Читаем без скачивания Бронзовый грифон - Владислав Русанов

– Еще тогда я подумал, что ты можешь мне пригодиться. Если не получишь корд под лопатку от ревнивого мужа одной из подружек или кто-нибудь из разоренных тобой и доведенных до отчаяния купцов не задушит тебя голыми руками…

– Я никогда не наглел. До разорения не доводил, – прервал речь сыщика Берельм.

– Да? – на мгновение задумался Мастер, будто бы перебирая в памяти известные ему приключения Ловкача. – Пожалуй, ты прав. Не припомню ни одного случая. Ну да ладно… О чем это я? А вот о чем! Мы могли тебя арестовать едва ли не в день приезда в Аксамалу. Но что-то мне подсказывало – не стоит пока.

Берельм хмыкнул. Разговор неуклонно уходил в области, к которым он питал стойкую антипатию. И ведь не сделаешь ничего!

– А вот теперь – самое время.

– Арестовать?

– Нет. Вернее, да, но как бы понарошку…

– Не понял? – скорчил нарочито глупое лицо Берельм. – Арестовать понарошку – это как чуть-чуть беременная?

Мастер рассмеялся, не отрывая, впрочем, цепкого взгляда от рук мошенника.

– Ты прав, пожалуй. Арестую я тебя по-настоящему. Но после того, как ты выполнишь свою часть договора, отпущу с миром.

– Свою часть договора? А мы о чем-то договорились?

– Пока нет, но, без сомнения, договоримся.

– Я не был бы так уверен.

– А неуверенных я привык арестовывать всерьез и спрашивать с них по всей строгости закона.

– А если договориться, то закон можно и побоку?

– Да, – кивнул сыщик. – А что тебя удивляет? В одной только Аксамале в течение дня люди, призванные следить за сохранением порядка, столько раз нарушают его, что Триединый не заметит нашей маленькой совместной аферы. Что скажешь на это?

Берельм помолчал, подумал. Ответил:

– А кроме Бога, ты никого не боишься? Императора, к примеру, или твоего начальника… Дель Гуэлла, кажется?

– Не боюсь, – твердо проговорил Мастер. – Я служу верой и правдой. И не за то жалование, что мне платят, а за совесть. Вся моя жизнь подчинена борьбе за внутренний и внешний мир Сасандры. Ни императору, да живет он вечно, ни дель Гуэлле не в чем меня упрекнуть.

– Ладно, – удрученно согласился мошенник. – Что у тебя за дело?

– Вот это правильный подход! – усмехнулся сыщик. – Зачем тратить время на пустые препирательства? У тайного сыска Аксамалы к тебе, Берельм Ловкач, будет одно маленькое, но очень ответственное поручение. Ты сядешь в тюрьму. Вначале в городскую тюрьму Аксамалы, а потом, если понадобится, отправишься на каторгу…

– Ничего себе «понарошку»! – присвистнул Ловкач.

– Не свисти – денег не будет!

– Да их уже и так, и так не будет… Откуда деньги на каторге?

– Ой, да брось ты! Выполнишь поручение, заберу тебя хоть из рудников, хоть из каменоломни. Правда, до этого лучше, конечно, не доводить.

– Что за поручение? – устал ожидать разъяснений Берельм. – Что я смогу сделать для Империи, сидя в тюрьме либо горбатясь с кувалдой?

– Ты сядешь в тюрьму под чужим именем. – Улыбки Мастера словно и не было никогда. – Под каким именно, узнаешь после. Заключенные будут думать, что ты известный вольнодумец и борец с имперским режимом. Провозвестник свобод и права провинций на самоопределение.

– Ничего себе!

– А ты как думал? Люди к тебе потянутся. Кто-то из давно состоящих в подпольных кружках и тайных обществах, кто-то из сочувствующих, но всей душой стремящихся туда.

– А что нужно от меня?

– Ничего. Главное – не разубеждай людей. Не стоит их разочаровывать. За тобой будут следить. Не стану скрывать, в Сасандре нынче полным-полно всякой швали, которая спит и видит, как бы развалить Империю. Растащить ее на мелкие лоскуты в угоду амбициям Айшасы и западных королевств. Ты ведь патриот? – внезапно холодно прищурился сыщик.

Берельм пожал плечами:

– Не могу с уверенностью сказать. Была ли мне все эти годы Сасандра матерью? Не думаю. Скорее, мачехой.

– И все же… Я знаю, ты никогда не пытался обжулить государство. Только частных собственников.

– Объяснение очень простое. За преступления против государства предусмотрены более жестокие наказания.

– Смерть есть смерть, а каторга есть каторга. Какая разница – десять лет рудников тебе дадут или двадцать, если самые крепкие парни выхаркивают легкие самое большее через пять лет?

– Тебе виднее. – Мошенник скривился. Очень уж ему не понравилось напоминание о каторге.

– И все-таки я рассчитываю на твою помощь. На помощь гражданина и патриота.

– Как знаешь, – хмыкнул Берельм. – Хочешь видеть во мне патриота – пожалуйста. Только потом не обижайся, если что-то пойдет не так.

– А ты постарайся, чтобы все пошло так, – негромко проговорил Мастер. – Это, как-никак, в твоих интересах.

– А как – так?

– Так – это чтобы мы смогли выявить всех заговорщиков.

– Всех в Аксамале? – усмехнулся Ловкач.

– Не говори глупости. Хотя бы всех, кто будет в то время в тюрьме.

– Но они же и так в тюрьме?

– Верно. Но по разным обвинениям. Не всегда удается доказать государственную измену…

– А вы дыбу попробуйте… – зло бросил Берельм.

– Дыбу? Хорошая мысль. Уж не на тебе ли ее опробовать? – не остался в долгу сыщик. Махнул рукой. – Да жили бы мы лет двести назад, я бы не задумываясь прижег бы подозреваемых. Хотя… Те, кто легко поддастся на запугивания и пытки, интереса для сыска не представляют. Мелочь, мальки и головастики. А крупная рыба – настоящие заговорщики пыток не боятся. Умрут, а не признаются…

– На мой взгляд, достойно похвалы.

– Было бы достойно, – поправил мошенника Мастер. Еще раз повторил с нажимом: – Было бы достойно, если бы преследовало благородную цель. Эх… Их бы упрямство, да на благо Сасандры!

Словно в ответ на его слова за ставнем громыхнуло. Да так, что закачался подсвечник на комоде. Вспышка молнии, на миг проникнув сквозь вырез-глазок в дощатой створке, озарила комнату белесым мертвенным светом. И ударил ливень. Зашумел, застучал крупными, тяжелыми каплями по крышам, хлынул водопадом на мостовые. Мутные потоки понеслись по улицам, кружась и изгибаясь подобно диковинным змеям. Они подхватывали и волокли вниз, к гавани мелкий мусор, – солому, прошлогодние листья, очистки и дерьмо, выхваченное из наполнившихся до краев выгребных ям. Завертелась на поверхности ручьев грязная пена, напоминая простую истину: грязь всплывает на поверхность в часы бурь и несет ее мутными потоками времени, пока невозмутимое море вечности не поглотит, не развеет и не похоронит наносное и чуждое в своей равнодушной пучине.

Берельм поежился, невольно сравнив себя с маленьким, пожелтевшим и скрюченным сухим листком, который подхватил неумолимый поток и влечет… Куда? Да уж вряд ли к счастью и успеху. Ударит о камень, выбросит полузадохнувшегося, обессиленного на залитый жидкой грязью, усеянный вонючими ошметками мусора берег. И оставит умирать медленной смертью…