Читаем без скачивания Николай II в секретной переписке - Олег Платонов

Как я счастлива, что мы не за границей, а с ней все переживаем. Как хочется с любимым больным человеком все разделить, вместе пережить и с любовью и волнением за ним следить, так и с Родиной.

Чувствовала себя слишком долго ее матерью, чтобы потерять это чувство — мы одно составляем, и делим горе и счастье. Больно нам она сделала, обидела, оклеветала и т.д., но мы ее любим все-таки глубоко и хотим видеть ее выздоровление, как больного ребенка с плохими, но и хорошими качествами, так и Родину родную. Но довольно об этом. Да, природа самое лучшее, но и она все-таки меняется, летом, зимой: туманы, буря, шквалы и так далее, так и с человеком и так же со страной все повторяется, но масштаб другой.

Что у других лучше: не думаю, чтобы Вы там сумели жить. Надо раньше найти в себе покой и мир, тогда можно везде жить в свободе, в узах, тяжело, может быть, страшно, но душа должна оставаться нетронута: крепка, глубока, тверда, как стена. Ведь, как жестоко другие все разрушают, что сам строил с отвагой, любовью больно, но перенести должен человек. Если бы видели боль и кротость, Вы бы поняли Его.

4 месяца, как мы здесь — что в неволе. Помните вечера в лазарете и у нас. Столько неизгладимых воспоминаний на всю жизнь. Дай нам Бог встретиться в новом году — очень надеюсь. Тяжело вдали от всех друзей.

Желаю Вам в новом году доброго здоровья, мира душевного, работы и счастья. Шлем горячий привет и пожелания. До свидания! Будьте хранимы (крещу). Всего наилучшего, поправляйтесь скорее[1154]. Ждем известий.

Сестра.

Царица Анне Вырубовой 15 декабря 1917 г. Тобольск.

Родная, милая, дорогая моя, опять пишу Тебе не как обыкновенно, так что благодари Аннушку[1155] за вещи и пиши мне осторожно. Моих все еще ко мне не пустили[1156], они уже 11 дней здесь, и не знаю, как дальше будет. Иза опять коликой заболела, говорят, ее впустят (когда придет), так как у нее дозволенье есть, но сомневаюсь. Странно, что она у Тебя не была. Знает ли она Твой адрес, но слишком, верно, боится, и совесть нечиста все-таки. Помнит, наверное, мои слова зимой что может быть будет время, когда ее тоже от меня отнимут и не допустят опять. Она живет на Гороховой у племянницы Miss Mathers, которая тоже с ней. Madame Zizi[1157] на Сергиевской 54. Отец Александр, говорят, еще очень болен, он отслужил напутственный молебен у Спасителя для моих трех[1158]. Надеюсь, что наши вещи получишь к празднику, отослали их только вчера; это Аннушка мне все готовит с Волковым вместе. Другим посылаю через Маделен, так что пользуюсь этим образом и другим могу писать. Только пиши, когда получишь. Я в книге отмечаю, когда посылаю, и что писала 10-го, а послала 14-го и до этого 9-го. Рисованные карточки Ты все получила? Посылаю еще муки на днях.

Чудные дни — яркое солнце, все розовое, блестит — инеем покрыто, светлые лунные ночи. Наверно, идеально на горе, а они бродят по двору[1159]. Так хотелось бы приобщиться Св. Тайн, но так неудобно все теперь — на все надо просить позволенье. Ты прочти Премудрость Соломона и Иисуса Сираха. Иова я не успела все отметить — каждый раз находишь новое. Вот Премудрости Иисуса Сираха читала летом, лежа около пруда[1160], окруженная солдатами. Как я рада, что ничего из Твоих вещей не потеряли — альбомы все оставила в сундуке с моими. Грустно без них, но лучше так, а то очень больно смотреть, вспоминать. Есть вещи, которые отгоняю от себя, убивают они, слишком свежи еще в памяти — все прошлое. Что впереди, не догадываюсь. Господь знает и по-своему творит. Ему все передала. Помолись за нас и за тех, кого мы любим, и за дорогую родину, когда бываешь у “Скоропослушницы”; ужасно люблю Ее чудный лик. Что пишут про чудотворную икону в Покровском? Попрошу через Чемодурова особенно в Воскресенье вынимать частицу за Тебя и всех наших, наверно, Ты будешь говеть с нами. Надеюсь, что мы будем у обедни.

