Читаем без скачивания Повелитель бурь - Андрей Воронин

Забыв о своем странном, трудно объяснимом с точки зрения медицины похмелье, Ляшенко кое-как выдрался из пуховых объятий импортного спальника и на четвереньках подбежал к чемодану. Папка с бумагами лежала на прежнем месте — под стопкой нижнего белья и свежих рубашек; заначка, состоявшая из ста двенадцати долларов и нескольких сотен российских рублей, тоже никуда не исчезла, так что беспокойные мысли об ограблении, похищении и т. п. можно было смело отбросить. На всякий случай Артур Вениаминович заглянул в оба ящика. Серые жестяные коробки приборов с виду были в полном порядке, похоже к ним никто не прикасался с тех пор, как Ляшенко собственноручно упаковал их после пробной демонстрации, так впечатлившей милейшего Максима Юрьевича.

Он наспех оглядел себя и обнаружил, что одет в свой единственный приличный костюм, выглядевший так, будто его в течение нескольких дней не снимали даже на ночь. При этом подбородок Артура Вениаминовича оказался гладко выбритым. Ляшенко провел ладонью по щекам и зачем-то поднес ее к носу. Ладонь пахла одеколоном — не самым дорогим, конечно, но и не какой-нибудь «Гвоздикой». Это было загадочно.

Он кое-как присел на корточки, встал, разогнулся и ткнулся головой в матерчатую крышу палатки. Снова согнувшись, Артур Вениаминович на непослушных ногах добрался до выхода, отдернул полог и зажмурился, ослепленный ярким солнечным светом.

Впрочем, жмурился он не только от света. Представшая перед ним картина показалась Артуру Вениаминовичу настолько фантастической, что он не поверил собственным глазам, решив, что все-таки спит и видит необыкновенно яркий, изобилующий правдивыми деталями сон.

Палатка стояла на небольшом, поросшем травой скалистом выступе. Вокруг, доставая, казалось, до самого неба, громоздились огромные массы дикого камня, далеко внизу по крутым склонам рваным зеленым покрывалом курчавился лес, похожий отсюда на макет из крашеной стружки, а над всем этим раскинулось неправдоподобно синее небо с белыми мазками полупрозрачных перистых облаков.

Артур Вениаминович снова закрыл глаза и про себя сосчитал до десяти, страстно мечтая только об одном: поскорее проснуться в гостиничном номере — пускай с больной головой, но в более или менее здравом рассудке. Того, что он видел перед собой, просто не могло быть. В свободное от основных занятий время инженер-исследователь Ляшенко любил поваляться на диване со сборником научно-фантастических рассказов. Ситуация, в которой он очутился, была словно взята оттуда: мгновенный перенос в пространстве, а может быть, чем черт не шутит, даже и во времени. Ничем иным невозможно было объяснить его странную амнезию: кажется, всего минуту назад он, потирая руки, усаживался за накрытый стол в приятной компании улыбчивого Максима Юрьевича, а в следующее мгновение открыл глаза в незнакомом месте, притом таком, где ему совершенно нечего было делать.

Пока изобретатель генератора туч стоял перед палаткой с закрытыми глазами, подул ветерок, и откуда-то потянуло дымком. Ага, мысленно сказал себе Артур Вениаминович, вот это уже на что-то похоже. Кажется, я начинаю просыпаться. Вот и паленым запахло — из форточки, надо полагать. Сейчас мы осторожно откроем глаза и увидим обшарпанные желто-зеленые обои, гостиничную тумбочку с перекошенной дверцей и фотографию храма Христа Спасителя в рамочке под засиженным мухами стеклом…

Он осторожно открыл глаза, но не увидел ничего из того, что так мечтал увидеть. Перед ним по-прежнему расстилался дикий горный пейзаж, откуда-то по-прежнему тянуло дымком — не удушливой вонью медленно тлеющего под спудом торфа, а уютным дымком мирного туристского костра.

Уже ничего не желая, совершенно оглушенный непонятностью происходящего, Ляшенко со стоном повернул голову и увидел костер, возле которого сидел на корточках плотный коренастый мужчина лет пятидесяти или около того. На нем были заметно поношенные камуфляжные брюки, уже не новые кроссовки и выцветший полосатый тельник без рукавов. Ловко орудуя перочинным ножом, мужчина потрошил крупную, серебристо поблескивающую рыбину. Плоский камень, заменявший собою стол, потемнел от крови, из чего следовало, что рыбина была далеко не первая. Над костром, подвешенный на металлической треноге, аппетитно булькал закопченный котелок. Артур Вениаминович даже не попытался понять, откуда в горах могла взяться свежая рыба; единственное, что он в данный момент понимал, так это то, что мужчина у костра ему решительно не знаком. Камуфляжные штаны этого плечистого гражданина опять навели Артура Вениаминовича на дикую мысль, что он похищен чеченскими террористами с целью получения за него и за изобретенный им прибор солидного выкупа. Что с того, что и белорусское, и российское правительства плевать хотели и на прибор, и на того, кто его изобрел? Чеченцы, вероятно, составили по данному вопросу свое собственное мнение, и Артур Вениаминович очень сомневался, что ему удастся переубедить этих диких горных баранов.

Услышав слабый, полный сдержанной муки стон Артура Вениаминовича, мужчина повернул голову. У Ляшенко немного отлегло от сердца: кем бы ни оказался незнакомец, кавказцем он не был наверняка. Начавшие редеть на лбу русые волосы были откинуты назад, открывая кирпично-красное, нуждавшееся в бритье, но типично славянское лицо с насмешливыми серо-зелеными глазами.

— А! — неизвестно чему обрадовавшись, весело воскликнул незнакомец. — С д-добрым утром! Ну, б-брат, и зд-д-доров же ты д-дрыхнуть! Нам работать п-пора, а тебя не д-добудиться.

Бред продолжался, и конца ему не было видно.

— Простите, — еле ворочая непослушным языком, пробормотал Артур Вениаминович. — Я, собственно… Работать? Извините, а… мы знакомы? Я как-то не припоминаю…

Мужчина с плеском бросил рыбину в котелок и медленно вытер об штаны испачканные кровью и чешуей ладони. Вид у него был озадаченный.

— Т-то есть, как это — не п-припоминаешь? Т-ты что же — ничего не п-помнишь?

Ляшенко отчаянно замотал гудящей головой. Ему было мучительно стыдно, и к стыду примешивался страх, испытываемый всяким нормальным человеком, неожиданно обнаружившим, что у него явные нелады с психикой.

— Эк т-тебя взяло. — Незнакомец почесал в затылке и вынул из кармана сигареты. — Да, брат… Что же, и как водку в д-деревне покупали, т-тоже не помнишь?

— В какой деревне? — с огромным трудом подавляя внезапно возникший позыв к заиканию, уныло спросил Ляшенко. — Где мы, а? Что я тут делаю?

— Т-так. Н-надо же, а! Мне вчера с-сразу показалось, что водка п-паленая. Это же не водка, а нервно-п-паралитический г-газ! А что ты п-помнишь?

Ляшенко развел руками. Ноги у него вдруг ослабели, и он сел прямо на траву. Трава была жесткая, колючая и шуршала, как оберточная бумага.

— Москву помню, — сказал он. — Максима Юрьевича помню. Такси…

Незнакомец протяжно присвистнул и от полноты чувств звонко хлопнул себя ладонями по бедрам, выбив из своих пятнистых штанов небольшое облачко пыли.

— Ни хрена с-себе! Т-так это же т-три дня назад б-было! А Максим Юрьевич, Становой его фамилия, мой шеф. Он меня т-тебе в помощники определил, чтоб тебе, значит, не с-скучно б-было. Вчера мы тут лагерь разбили, о-отметили это д-дело, как п… п… полагается,.. В-вот так отметили! У т-тебя же память начисто отшибло! Т-три дня п-потерял! Впервые слышу про такое. С-сам, бывает, не помню, что под банкой вытворяю, но чтобы т-так…

Артур Вениаминович принялся раскачиваться из стороны в сторону, как от сильной зубной боли. Стыд понемногу таял под лучами доброжелательной улыбки косноязычного незнакомца, зато страх подступающего сумасшествия, тоскливого прозябания в нищем загородном интернате для умалишенных неимоверно разросся, заслонив и вытеснив собой все остальные эмоции.

— Господи, — простонал Артур Вениаминович, — да что же это?! Где я? Почему горы?

— Да какие это горы, — небрежно сказал незнакомец. — Г-горы — это о-го-го! А здесь т-так, чепуха на п-постном масле, Валдайская в-возвышенность.

Несмотря на весь ужас своего положения, Артур Вениаминович нашел в себе силы горько улыбнуться.

— О боже! — воскликнул он. — Что вы несете? Где вы видели на Валдае снежные вершины?

В доказательство своих слов он ткнул пальцем в видневшуюся на недалеком горизонте дымчато-синюю остроконечную глыбу, увенчанную, как на картинке, треугольной снеговой папахой.

— В ней же тысячи три будет, а то и все четыре, — добавил он. — Какой же это, к чертям собачьим, Валдай? За кого вы меня принимаете? Что это за идиотский розыгрыш?

Озадаченный этой резкой отповедью, незнакомец в камуфляжных штанах немного помедлил с ответом, делая вид, что помешивает в котелке и подкладывает в костер щепки, без которых тот вполне мог обойтись.

— Ты вот что, друг симпатичный, — сказал он, наконец, сурово и почему-то не заикаясь. — Я так тебе скажу: твое дело какое? Твое дело — прибор испытать. Тебе деньги заплатили?