Читаем без скачивания Музыкант (трилогия) - Геннадий Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это точно, – хмыкнула сестра.
– Катя, помолчи! – осадила ее мама. – Егор, так что, из-за этого разве тебя вызывают в милицию?
– В милицию меня вызывают, вполне вероятно, потому, что я договорился с ресторанными музыкантами, которые согласились петь мои песни, а некоторый процент отчислять в мою пользу, живыми деньгами. Кое-что с двух дней исполнения моих песен в «Арагви» я уже получил, вот, гляди.
Достал из-под матраса купюры, показал родным. Мама и сестра смотрели на деньги широко открытыми глазами.
– Ух ты, ну Егорка дает! – первой высказалась Катька. – И это всего за два дня?
– Ага. Причем первый гонорар я потратил на костюм. Ты извини, мама, что я тебя обманул, наврал, будто на блошином рынке купил, просто боялся правду сказать… Так вот из-за ресторана, боюсь, милиция начнет вставлять палки в колеса.
– Ну уж за это точно не должны посадить, – заявила мама, впрочем, не столь уверенно.
– Мне тоже хотелось бы в это верить. Кстати, мам, деньги-то возьми.
– Но это же твои!
– Нет, это НАШИ, а если мне на что-то понадобятся деньги – я попрошу у тебя.
А во вторник с утра мы отправились в ОВД по Пресненскому району. Майору Федору Григорьевичу Бутыльникову на вид было около пятидесяти, он оказался коренастым обладателем шикарных буденновских усов пшеничного цвета с желтоватым оттенком над верхней губой. Видно, по причине любви к табаку, он и сейчас вовсю дымил «беломориной».
– А, Мальцев, с матерью пришел? Алевтина Васильевна, если я ничего не путаю? Очень приятно, давайте повестку, присаживайтесь.
Мама отдала ему прямоугольный листочек бумаги и мы уселись напротив него через стол, ожидая, что последует дальше. Между тем майор забычил папиросу в керамической пепельнице, где уже скопился с десяток окурков, откинулся на спинку кресла и сложил на животе руки.
– Алевтина Васильевна, вы в курсе, что ваш сын ходит по ресторанам?
Та-а-ак, значит, не ларек. Уже легче. К чести мамы, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Она поправила лежавшую на коленях сумку и ровным голосом произнесла:
– Да, я знаю, мне Егор все рассказал.
– И вы ничуть не удивлены?
– Послушайте, Федор Григорьевич… Могу я вас так называть?
Майор махнул рукой, мол, не вопрос.
– Так вот, сын объяснил, что у него появилась девочка, а на кино, как он выразился, и мороженое, нужны какие-никакие деньги. Вот он и предложил музыкантам в ресторане исполнять песни собственного сочинения, а те обещали Егора отблагодарить.
– Девочка – это хорошо. Но такие левые, не облагаемые налогом доходы… Вы знаете, Алевтина Васильевна, что это противоречит советской Конституции?
– Товарищ майор, – подал я голос, видя, что мама не знает, что ответить. – Товарищ майор, вот вы сами посудите… Раньше я был обычной шпаной, за что справедливо оказался поставлен на учет в Комиссию ПДН. Но после одного происшествия мое мировоззрение резко изменилось… Я понял, что шел в тьму, а нужно идти к свету. Что я душил в себе талант музыканта, предпочитая проводить время на улице в компании дворовой шпаны. А сейчас, сами смотрите, и музыкой занимаюсь, и футболом, даже в музыкальное училище поступил. Неужели вы считаете, что за это нужно наказывать?!
– Не после ли удара током такие перемены в тебе произошли?
– Значит, вы в курсе?
– Ага, в курсе. А так же в курсе, как ты в компании Бернеса кутил в ресторане.
– Это навет, товарищ майор! Дело было так… Я встретил всенародно любимого артиста Марка Наумовичу Бернеса, он был с друзьями, шли обмывать его гонорар. Увидел меня, пригласил посидеть с ними, но спиртное употребляли только взрослые, я пил сок и минералку. А у Бернеса там музыканты знакомые, он меня им представил, как будущего известного композитора и поэта-песенника, тем более что я две песни Бернесу уже написал, если вы не знаете… Ну и родилась идея кое-что исполнить прямо в ресторане из моего репертуара.
– Причем одна из песен звучала на грузинском языке. Откуда так хорошо знаешь грузинский?
– Почему хорошо? Просто у меня слух и память хорошие. Услышал где-то песню, запомнил, спел… Что в этом криминального?
– И на английском сочиняешь, тогда как в школе проходил немецкий? – вытащил очередной козырь Бутыльников.
– Да что там сочинять?! Взял русско-английский словарь, подобрал нужные слова, вот тебе и песня. Говорить-то на английском я не умею, так, со словарем кое-как смогу, может быть.