Где Твоя бедная бабушка — часто ее вспоминаю в ее одиночестве и Твои рассказы... Кто Тебе “happy Christmas” (“с Рождеством Христовым”) скажет по телефону? Прошлый год Ты у нас жила. А где Сережа[1161] с женой? Ты их никогда не вспоминаешь в письмах. Ты знаешь, Линевич женился, и Гротен тоже прямо из крепости. Ты не видела Маню Ребиндер, они летом были еще в Павловске, с нашего отъезда о них больше ничего не знаю. А где епископ Исидор и Мельхисидек? А про Протопопова не знаешь — говорят, что у него прогрессивный паралич? Понимаю, что Ты ничего писать не сумеешь пока. Слишком все свежо, раны болят, странная наша жизнь вообще. Не правда ли? Целые тома описывала бы. Зиночка Толстая[1162] с мужем и детьми давно в Одессе, в собственном доме живут — очень часто пишут, трогательные люди. Рита[1163] гостит у них очень редко, она нам пишет. Ждали они в октябре Лили[1164], о ней уже ничего 4 мес. не знаю. Маленький Седов (помнишь его?) тоже вдруг очутился в Одессе, прощался с полком. Про Малину ты ничего не слыхала? Эристов[1165] тебе передал Татьянино письмо? Байба[1166] и вся семья в Ялте, кроме мужа, который в Москве в церковном соборе. Федоров в Москве, учителя Петров и Конрад в Царском, там Мари Рюдигер[1167]. Муж Мадам Комстадиус умер. Стараюсь Тебе о всех давать известия. Хотя Ты, наверно, больше знаешь, чем я. Где Горяинов, остался ли он при своем хозяине?

Дети носят брошки Ек. Вик.[1168], а я Твою фотографию вставила в рамку и повесила на стене так, что лежа в кровати всех Твоих вижу. Ты не увидишь мать генерала Орлова[1169]? Я знаю, что Ты ее не так любишь, но она такая одинокая. Иван[1170] убит, Алексей[1171] далеко, она одна, и могила в Царском, жаль старушку. Вяжу маленькому теперь чулки, он попросил пару, его в дырах, а мои толстые и теплые. Как зимой прежде вязала, помнишь? Я своим людям тоже делаю, все теперь нужно У Папы[1172] брюки страшно заштопаны тоже, рубашки у дочек в дырах. У Мамы[1173] масса седых волос. Анастасья очень толстая (ее отчаяние), как Мари раньше была, большая, крупная до талии — надеюсь, что вырастет еще. Ольга худая, Татьяна тоже, волосы чудно растут, так что без шали бывают (как Рита зимой). Подумай, газеты пишут, что князь Трубецкой (Володя) соединился с Калединым, молодец. Вдруг писала по-английски. Не знаю, хорошо ли это, или нет, ведь пока Аннушка не с нами, пишу иначе, а ты сожги мои письма — вдруг опять придут и осмотр сделают.

17-го[1174] все молитвы и мысли вместе, переживаем опять все. Были утром у обедни, такое утешение. Наших не пускают, так как у них нет позволения из Петрограда, но надеются, когда соберется Учредительное собрание. Солдаты и Панкратов (комиссар наш)[1175] не пустят, ждут другие комнаты, которые подешевле, но страшно трудно найти. Очень они обижены и подозревают, что слуги в нашем доме против них интригуют, что неправда, так что, если Аннушка глупости напишет, знай, что неправда. Чемодуров насплетничал из болтливости — это его слабая сторона, а то он чудный. Вам его жена взяла мою записку, в соборе, на горе, архирейская служба шла, тогда не принято поминать за здравие, но когда диакон узнал, что это от меня, громко прочитал все имена, так рада. Диакон даже оставил у себя записочку. Е(пископ) Гермоген. Страшно за “Father”[1176] и всех. За упокой дала записочку в нашей церкви (и чувствовала — таким образом соединяюсь со всеми, крест его был у нас и во время всенощной лежал на столе).

Надо кончать письмо, уж очень длинное. До свиданья, родная моя, буду особенно за Тебя молиться, когда Праздники. Помнишь, начали новый год вместе (Ник. П. тоже)[1177]. В эти 11 дет никогда не случалось так долго с Тобой расставаться. Храни Тебя Христос. Крепко, крепко. Всем милым, добрым, которые нас вспоминают, привет. Мои тебя нежно целуют. Родителям привет.

М.

Царица М.М. Сыробоярской 18 декабря 1917 г. Тобольск.

Сколько у Вас тревог и переживаний! И все придется одной в себе держать. Как хотелось бы Вас видеть, утешить, согреть страдающую душу. Кто теперь не страдает? Сколько слез и молитв, стоны и рыдания поднимаются к Творцу Небесному. Неужели Он не услышит вопль? Да услышит и пошлет утешение, бодрость духа, умилосердится. Многострадальному Иову[1178] пришлось столько претерпеть, а теперь наше время пришло, и вся Россия страдает от влияния зла, “беса”, по другим словам, запутал он умы, искусил заблудших. Но пройдет это в свое, нам, смертным, неизвестное время. Несет народ тяжелое бремя: все, что обещали ему и что сдержать не в силах, один обман от самого начала. Боже, спаси и услышь наши слезные мольбы. Были утром у обедни. Погода так добра, только 6 гр. Вообще мало снега, а ветер сильный. Надеюсь, что письмо дойдет к праздникам. Желаю Вам всяких благ. Господь Бог благословит и сохранит Вас и Ваших дорогих. Дети и я горячо Вас целуем.