Читаем без скачивания Недобрый час - Габриэль Маркес

Падре Анхель поднялся из-за стола, когда на башне как раз начало бить восемь. Он погасил в патио свет, запер дверь на засов и осенил требник крестным знамением:

- Во имя отца и сына и святого духа.

Вдалеке, в чьем-то патио, прокричала выпь.

Подремывая в прохладе галереи, где она лежала возле птичьих клеток, которые все были покрыты темными тряпками, вдова Асис услыхала второй удар и, не открывая глаз, спросила:

- Роберто дома?

Прикорнувшая у двери служанка ответила, что он лег еще в семь.

Незадолго до этого Нора Хакоб убавила звук приемника и наслаждалась теперь нежной музыкой, доносившейся, казалось, из какого-то чистого и уютного места. Чей-то голос, очень далекий и будто ненастоящий, выкрикнул какое-то имя, и тогда залаяли собаки.

Зубной врач так и не дослушал последних известий, вспомнив, что Анхела в патио разгадывает под лампочкой кроссворд, он, даже не выглянув в окно, крикнул:

- Запри дверь и иди в комнату!

Его жена вздрогнула и проснулась.

Роберто Асис, который и вправду лег в семь, поднялся посмотреть через приоткрытое окно на площадь, но увидал лишь темные миндальные деревья и погасшую через мгновение электрическую лампочку на балконе вдовы Монтьель. Его жена включила ночник и шепотом велела мужу ложиться. Отзвучал пятый удар, но еще слышался некоторое время лай какой-то одинокой собаки. В душной каморке, заставленной пустыми жестянками и пыльными пузырьками, храпел дон Лало Москоте. Очки у него были сдвинуты на лоб, а на животе лежала раскрытая газета. Его жена с парализованными ногами, дрожавшая при одном воспоминании о других таких же ночах, отгоняла тряпкой москитов, считая про себя удары часов. Еще некоторое время издалека доносились крики, лай собак и шум какой-то беготни, а потом все затихло.

- Не забудь положить кордиамин, - сказал доктор Хиральдо жене, укладывавшей в его чемоданчик, перед тем как лечь спать, самые необходимые медикаменты. В эту минуту они думали о вдове Монтьель, которая теперь спала от люминала как мертвая.

Только дон Сабас после долгого разговора с сеньором Кармайклом забыл о времени. Он еще отвешивал у себя в конторе завтрак на следующий день, когда прозвучал седьмой удар и из спальни вышла, растрепанная, его жена.

Казалось, что вода в реке стоит неподвижно.

- В такую ночь... - пробормотал кто-то в темноте в то самое мгновение, когда прозвучал восьмой удар, гулкий, невозвратимый, и что-то начавшее мигать за пятнадцать секунд до этого погасло совсем.

Доктор Хиральдо закрыл книгу и подождал, пока совсем отзвучит сигнал трубы, возвещавший начало комендантского часа. Жена поставила чемоданчик на ночной столик, легла лицом к стене и погасила свою лампу. Врач раскрыл книгу снова, но читать не стал. Дыхание обоих было спокойно, будто они остались одни в городке, так сжатом мертвой тишиной, что он, казалось, целиком вместился теперь в их спальню.

- О чем ты думаешь?

- Ни о чем, - ответил врач.

Только в одиннадцать смог он сосредоточиться и снова вернуться к той странице, на которой остановился, когда начало бить восемь. Он загнул угол листа и положил книгу на ночной столик. Жена спала. Прежде бывало, что они не спали до рассвета, пытаясь определить, где и почему стреляют. Несколько раз им довелось услышать топот сапог и звяканье оружия у самого своего дома, и оба, сидя на постели, ждали: вот-вот на дверь обрушится град свинца. Много ночей, уже научившись различать бесконечное количество оттенков страха, они провели без сна, положив голову на подушку, набитую листовками. Однажды на рассвете они услышали перед дверью приемной тихие приготовления вроде тех, какие обычно предшествуют серенаде, а потом усталый голос алькальда: "Сюда не надо, этот ни во что не лезет".

Доктор Хиральдо погасил лампу и попытался заснуть.

Дождь начался после полуночи. Парикмахер и другой резервист, поставленные на углу набережной, покинули свой пост и укрылись под навесом лавки сеньора Бенхамина. Закурив сигарету, парикмахер оглядел при свете спички свою винтовку. Она была совсем новенькая.

- "Made in USA", - прочитал он.

Второй резервист потратил несколько спичек, пытаясь найти марку своего карабина, но это ему так и не удалось. С навеса упала на приклад карабина и разлетелась брызгами большая капля.

- Что за идиотизм, - пробурчал он, стирая ее рукавом плаща. - Торчим здесь с винтовками, мокнем под дождем.

В спящем городке не слышно было ничего, кроме ударов капель по крышам.

- Нас девять, - сказал парикмахер. - Их семеро, считая алькальда, но трое сидят в участке.