На самом деле разговорный я знал относительно неплохо, за границу чай пришлось ездить не единожды, особенно запомнились гатсроли по Америке в составе таких старперов, когда на наши концерты собирались эмигранты – любители песен советского периода. Но сейчас такую информацию майору я, понятное дело, выложить не мог.
– Ты любопытный экземпляр, Мальцев, – задумчиво произнес Бутыльников, закуривая очередную «беломорину». – Вот не захочешь, а поверишь в твою историю. Фантастика просто! А может, твое дело передать в Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР? Пусть разбираются, может, ты малолетний шпион…
– Товарищ майор, – с укоризной сказал я, честно глядя в его глаза. – Ну какой из меня шпион, что вы такое говорите, в самом деле… Вы же сами в это не верите. А я вам говорю чистую правду! Вот шибануло меня током, и словно во мне перевернулось все. Ну а что чекисты нового узнают? Хотите, на Библии поклянусь, что говорю правду?!
– Ладно, ладно, полегче на поворотах, Мальцев… На Библии он поклянется. Тоже мне, нашелся тут… Короче, пожалею я тебя. Но учти, мы за тобой приглядываем. И если что…
– Да все будет нормально, Федор Григорьевич, – назвал я его по имени-отчеству, чтобы еще больше расположить к себе. – Не переживайте, я не подведу вас, честное слово!
А чтобы вы не сомневались в моих способностях, я вот прямо сейчас, сидя в кабинете, сочинил песню о милиции.
– Серьезно?
– Серьезнее некуда. Можно в вашем ОВД найти гитару?
– Егор! – испуганно одернула меня мама.
– Хм, гитару, говоришь? – не обратил внимания на ее жест майор. – Ну-ка пойдем со мной. А вы, Алевтина Васильевна, можете пока посидеть в коридоре на лавке, мне придется запереть кабинет, сами понимаете, порядок.
Да уж, это не Шарапов, которого потом чехвостил Жеглов за якобы пропавшие документы. Правильный мент, подкованный.
Наше короткое путешествие завершилось в одном из кабинетов, где сидели трое в гражданском, как я подозревал, это были оперативники. Один постарше, примерно ровесник майора, двое лет около тридцати. В кабинете был жутко накурено, не спасала даже открытая форточка. При нашем появлении все трое встали, но мой сопровождающий только махнул рукой:
– Сидите, ребята. Вот, привел к вам в гости одного молодого человека, в котором неожиданно открылись способности к сочинительству песен. Зовут его Егор Мальцев. Говорит, что пока сидел у меня в кабинете, придумал песню про милицию. Надеюсь, это ХОРОШАЯ песня, Егор?
– Хорошая, вам понравится, – уверенно заявил я.
– Ну так вот, у вас же тут вроде гитара была… А вон она, на шкафу. Достань, Гриша, ты повыше… Хм, и у меня в рифму что-то начало сочиняться, наверное, это заразно… Дай инструмент парню, пусть он споет нам, что придумал.
Гитара оказалась малость расстроена и к тому же семиструнной. Ладно, не фатально, играли и на таких, тут только есть свои секреты в настройке. Доведя инструмент до кондиции, сел на заботливо подставленный стул и ударил по струнам.
Наша служба и опасна и трудна,И на первый взгляд, как будто не видна.Если кто-то кое-где у нас поройЧестно жить не хочет…
Ну что тут сказать! Четверка слушателей только что мне не аплодировала, когда я скромно отставил гитару в сторону. А Гриша тут же кинулся ко мне с карандашом и листом бумаги:
– Парень, будь добр, запиши аккорды и слова.
Мне не жалко, я сегодня добрый. Записал, после чего меня попросили еще раз исполнить песню. Да, вот она, великая сила искусства! Казалось бы, перепел незамысловатую песенку из сериала о милиции, а столько эмоций… Кстати, надо бы зарегистрировать очередное произведение, а то присвоит какой-нибудь Гриша себе авторство, доказывай потом, что не верблюд.
Из здания ОВД майор Бутыльников провожал нас чуть ли не под локоток. На прощание пожал руку, чем изрядно удивил встретившегося нам на крыльце инспектора из Комиссии по делам несовершеннолетних при районном Совете народных депутатов. Того самого капитана Ивашкина, что приходил к нам домой. Оказалось, инспектор шел как раз к майору. Я просто спиной чувствовал его недоуменный взгляд, направленный в нашу с мамой сторону. Ничего, ребята, привыкайте, то ли еще будет.
Дома Катька первым делом устроили нам настоящий допрос. Отвечала по большей части мама, которая и сама еще не знала – радоваться за меня или огорчаться. Во всяком случае, переживала сильно. Я как мог старался успокоить ее, все ж таки родной человек, в физическом плане во всяком случае. А ведь сейчас моя настоящая мама – мама Алексея Лозового – живет в небольшом Рыбинске, городке в Ярославской области. И мне по идее уже восемь лет. Интересно было бы взглянуть на себя самого маленького. А с другой стороны, немного страшно. Поэтому подобные мысли я старательно гнал от себя подальше.