Читаем без скачивания Травяной венок. Том 2 - Колин Маккалоу

– Я понимаю, – сказал Скавр, снова садясь.

– Пока была жива моя мать, я думал, что главной моей обязанностью будет оставаться в Риме и помогать ей управляться с детьми. Она была нездорова с тех пор, как умер Друз. Это разбило ей сердце. Но теперь дети прилично устроены, и у меня нет причины оставаться здесь. Поэтому я иду на войну.

– К кому?

– К Луцию Корнелию Сулле.

– Хороший выбор, – кивнул Скавр. – Он человек с будущим.

– Ты так думаешь? А не слишком ли он стар?

– То же можно сказать и о Гае Марии. Но посмотри, Мамерк, кто еще у нас есть кроме них? Рим сейчас беден великими людьми. Если бы не Гай Марий, у нас не было бы ни одной победы – и та, как он справедливо пишет в своем рапорте, была в большой степени Пирровой победой. Он победил. Но Лупус проиграл днем раньше, и поражение было гораздо более тяжким.

– Это так. Я разочаровался в Публии Рутилий Лупусе, я считал, что он способен на великие дела.

– Он слишком высоко полез, Мамерк.

– Я слышал, что эту войну в сенате называют Марсийской.

– Да, похоже, что она войдет в историю под названием Марсийской войны, – озорно глянул Скавр. – Но в конечном счете ее следовало бы назвать Италийской войной! От этого все в Риме впали бы в панику – они могли бы подумать, что мы сражаемся сейчас со всей Италией! Но ведь марсы формально объявили нам войну. Так что будучи названа Марсийской, она выглядит не такой большой, менее важной.

– Кто так думает? – Мамерк посмотрел на него в изумлении.

– Филипп, разумеется.

– О, я рад, что иду на войну, – сказал Мамерк, вставая. – Если бы я остался, кто знает, может быть, я был бы введен в сенат!

– Ты должен был бы достигнуть возраста, необходимого для должности квестора.

– Я уже достиг его, но не буду претендовать. Подожду должности цензора, – заявил Мамерк Эмилий Лепид Ливиан.

Глава 6

Пока Луций Цезарь зализывал раны в Теане Сидицине, Гай Папий Мутил пересек реки Волтурн и Калор. Когда он достиг Нолы, его приветствовали там с истерической радостью. Город только что управился с разгромом двухтысячного гарнизона, оставленного уходившим Луцием Цезарем, и с гордостью показывал Мутилу импровизированную тюрьму, куда были согнаны римские когорты.

Это был небольшой загон внутри городских стен, где овец и свиней держали перед отправкой на бойню, теперь загороженный высокой каменной баррикадой, покрытой сверху битыми черепками и постоянно охраняемой. Чтобы держать римлян в послушании, сообщили ноланцы, их кормят раз в восемь дней и дают воду через каждые три дня.

– Прекрасно! – воскликнул довольный Мутил. – Я обращусь к ним сам.

Для произнесения своей речи он воспользовался деревянным помостом, с которого ноланцы бросали узникам вниз, в грязь, еду и воду.

– Меня зовут Гай Папий Мутил! – крикнул он. – Я самнит. И к концу этого года я буду править всей Италией, включая и Рим! Вы не сможете противостоять нам. Вы слабы, истощены, измучены. Горожане победили вас! Теперь вы здесь, запертые, как те животные, которые содержались тут обычно, но в гораздо большей тесноте, чем они. Вас две тысячи в загоне, где держали двести свиней. Не очень удобно, правда? Вы больны, вы голодны. Вам хочется пить. Но я пришел сюда сказать, что вас ожидает еще худшее. С сегодняшнего дня вас не будут кормить вовсе, а воду будут давать раз в пять дней. Однако у вас есть выбор. Вы можете записаться в легионы Италии. Подумайте об этом.

– Тут нечего думать! – крикнул в ответ Луций Постумий, командир гарнизона. – Мы останемся здесь!

Папий, улыбаясь, сошел с помоста:

– Я даю им шестнадцать дней, – сказал он. – Они сдадутся.

Дела складывались очень хорошо для Италии. Гай Видацилий вторгся в Апулию и находился там на бескровном театре военных действий – Ларин, Теан Апул, Луцерия и Аскул присоединились к италийскому делу, люди оттуда валом валили записываться в италийские легионы. И когда Мутил достиг берега у бухты Кратер, морские порты Стабия, Салерна и Суррента провозгласили себя италийскими так же, как и речной порт Помпеи.

Оказавшись обладателем четырех флотов военных кораблей, Мутил решил перенести кампанию на море, предприняв атаку против Неаполя. Но Рим имел гораздо больший опыт войны на море. Командующий римским флотом Отацилий загнал италийские суда обратно в их порты. Решившие не сдаваться, неаполитанцы мужественно боролись с пожарами, вызванными тем, что Мутил бомбардировал прибрежные склады из корабельных катапульт наполненными нефтью зажигательными снарядами.

В каждом городе, где населению удавалось вступить в союз с Италией, римляне уничтожались. Среди таких городов была и Нола. Храбрая хозяйка, давшая приют Сервию Сульпицию Гальбе, погибла, разделив участь остальных.

Даже будучи осведомленными об этом избиении, умирающий от голода гарнизон Нолы держался, пока Луций Постумий не собрал в тюрьме совет, что было вовсе нетрудным делом; две тысячи людей в загоне для двух сотен свиней были скучены так тесно, что не хватало даже места, чтобы лечь.

– Я считаю, что все легионеры должны сдаться, – сказал Постумий, глядя измученными глазами на их изнуренные лица. – Италики хотят убить нас, мы можем быть в этом уверены. Но я не должен сдаваться им, пока жив. Потому что я легат. И таков мой долг. Однако у вас, легионеров, долг по отношению к Риму другого рода. Вы должны остаться в живых, чтобы сражаться в других, внешних войнах. Поэтому присоединяйтесь к италикам, умоляю вас! Если сможете после этого перебежать к своим, бегите. Но любой ценой останьтесь в живых. Останьтесь в живых ради Рима. – Он помолчал. – Центурионы тоже могут сдаться. Без своих центурионов Рим проиграет. Что касается моих офицеров, то, если кто пожелает капитулировать, я его пойму. Если откажется, то я также пойму.

Луцию Постумию понадобилось много времени, чтобы убедить легионеров исполнить то, что он от них требовал. Все хотели умереть, чтобы только показать италикам, что они настоящие римляне. Но в конце концов Постумий победил, и легионеры сдались. Однако, как он ни пытался, ему не удалось убедить центурионов, а также военных трибунов. Они все погибли – центурионы, военные трибуны и сам Луций Постумий.

Еще до того, как последний человек умер в ноланском свином загоне, Геркуланум перешел на сторону италиков и перебил своих римских граждан. Радостный, уверенный в себе, Мутил начал развивать морскую войну. Молниеносные рейды были предприняты против Неаполя во второй раз, а также против Путеол, Кум и Таррацины; это создало на побережье Лация конфликтную ситуацию и обострило назревшие противоречия между римлянами, латинянами и италиками, живущими в Лацие. Командир флота Отацилий упорно отбивался, и ему удалось предотвратить захват италиками портов за Геркуланумом, хотя многие строения на побережье сгорели и погибло большое число людей.

Когда стало ясно, что вся территория полуострова к югу от Северной Кампании занята италиками, Луций Юлий Цезарь стал держать совет со своим старшим легатом Луцием Корнелием Суллой.

– Мы полностью отрезаны от Брундизия, Тарента и Регия, – мрачно заметил Луций Юлий Цезарь, – в этом нет никакого сомнения.

– Если это так, то нам нужно забыть о них, – ободряюще ответил Сулла. – Нам лучше сконцентрировать внимание на Северной Кампании. Мутил осадил Ацерру, а это означает, что он движется к Капуе. Если Ацерра сдастся, Капуя также падет – ее средства к существованию римские, но сердцем она с италиками.

Луций Цезарь обиженно сел:

– Как ты можешь быть таким, – таким веселым, если нам не удается сдержать Мутила или Видацилия? – спросил он.

– Я весел, потому что мы победим, – решительно сказал Сулла, – Поверь мне, Луций Юлий, мы победим! Ты же знаешь, это не выборы. На выборах досрочное голосование решает их результат. Но на войне победа в конечном счете достается той стороне, которая не сдается. Италики сражаются за свою свободу, как они говорят. Сейчас, при поверхностном взгляде, это может показаться лучшим из всех побуждений. Но это не так. Это смутное представление. Это идея, Луций Юлий, и не более того, в то время как Рим сражается за свою жизнь. И именно поэтому Рим победит. Италики вовсе не борются за свою жизнь в том же смысле. Они знают ту жизнь, которую вели из поколения в поколение. Она не может быть идеалом, не может быть тем, чего они хотят. Но она осязаема. Погоди, Луций Юлий! Когда италийский народ устанет сражаться за мечту, баланс сил сложится не в пользу Италии. Они не представляют собой единого организма! У них нет общей истории и традиций, как у нас. Они не имеют mos maiorum! Рим реален, Италия – нет.

Хотя Луций Цезарь и слушал эти речи, разум его, очевидно, был к ним глух.

– Если нам не удастся удержать италиков, и мы пропустим их в Лаций, мы погибли. И я не думаю, что нам удастся их удержать.

– Мы не пропустим их в Лаций! – настаивал Сулла, ни на йоту не теряя своей уверенности.