Читаем без скачивания До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать - Тимур Литовченко

- Тебе тоже не понравилось? - спросил он.

- Не люблю пьяных. От них так и жди глупостей. Вот когда ты только вышел, тоже был не лучше их, между прочим. Опьянел от земли. Потом, правда, угомонился. Ну, Чубику я не удивляюсь, ему стоит только подумать о поминальном угощении... - девушка поморщилась, и Юре неизвестно почему пришло в голову, что те самые немецкие солдаты, которые оборвали жизнь Сони, наверняка были пьяны, и может именно поэтому она почти все время молчала на посиделках; однако он благоразумно промолчал.

- Но Миша! И эти его намеки...

Юноша резко обернулся, в отчаянии схватил Соню за плечи и заглядывая ей в глаза быстро-быстро зашептал, захлебываясь словами:

- Так это неправда? Скажи: неправда! Ему все это мерещится, да? Он выдумал? Конечно же выдумал! Это не может быть правдой, не может все повториться через двадцать лет, чтоб еще кто-то так же вот мучался в этой клятой темноте...

Девушка отвернулась и заговорила невпопад:

- Знаешь, что со мной приключилось в прошлый Духов день? Я тоже летала по кладбищу, только совсем одна, и вдруг наткнулась на воровку. Старая такая бабка, грязная, будто кто ее пожевал, выплюнул и вывалял в преогромнейшей луже. Она собирала еду и цветы с могил, чтобы потом продать, а как меня увидела...

Соня натянуто улыбнулась. Юра встряхнул ее и повторил:

- Нет, скажи мне: Миша соврал? Не увиливай.

Девушка медленно повернула к нему лицо и медленно, мучительно медленно выдавила:

- Не похоже... Просто говорить такое... тебе... ему не стоило...

В ветвях клена отрывисто просвистела пробудившаяся ото сна пичужка. Рассветное небо помрачнело, искривилось, заколебалось, завертелось.

Опустившись на колени и закусив губу Юра ныл. Соня стояла над ним с потерянным видом, ласкала его как маленького, изредка наклоняясь целовала в темя и непрерывно твердила:

- Не думай об этом. Ты ничего не сможешь сделать, ничего не сможешь...

Громкий петушиный крик зазвучал откуда-то изнутри.

Не было петухов на кладбище и быть не могло. Вот разве у куреневских частников... Но радостное звонкое кукареканье повторилось, и теперь было яснее ясного: рождается оно не во внешнем мире, а именно в груди, где-то под ложечкой. Рождается, когда бьет назначенный час.

Свет ясного утра окончательно померк. Над головой сомкнулся черный потолок, утыканный мочалковидными корешками трав.

- А я не хочу сидеть сложа руки! Все равно не хочу...

- Ты не сможешь...

- Что я должен смочь? Что сделать?

Что?..

За дверью грохнуло, Аня пронзительно завизжала. Запахло паленым. Тяжело затопали взрослые, загалдели.

Сжимая в руках выпускную фотографию, Света вышла в коридор. Оказалось, мальчишки во главе с Ростиком устроили не совсем удачный запуск самодельной космической ракеты, за что были несильно (ради праздничной встречи родителей) отшлепаны и водворены в детскую “под домашний арест”. Ничего страшного.

Тетя Рита и дядя Игорь в четыре руки вымакивали тряпками воду, оставшуюся на полу после скоростного тушения микропожара. Девочка терпеливо дождалась, пока они освободятся, не зная с чего начать, без обиняков спросила мужа тети Риты:

- А кто это такой? - ткнула пальцем в нижний ряд группового фото и виновато пояснила: - Я там “Пионер” смотрела, достала случайно.

Дядя Игорь окинул Свету с фотографией торопливым взглядом, сказал: “Айн момент!” - вымыл в ванной руки, вернулся, посмотрел на портрет Юрия Петриченко уже гораздо более осмысленно и ответил почти не скрывая неприязни:

- Это Юрка. Только я с ним не дружил особо, да и никто из наших, кажется, не дружил. Хлюпик он был, этот Юрик-жмурик. Что называется, соплей перешибить можно, извини за грубость.

- А что с ним стало? - спросила девочка. Из кухни тетя Рита крикнула, чтобы дядя Игорь шел помогать ей. Он прокричал в ответ: “Сейчас бегу!” - но вместо этого опустился на корточки перед Светой, внимательно посмотрел ей в глаза и спросил:

- Почему ты решила, что с ним что-нибудь стало?

Света молчала, не зная, что ответить. Дядя Игорь покусал немного нижнюю губу и задумчиво сказал:

- Но ты права, как ни странно. С ним действительно стало. Он погиб.

Девочка широко раскрыла разом забегавшие глазки и прошептала:

- Где? Когда?

- А ты что, знала его? - с сомнением спросил дядя Игорь. Света упрямо молчала. Из кухни донесся отчаянный крик тети Риты: “У меня чайник крутого кипятка, я не могу так стоять!” Дядя Игорь взял ладони девочки левой рукой, правой погладил их и морщась тихо проговорил:

- В общем вот что. Положи на место фотографию. Сегодня не у нашего класса вечер встреч, и нечего приплетать сюда моих ребят. Сейчас будет чай с тортом...

Света посмотрела на него жалобно. Тетя Рита на кухне была близка к тому, чтобы начать ругаться.

- Иди в детскую... Ах да, там же Ростик с ребятами! Они наказаны и должны быть одни, - дядя Игорь всплеснул руками, неожиданно признался: - В общем, погиб Юрка. При Куреневской трагедии... А мне некогда, не приставай! Сейчас торт будет, - и умчался на кухню.

Торт действительно был, и не один. И в снежки они потом все вместе играли, родители и дети. Дядя Игорь к Свете не подходил, более того, почему-то избегал ее. Девочка наслаждалась чаепитием (кофе детям все же не дали, зато большие куски “Киевского” и “Космического” с лихвой компенсировали этот досадный недостаток), хохотала, швыряя в лицо дяде Яше и дяде Севе (и с особым удовольствием - противному толстому дяде Славе) пригоршни пушистого снега... и однако некий червячок точил ее подсознание весь остаток дня. Поэтому сидя рядом с папой в полупустом троллейбусе она после долгих раздумий все же отважилась спросить:

- Папка! А, па-ап... А что это за Куреневская трагедия?

Отец посмотрел на нее таким же точно мутным взглядом, как торопившийся на кухню дядя Игорь, пьяно ухмыльнулся и сказал:

- До чего ж ты настырная, Светка! Вся в меня. И охота тебе про всякую гадость расспрашивать?! Пятнадцать лет, понимаешь ты, пятнадцать лет сегодня, а ты мне все настроение портишь! Едем, и хорошо. Дома вот “Кабачок” покажут, пани Монику, пана Спортсмена, пана Директора. Может, пан Зюзя про зайцев что-нибудь отмочит. А, Светик? Помнишь, как в прошлый раз: “И тогда заяц подскочил к волку и произвел укушение в нижнюю часть спины”.

Отец слишком громко захохотал, немногочисленные пассажиры начали оборачиваться и неприязненно смотреть на подвыпившего мужчину, то есть на папу. Девочка поняла, что толку сейчас от него никакого, по-взрослому вздохнула и спросила: