Читаем без скачивания Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - Иван Кривушин

В ситуации нараставшего военного давления со стороны РПА политики из лагеря Хуту-Пава и экстремистски настроенная часть военного командования во главе с Багосорой и Огюстэном Бизиманой решили, что единственным выходом для них является консолидация всех хуту на основе разжигания ненависти к тутси и превращения организованной резни оппозиционеров хуту и тутси в столице, имевшей характер полицида, во «всенародный геноцид» тутси, тем более что убийства тутси уже распространились на ряд районов Руанды, прежде всего на традиционно лояльные Хабьяримане северозападные префектуры. «Багосора и его сторонники, – пишет Дефорж, – начали переориентировать насилие на особые этнические цели, чтобы, с одной стороны, разорвать связи между хуту и тутси, а с другой – привлечь на свою сторону хуту, не являвшихся приверженцами НРДДР и КЗР, которые опасались, что новые правители захватили власть только в интересах этих партий. Они прежде всего дистанцировались от “серьезных беспорядков”, которые привели к убийству политических лидеров хуту, таких как премьер-министр Агата Увилингийимана, и возложили вину за эти преступления на неуправляемых солдат, действовавших вопреки приказам. Затем 11 и 12 апреля политические деятели и руководители правительства начали более активно создавать коалицию против тутси, которая носила межпартийный и межрегиональный характер»[405]. Позже на суде Багосора признал, что геноцид тутси начался именно 12 апреля[406].

К утру 12 апреля военная ситуация в Кигали резко изменилась в пользу РПФ: два их батальона вторглись в северные предместья столицы; кроме того, отряд РПА захватил холм Реберо на юге города; складывалось впечатление, что столица обречена и что повстанцы могут отрезать дорогу на Гитараму[407]. Распространился слух, источником которых оказалось французское посольство, что Кигали падет в ближайшие 48 часов. Рано утром командование ВСР (Гацинзи и Ндиндилийимана) сообщило Бизимане, что армия не может обеспечить безопасность высших должностных лиц; втроем они отправились к президенту, который принял решение о переезде правительства в Гитараму[408]. Между 8:30 и 9:00 утра колонна министров и лидеров проправительственных партий покинула Отель дипломатов и к 12:00 достигла Гитарамы[409]. Они разместились в селении Мурамби к северо-западу от города. Семьи министров были тем же утром собраны во французском посольстве, а потом эвакуированы в Бужумбуру, откуда они перебрались в заирский город Букаву[410].

Правительство не предупредило об эвакуации даже руководителей интерахамве, которые в соответствии с полученными ими инструкциями пытались продолжать «миссию умиротворения», по словам одного из них, «в условиях неописуемой нервозности населения». «Каково же было наше разочарование, – рассказывает он, – когда около двух часов <пополудни>, вернувшись для отчета, мы узнали, что правительство смылось – извините за выражение. Мы нашли только Нзирореру, который сказал нам, когда мы отчитались перед ним: “Ничего не поделаешь, увы, я сам должен уехать”»[411]. Политика «умиротворения», таким образом, умерла естественной смертью, а оружие ВСР по настоянию руководства НРДДР было передано интерахамве[412]. Одновременно начался исход столичного населения: «Из-за возраставшего давления РПФ жители Кигали бежали из города. Можно было даже увидеть, как некоторые военные грузовики перевозили семьи военных»[413]. «Война окончена?» – задался вопросом Бо-Бо в первых строках своего отчета в Нью-Йорк утром 13 апреля. «ПРФ проник в Кигали со всех сторон, – продолжал он, – и совершил в шесть утра 13 апреля прорыв в направлении городского центра. Правительственные и военные функционеры покинули страну – некоторые по воздуху, некоторые сухопутным путем»[414].

И именно тогда – в условиях общей паники – режим приступил, по выражению Дефорж, «к мобилизации всенародной поддержки геноцида»[415]. В интервью Радио «Руанда» лидер РДД-Пава Карамира призвал сторонников своей партии и всех руандийцев «не убивать друг друга» и поддержать усилия ВСР в борьбе против РПФ; он также опроверг «слухи», что ВСР преследует «тутси и людей с юга»[416] (курсив мой. – И. К.). Выступая в тот же день на СТМК, он подчеркнул необходимость политического единства членов правительства и заявил о его полной поддержке[417]. А журналист СТМК Кантано Хабимана так выразил новое «боевое» политическое настроение: «Они [повстанцы] все будут уничтожены, и не выживет никто, кто бы рассказал эту ужасную историю. Путь они приходят, руандийцы ждут их с мачете и другим оружием, которое они получили в достаточном количестве. По всей стране юноши и девушки записываются и надевают униформу, воспламененные желанием идти и сражаться с инкотаньи до конца, чтобы полностью разгромить их»[418]. На улицах Кигали в тот день люди пели «песню убийц»: «У нас один враг, мы знаем его, это – тутси»[419].

В ситуации истерии, вызванной страхом перед РПФ, нагнетавшимся властями и СМИ, и пропаганды «единства всех руандийцев», т. е. хуту, умеренные круги были обречены на политическое поражение. Поскольку умеренная гражданская оппозиция была разгромлена уже в первые дни после крушения президентского самолета, оставалась только умеренная фракция в руководстве ВСР во главе с Гацинзи и Русатирой. Русатира, обладавший наибольшим авторитетом в армии и обеспокоенный расширением масштабов резни, решил перехватить инициативу у Временного правительства и группы Багосоры. «Вечером <12 апреля>, – вспоминает он, – я имел телефонный разговор с майором <Огюстэном> Чьизой, который позже прибыл ко мне домой. Из нашего разговора выяснилось, что было бы наилучшим выходом попытаться вступить в переговоры с РПФ, чтобы прекратить резню и военные действия. Я отправился в армейскую штаб-квартиру, где нашел Марселя Гацинзи, главу штаба армии. Я хотел попросить его начать переговоры с РПФ, чтобы остановить убийства гражданских лиц. Он согласился с этой инициативой. Мы пришли в операционный зал армейской штаб-квартиры, и находившаяся там группа офицеров поддержала это предложение. Там было десять старших офицеров[420]. Именно эти десять старших офицеров подписали <тогда же> составленное ими коммюнике <командования ВСР>, которое призывало к прекращению убийств невиновных гражданских лиц и военных действий и к перемирию с 13:00 следующего дня. Впервые мы выразили сожаление об убийстве десяти бельгийских “голубых беретов”»[421]. Более того, авторы этого документа назвали убийство бельгийцев «подлым»[422]. Они также предложили провести срочную встречу между командованием ВСР и РПФ с целью обсудить способы умиротворения страны и быстрейшего установления «переходных институтов на широкой основе»[423].

«Это коммюнике, – продолжает Русатира, – было обнародовано без ведома Временного правительства, которое немедленно отреагировало, заявив, что само будет вести переговоры с РПФ вместо нас. Временное правительство неофициально осудило коммюнике от 12 апреля[424], хотя и захотело извлечь из него выгоду. После того как коммюнике было передано по радио[425], военный из президентской гвардии, не имевший офицерского звания, уроженец Рухенгери и один из моих близких друзей сержант Рвамакуба позвонил мне по телефону и сказал следующее: “Будьте осторожны, потому что мы придем за вами вечером”. Я немедленно связался с моим соседом, поверенным в делах посольства Китая, который был <мне> добрым другом. Я спросил его, могу ли я найти на время убежище в его резиденции. Он согласился, и я прятался в его доме три дня[426]. Когда солдаты пришли в мой дом – без сомнения, солдаты президентской гвардии, – посол сказал мне об этом, потому что из его резиденции можно было видеть, что происходило в моем доме. В те немногие дни моего исчезновения полковник Багосора сообщил Временному правительству, что я покинул страну. Я узнал об этом от политиков в Гитараме, которые удивились, увидев меня[427]. Они сказали мне, что Багосора уверил их, что я покинул страну. Это убедило меня, что Багосора знал об операции президентской гвардии против меня»[428].

В конечном итоге Временное правительство не рискнуло подвергнуть членов умеренной фракции в командовании ВСР репрессиям. 16 апреля оно обсудило вопрос, что делать с «группой Русатиры»[429]. Министры решили отстранить ее членов от руководящих постов, однако сделать это так, чтобы не создавать впечатления какого-либо раскола в армии. В первую очередь они сместили Гацинзи на том основании, что он не пользуется доверием командиров фронтовых соединений и «проявляет колебания», и заменили его ставленником Багосоры Огюстэном Бизимунгу, которого они предпочли Грасьену Кабилиги, предложенному Мугензи, единственному из начальников отделов ГША, не подписавшему «Коммюнике командования ВСР»[430]. Однако выступивший в тот же день по Радио «Руанда» министр информации Нийитегека выразил от имени правительства особую благодарность Гацинзи за его деятельность на посту начальника ГША. «Он столь хорошо выполнял свои обязанности, – сказал он, – что сумел отбросить врага»[431]. Министры также оставили за Русатирой должность начальника Высшего военного училища. Кроме того, Гацинзи и Русатире, как и Кабилиги, присвоили звание бригадного генерала, правда, Бизимунгу получил более высокий чин генерал-майора[432]. Тем не менее с этого момента умеренная группа в высшем командовании полностью утратила возможность влиять на принятие политических и военно-стратегических решений. Последним неэкстремистом в военном руководстве Руанды остался только осторожный Ндиндилийимана, на которого, однако, во второй половине мая экстремисты предприняли атаку. Они представили президенту список из двенадцати офицеров – «сообщников» РПФ, в который включили и главу жандармерии[433]. 1 июня правительство решило снять Ндиндилийиману и отправить его послом в ФРГ[434], после чего все рычаги власти окончательно оказались в руках экстремистов.