Читаем без скачивания Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Кончая наш очерк, сводя к немногим словам главное его содержание, вспоминая, как ирландцы добились сначала эмансипации католиков, потом уничтожения церковной десятины и отделения церкви от государства и наконец серьезных законодательных шагов в области улучшения аграрных отношений, мы можем только лишний раз вспомнить мысль Парнеля: англичане ничего не дают добром, у них все нужно вырывать борьбой.

История учит, впрочем, что англичане в данном случае вовсе не являются исключением…

Не являются они исключением и в другом отношении: они последовательно делали ирландцам те уступки, которые меньше затрагивали их собственные интересы. Сначала эмансипация католиков и ряд реформ в церковной области, мало затрагивающей кого бы то ни было, кроме духовных лиц, вплоть до лишения англиканской церкви в Ирландии государственного характера; затем аграрное законодательство, все больше и больше стесняющее произвольную власть лендлорда и стремящееся сделать арендатора собственником земли: здесь тоже государство не чувствовало себя вполне солидарным с ирландскими лендлордами и властно вмешалось в аграрные отношения. И наконец остается реформа, самая трудная, из-за предотвращения которой, собственно, и делались эти аграрные преобразования: дарование самоуправления… Достигнет ли Ирландия и этой желанной цели? Хватит ли у нее и для этой борьбы сил? Будут ли и за нее бороться так, как боролись для достижения предшествовавших уступок? Все это покажет будущее. Хотелось бы во всяком случае надеяться, что в начавшемся столетии Ирландии предстоит пережить меньше ужасов, чем в столетии окончившемся.

1904–1905 гг.

Роль студенчества в революционном движении в Европе в 1848 году

Исторический очерк

Студенчество на Западе всегда являлось той частью буржуазного класса, который раньше остальной буржуазии начинал борьбу против абсолютизма. Студенчество же в те эпохи, когда разыгрывалась уже решительная схватка с абсолютизмом, часто играло роль того высокополезного для революционного дела звена, которое связывало буржуазию с рабочим классом в одном общем деле; студенты, например, в Вене в 1848 г. являлись передаточным пунктом для сношений между революцией в центральных, богатых кварталах и революцией в кварталах рабочих. Когда буржуазия делу революции изменяла, студенчество последним уходило с арены борьбы, и многие члены его погибали при крушении революции рядом с оставленными рабочими.

Роль русского студенчества в дореволюционный период была еще решительнее и важнее, нежели роль западноевропейского в эпоху до 1848 г.; роль же русских студентов, как она определилась в последнее время, при всей ее серьезности все же не может назваться первенствующей, ибо у нас на арену борьбы пролетариат выступил, обладая несравненно большей сознательностью, а потому и несравненно менее нуждаясь в руководстве со стороны благожелательной учащейся молодежи, нежели это имело место в Западной Европе 1848 г.

Но часто приходится встречаться с обывательским горестным недоумением по тому поводу, что у нас студенты слишком много и отдавались, и отдаются «политике» и что этого «нигде» не бывало. Ибо хотя мысль, что одинаковые причины порождают одинаковые последствия, прочно внедрилась в сознание всякого человека, сколько-нибудь привыкшего доискиваться внутреннего смысла в проходящих перед ним явлениях, тем не менее довольно часто наблюдается весьма любопытный факт, показывающий, что далеко не все умеют вовремя припоминать эту истину и прилагать ее к объяснению тех или иных поражающих их событий. «Где это видано! Только у нас это возможно! Это — нечто неслыханное, небывалое!» Кто не внимал на своем веку таким обывательским восклицаниям по поводу едва ли не каждого болезненного, ненормального политического события, по поводу едва ли не каждого проявления бурных политических страстей? Конечно, если почаще вспоминать историю и побольше думать об одинаковых последствиях, порождаемых одинаковыми причинами, тогда многое осветилось бы ярче в общественном сознании, ко многому явилось бы более спокойное отношение, и от многого тяжелого в настоящем перестали бы ожидать только зла и гибели в будущем.

В предлагаемом очерке напомним в нескольких словах о двух моментах, пережитых в истекшем веке высшими учебными заведениями Германии и Австрии.

1

Перед нами — Германия, только что освободившаяся от наполеоновского ига, только что пережившая лейпцигскую битву, самую кровавую в новой истории (после мукденского сражения). Был такой момент, когда казалось, что ближайшие годы после этого национального воскресения из мертвых будут для Германии временем правильного прогрессивного развития общественной жизни, установления правового строя на обломках феодально-полицейских порядков, едва не доведших до полной гибели и Пруссию, и меньшие державы германской нации. Объединение Германии и конституционный строй в этой будущей стране — таков был «двуединый» идеал свободомыслящих общественных кругов едва ли не во всех отдельных германских державах; немедленное введение конституции в этих отдельных державах еще до их грядущего желательного объединения — таково было непосредственное требование, предъявлявшееся этими же кругами общества к тем «тридцати шести монархам», о которых говорит Гейне в своих сатирических стихах и которые властвовали над раздробленной немецкой нацией. Эти желания не были мимолетной фантазией нескольких оторванных от почвы политических мечтателей; они отвечали все более и более назревавшим потребностям жизни. Дворянско-бюрократический строй, отдававший все население в бесконтрольное распоряжение полиции и чиновников, угнетал всякое свободное проявление жизни; сеть феодальных повинностей и не всюду вполне уничтоженных крепостных отношений держала многочисленнейшее сословие — крестьянство — в состоянии периодически возвращавшихся голодовок и никогда не прекращавшейся приниженности, низводила крестьян на уровень париев, бесправных, темных и презираемых; торговля и ремесла были стеснены рядом мелких и крупных узаконений, никому не нужных и вместе с тем страшно мешавших правильной торгово-промышленной жизни; крупная промышленность, все возраставшая в течение первой половины XIX в., не видела перед собой ни достаточно обширного рынка сбыта ввиду таможенных преград, существовавших между отдельными немецкими государствами (до учреждения таможенного союза), ни надежд на усиление покупной способности этого рынка при страшном обнищании широких народных масс, ни какой бы то ни было возможности конкурировать с более богатыми странами, вроде Англии и Франции, в добывании себе внешних рынков сбыта, так как пока Германия не была объединена, никакого военного флота ни у одной из немецких держав не могло быть в более или менее серьезных размерах; наконец, рабочий класс был в чрезвычайно тяжелом положении: рабочий день был в общем чрезмерно велик, заработная плата ничтожна, обращение с рабочими в точности отражало феодально-полицейский дух, которым была насыщена атмосфера немецкой жизни.