Читаем без скачивания Милая любовь (СИ) - Елизавета Горская

готово было вырваться из груди, на ладошках выступили капли пота.

Я судорожно сглотнула и произнесла первое, что пришло в голову:

- Я... пойду... пожалуй. Спокойной ночи, Арсений Валерьевич.

- Спокойной ночи, Мила, - ответил учитель, не спуская с меня потемневших глаз.

10

Первое, что я увидела, открыв глаза утром, было улыбающееся лицо Арсения

Валерьевича.

Хм...

Я зажмурилась, на всякий случай потерла глаза кулачками и вновь распахнула их.

Напротив меня располагался огромный, практически во всю стену, коллаж,

состоящий из полароидных снимков. На них были запечатлены - вдвоем или в

одиночку - Арсений Валерьевич и очаровательная пухленькая девушка с копной

удивительно красивых почти оранжевых волос, с очаровательными веснушками на

курносом носике и прямо-таки обезоруживающей улыбкой.

Женя...

Догадка настолько поразила меня, я сползла с постели и, словно завороженная,

приблизилась к стене, пытаясь вобрать в себя каждую эмоцию, каждое

мгновение...

На одном из снимков они улыбались друг другу, поедая мороженное в вафельных

рожках... Вот он держит ее на руках, а она смеется чему-то, запрокинув голову

назад... Она бежит по маковому полю, раскинув руки в стороны и подставив солнцу

улыбающееся лицо... Он сидит за учебниками, наморщив лоб, с карандашным

огрызком за ухом, покусывая кончик ручки... Она, одетая в мужскую рубашку, с

распущенными по спине всклокоченными волосами, рисует натюрморт,

сосредоточенная и серьезная... Вот они играют в шахматы и, судя по ее

возмущенному лицу и загадочной улыбке Арсения Валерьевича, он побеждает...

Танцуют в на крыше в лучах заходящего солнца... Он целует ее, обхватив ее лицо

руками...

Этот снимок я рассматривала дольше остальных - с неистово бьющимся сердцем,

задержав дыхание, в смятении прижав руки к груди.

Во время поцелуя глаза Арсения Валерьевича были открыты - в них была

нежность... любовь... и боль... Да-да, именно боль. Возможно, от осознания того,

что она умирает. Или же ему была невыносима сама мысль, что когда-нибудь ее не

станет и этот мир перестанет также существовать и для него. Он так пристально

смотрел на нее, словно пытался запомнить малейшую черточку на ее смешливом

лице, ее глаза, нос, губы, ее улыбку, которая была ее неизменной спутницей - в

этом я успела убедиться, разглядывая эти многочисленные снимки.

Почему-то я была убеждена, что этот коллаж был подарком ему от нее...

- Мила? - услышала я приглушенный голос учителя по ту сторону двери. - Вы

проснулись? Простите, мне нужно уходить. И я хотел...

Я распахнула дверь. Арсений Валерьевич умолк, уставившись на мое бледное

лицо.

- Что-то случилось, Мила? - сглотнув, произнес он. - Вы... хорошо себя чувствуете?

- Да. Я в порядке. И... ребенок тоже, - добавила я зачем-то.

- Я рад, - улыбнулся он одними губами. - Позвольте, я покажу вам, что где лежит.

Я прошлепала за ним на кухню, где на барной стойке уже стояли тарелка с

золотистыми тостами, вазочка с джемом, хромированные масленка и сахарница.

- Я обычно жарю себе тосты, - показал в направлении стойки Арсений

Валерьевич, - здесь же джем, масло. В холодильнике - апельсиновый сок, сливки.

Кофе - на плите в турке. Если предпочитаете чай, он в френч-прессе на столе.

Ешьте, не стесняйтесь. Посуду я помою сам, когда вернусь.

- А вы? - подняла я вопросительно брови.

- Я уже позавтракал. Что-то еще?

Я задумчиво закусила губу, плавным движением намазывая на тост масло.

- А когда вы вернетесь? - деловито поинтересовалась я.

- В половине двенадцатого.

- Понят... Ух ты! - не сдержавшись, воскликнула я, откусив кусочек от тонкого в

меру зажаристого тоста. - Это... это просто... Я в жизни не ела ничего более

вкусного!

- Я рад, что вам понравилось, - губы учителя тронула долгожданная улыбка. - Не

думал, что вас можно удивить каким-то банальным тостом.

- Если бы вы каждое утро на протяжении почти семнадцати лет ели овсяную

кашу, этот тост не показался бы вам банальным.

- Понимаю, - склонил учитель голову на бок, с улыбкой наблюдая, как я с

жадностью поедаю очередной - уже наверное четвертый - тост, перед этим густо

намазав его толстым слоем масла и джема из черной смородины. - Мне нужно

идти, Мила, а вы завтракайте, не торопитесь. Ключ оставите у консьержки,

хорошо? И позвоните матери. Скажите, что заночевали у подруги.

"Ключ оставите у консьержки"? То есть перевести это можно примерно так:

"Чтобы, когда я вернусь, ноги вашей здесь больше не было"? Так что ли?

- Ха! - язвительно произнесла я, стараясь не думать над тем, как хитро он

пытается избавиться от меня. - И это мне говорит учитель? А как же "врать - не

хорошо" и все такое прочее?

Слегка изломленная правая бровь была ответом на мое ершистое замечание.

- Что? - невозмутимо поинтересовалась я, подливая в чашку кофе. - Или я

ошибаюсь?

- Нет проблем, Мила. Скажите, что считаете нужным. Я не против, если это будет

правда. Скажите, что беременны, что отец ребенка Артем Жданов, и что вы

напились в стельку, празднуя столь радостное для вас событие. А затем вас

вырвало на учителя литературы, и он отвез вас к себе домой, где вы и провели эту

ночь. Я... что-то упустил? - криво усмехнулся он.

- Идите вы знаете куда! - вскочила я, разъяренная, на ноги. - Можно подумать, у

вас жизнь удалась, и вам нечего скрывать от других! К вашему сведению, я не

просила вас помогать мне. Если вы не заметили, там в баре был Артем. Он бы и

позаботился обо мне. И - да, мы целовались! В отличии от вас, его не нужно

просить об этом. И вообще - я не желаю вас больше видеть! Понятно вам?

И я пулей рванула в ванную, чтобы вволю там нареветься или разбить что-нибудь

или... Но меня перехватили, развернули и несколько раз встряхнули, чего я никак

не ожидала.

- Мила, дурочка вы этакая, когда вы поймете, что Жданов этот лишь использует

вас? Думаете, он любит вас? Ему нужен только...

Он осекся, какое-то время напряженно вглядывался в мое лицо, затем резко

отпустил и, развернувшись, вышел из квартиры.

Запихав в рот оставшийся кусочек тоста, я аккуратно стряхнула с халата крошки,