- Я как раз об этом думал.

Их вырвал из темноты фонарик алькальда; стало видно, как они, присев на корточки у стены, пытаются уберечь оружие от капель дождя, дробинками рассыпающихся по их ботинкам. Они узнали его, когда он погасил фонарик и стал около них под навес. На нем был армейский плащ, а на груди у него висел автомат. С ним был полицейский. Поглядев на часы, которые носил на правой руке, алькальд приказал ему:

- Иди в участок и узнай, что там слышно насчет еды.

С такой же легкостью он отдал бы приказ стрелять.

Полицейский исчез за стеной дождя. Алькальд присел рядом с ними.

- Какие новости? - спросил он.

- Никаких, - ответил парикмахер.

Другой, прежде чем закурить, предложил сигарету алькальду. Тот отказался.

- И надолго вы нас запрягли, лейтенант?

- Не знаю, - сказал алькальд. - Сегодня до конца комендантского часа, а утром будет видно.

- До пяти! - воскликнул парикмахер.

- Это надо же! - простонал другой. - Я на ногах с четырех утра.

Сквозь бормотанье дождя до них донесся злобный лай - где-то опять подрались собаки. Алькальд ждал, пока шум уляжется, и наконец собаки умолкли; только одна продолжала лаять по-прежнему. Алькальд с мрачным видом повернулся к резервисту.

- О чем вы говорите? Я половину жизни так провожу, - сказал он. Сейчас прямо падаю от усталости.

- И хоть бы было ради чего, - заговорил парикмахер. - А то ведь ни в какие ворота не лезет. Несерьезная какая-то, бабья вся эта история.

- Мне тоже все больше и больше так кажется, - вздохнул алькальд.

Полицейский вернулся и сообщил, что еду не несут из-за дождя. Он добавил, что алькальда ждет в участке женщина, задержанная без пропуска.

Это была Кассандра. В комнатушке, которую освещала скудным светом балконная лампочка, она спала в шезлонге, закутавшись в прорезиненный плащ. Алькальд зажал ей пальцами нос; она застонала, рванулась и открыла глаза.

- Мне приснился сон, - сказала она.

Алькальд включил в комнате свет. Заслонив глаза руками, женщина как-то жалостно изогнулась, и, когда он взглянул на ее серебристые ногти и выбритую подмышку, у него сжалось сердце.

- Ну и нахал же ты, - сказала она. - Я здесь с одиннадцати.

- Я думал, ты придешь ко мне домой.

- У меня не было пропуска.

Ее волосы, за два дня до этого отливавшие медью, теперь были серебристо-серые.

- Я не сообразил, - улыбнулся алькальд и, повесив плащ, сел в кресло рядом. - Надеюсь, они не подумали, что это ты расклеиваешь бумажки.

К ней уже возвращалась непринужденность.

- К сожалению, - отозвалась она, - Обожаю сильные ощущения.

Внезапно ей показалось, что в этой комнате алькальд никогда не бывал и попал сюда совсем случайно. С какой-то беззащитностью похрустывая суставами пальцев, он выдавил из себя:

- Ты должна оказать мне одну услугу.

Она посмотрела на него вопросительно.

- Пусть это будет между нами, - продолжал алькальд. - Я хочу, чтобы ты погадала мне на картах. Ты можешь узнать, кто всем этим занимается?

Она отвернулась и, немного помолчав, сказала:

- Понимаю.

Алькальд добавил:

- Я делаю это прежде всего ради вас, циркачей.

Она кивнула.

- Я уже гадала, - сказала она.

Алькальд не мог скрыть нетерпения.

- Получилось очень странно, - с рассчитанным мелодраматизмом продолжала она. - Карты были такие понятные, что мне стало страшно, когда я увидела их на столе.

Даже дышала она теперь театрально.

- Так кто же это?

- Весь городок - и никто.

VIII

На воскресную мессу приехали сыновья вдовы Асис. Кроме Роберта Асиса, их было семеро, и все, кроме него, словно были отлиты в одной форме: большие и неуклюжие, привычные к тяжелой работе, слепо преданные и послушные своей матери. Роберто Асис, младший и единственный женившийся, был похож на братьев только утолщенной переносицей. Хрупкий здоровьем, с хорошими манерами, он заменил вдове Асис дочь, которая у нее так и не родилась.

На кухне, где семь Асисов разгружали вьючных животных, вдова расхаживала между кур со связанными лапами, овощей, сыров, темных хлебов и ломтей солонины, отдавая распоряжения служанкам. Когда снова воцарился порядок, она велела выбрать лучшее от всего для падре Анхеля.

Священник был поглощен бритьем. Время от времени он высовывал руки в патио, под дождь, и смачивал подбородок. Он уже заканчивал, когда две босоногие девочки, без стука распахнув дверь, вывалили перед ним несколько спелых ананасов, гроздья бананов, хлебы, сыр и поставили корзину овощей и свежих яиц. Падре подмигнул им: