилась в Иокогаму, где оказалась двадцать часов спустя. До сих пор она не могла посмотреть расписания пароходов. Ей удалось сделать это только в отеле. Здесь ее ждал приятный сюрприз. Теплоход «Эрнест Симонс» отправлялся восьмого марта, а значит, оставалось ждать всего лишь неделю. Француженка рассчитывала приехать в Джибути[77] шестого апреля и оттуда теплоходом, который идет из Марселя до Реюньона[78], доплыть до Маюнги[79], где он делает остановку. Однако к ее радости примешалась и досада: до прихода корабля требовалось провести в Джибути целых две недели. И она окажется на Мадагаскаре не раньше первого мая! Вместе со злосчастной остановкой в Джибути это составит почти пятьдесят дней пути. Но делать было нечего, и мадемуазель Фрикет, печально вздохнув, смирилась с судьбой и приготовилась ждать.

Наконец, после долгих дней и часов ожидания, пришло восьмое марта. Фрикет поднялась по трапу великолепного корабля и с замиранием сердца увидела на его корме французский флаг. Этот корабль был для нее частицей далекой и любимой родины. Глядя на флаг, она почувствовала, что на глаза навернулись слезы, она кивнула ему головой, и ей захотелось перекреститься, как в церкви.

Выстрел из пушки возвестил отправление.

Часть вторая

ГЛАВА 1

Плавание. — Что будет дальше? — Творить добро бывает нелегко. — Странное и печальное зрелище. — Отсутствие здравого смысла. — Мадама Гаскар и мадама Публика Франсеза. — Барка.

«Ираоведди», пароход кампании морских перевозок, отплывший из Марселя десятого апреля 1894 года, первого мая приближался к Маюнге. Он только что стал на якорь, и командир, прежде чем дать разрешение на выход пассажиров, ждал посещения санитарного контроля, шлюпка которого под желтым флагом стояла наготове у причала.

На корме находились три женщины. Они разговаривали и с каким-то грустным любопытством смотрели на бухту, берег, белые домики, кустарники, покрытые сероватым туманом. Две из них были в одежде скромных служительниц церкви из Сен-Поль-де-Шартр, которые в наших колониях несут страждущим жизнь, надежду и утешение. Третья, одетая в удобный и элегантный дорожный костюм и колониальный шлем, была молода, очень красива и имела чрезвычайно решительный вид.

— Дитя мое, — кротко говорила ей старшая из монахинь, — я повторяю вам еще раз: то, что вы задумали, конечно, весьма похвально, но сопряжено со многими трудностями.

— Сестра, представьте себе, — весело отвечала девушка, — мне приходилось встречаться с тигром, кайманом, китайцами, огнем, водой, тогакутами… и так далее… И конечно, я проделала такой огромный путь от Порт-Артура до Джибути, где мне пришлось просидеть две недели, отнюдь не для того, чтобы ни с чем вернуться во Францию. Я не сомневаюсь, что здесь есть много несчастных, нуждающихся в помощи и утешении, и ваш собственный пример, сестра, не может не вызывать восхищения и желания подражать и следовать ему.

— Я не сомневаюсь в вашей храбрости и добрых намерениях, моя дорогая мадемуазель Фрикет. Но здесь мы с вами не в Корее.

— Добавьте: к счастью, сестра! Мне так приятно смотреть на трехцветный флаг, он вызывает во мне воспоминания о милой родине. Скоро я окажусь на французской земле!

— И вы не думаете о том, как вас там примут?

— Как того заслуживает самая скромная и самоотверженная из девушек Франции.

— Дорогая моя! Мне бы не хотелось охлаждать ваш энтузиазм. Но я почти в три раза старше вас и мне пришлось многое испытать в жизни. Я хорошо отношусь к вам и скажу то, что есть. Во Франции самоотверженность, служение идее должны быть замечены, внесены в каталог, официально признаны и разрешены. Человека спрашивают, кто он, откуда и чего он хочет… Он не может действовать на свой страх и риск, вмешиваться в борьбу враждующих сил, пытаться победить, не страшась пуль и болезней, если всемогущие власти не предоставляют ему такого права. Страна, в которую вы направляетесь, находится на осадном положении и подчинена в настоящее время военному режиму. Получите ли вы здесь место, соответствующее вашим знаниям, способностям и желанию?..

— А я согласна на самую плохую работу!

— Думаете, что вам ее дадут? Как бы то ни было, помните, дитя мое: если вас нигде не примут, у нас вы найдете приют и помощь.

Фрикет, тронутая добротой монахини, ответила:

— Спасибо, сестра, за советы и участие, за обещанную помощь. Когда меня одолеет усталость и я не смогу больше переносить тяготы и бедствия здешней жизни, я отправлюсь к вам за утешением и покровительством, которое вы столь великодушно мне предлагаете. Прощайте, сестра, или, скорее, до свидания!

— До свидания, дитя мое. Благослови вас Господь!

Судовые документы были в порядке, и санитарный контроль дал разрешение на разгрузку. Фрикет торопилась покинуть корабль, а потому она должна была срочно приготовить все свои вещи.

Спустившись в каюту, девушка взяла ручной багаж — чемодан, непромокаемую накидку и сумочку. Ее дорожный кофр[80] должны были выгрузить на берег матросы. К кораблю уже подплыли шлюпки, чтобы забрать провиант, снаряжение и товары.

Фрикет простилась с капитаном, который передал ей письмо для одного городского негоцианта, и храбро отправилась вниз по трапу, так определяя создавшееся положение: «Кажется, будет тесновато и не все поместятся». Затем она вспомнила свою любимую фразу, которая включала в себя так много: «Ладно, что-нибудь придумаю».

Разумеется, она сумела кое-что придумать, и ее взяли в шлюпку, нагруженную ящиками с багажом. Моряки приняли ее за жену какого-то офицера или чиновника и отвели ей лучшее место.

И вот Фрикет вышла на берег и оказалась среди множества ящиков, коробок, тюков. Вокруг нее сновали негры, белые, желтые, носильщики, солдаты, погонщики мулов[81], все говорили, кричали, толкались. На земле лежало огромное количество разных предметов, которые не сочетались между собой и собранные вместе производили очень странное впечатление. Ящики с сухарями валялись вместе с мешками овса, котелки и башмаки, одеяла, соль, консервные банки, мука и лошадиная упряжь, рис, сахар, кофе, подковы, минеральная вода, мотыга — словом, все что угодно и кое-что еще. Все это, сложенное сотнями и тысячами, составляло рассыпающиеся холмы, рядом толпились люди, мулы, зебу[82] и проезжали знаменитые повозки Лефебвра, которые мадемуазель Фрикет видела первый раз. Сухари сыпались из ящиков, овес — из мешков, котелки гнулись, башмаками укрепляли колеса, сахар попадал в сало, соль — в кофе, подковы разбивали бутылки, содержимое их выливалось так, что вокруг получались небольшие озера из минеральной воды. Фрикет вспоминала японцев и образцовый порядок, царивший в их торговле, и сравнение со здешними нравами было явно не слишком лестно для ее национального самолюбия. Ей все же удалось выбраться из этого скопища всякой всячины. Перебравшись через кучу овса и проваливаясь почти по колено, она направилась в город.