Читаем без скачивания Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Джеймс Купер

– У Сумахи нет теперь ни мужа, ни брата. Хотите ли вы на ней жениться?

– Неужели у вас такие понятия о браке, Хетти? Разве молодой человек может жениться на старухе? Это противно рассудку и природе, и вы сами поймете это, если немного подумаете.

– Я часто слышала от матери, – возразила Хетти, отвернувшись, – что люди никогда не должны вступать в брак, если они не любят друг друга гораздо крепче, чем братья и сестры, я полагаю, вы именно это имеете в виду. Сумаха стара, а вы молоды.

– Да, и она краснокожая, а я белый. Кроме того, Хетти, представьте, что вы вышли замуж за человека ваших лет и вашего положения – например, за Гарри Непоседу (Зверобой позволил себе привести этот пример только потому, что Гарри Марч был единственный молодой человек, знакомый им обоим), – и представьте, что он пал на тропе войны, неужели вы согласились бы выйти замуж за его убийцу?

– О, нет, нет, нет! – ответила девушка, содрогаясь. – Это было бы грешно и бессердечно, и ни одна христианка не решилась бы на такой поступок. Я знаю, что никогда не выйду замуж за Непоседу, но, если бы он был моим мужем, я бы ни за кого не вышла после его смерти.

– Я так и знал, что вы поймете меня, когда вдумаетесь во все эти обстоятельства. Для меня невозможно жениться на Сумахе. Я думаю, что даже смерть будет гораздо приятнее и естественнее, чем женитьба на такой женщине…

– Не говорите так громко, – перебила его Хетти. – Я полагаю, ей неприятно будет слышать это. Я уверена, что Непоседа женился бы даже на мне, лишь бы избежать пыток, хотя я слабоумная, и меня бы убила мысль, что он предпочитает лучше умереть, чем стать моим мужем.

– Что вы, девочка! Разве можно сравнивать вас с Сумахой? Ведь вы хорошенькая девушка, с добрым сердцем, приятной улыбкой и ласковыми глазами. Непоседа должен был бы гордиться, обвенчавшись с вами в самые лучшие и счастливые дни своей жизни, а вовсе не для того, чтобы избавиться от беды. Однако послушайтесь моего совета и никогда не говорите с Непоседой об этих вещах.

– Я не скажу ему об этом ни за что на свете! – воскликнула девушка, испуганно оглядываясь вокруг и краснея, сама не зная почему. – Мать всегда говорила, что молодые женщины не должны навязываться мужчинам и высказывать свои чувства, пока их об этом не спросят. О, я никогда не забываю того, что говорила мне мать!

Какая жалость, что Непоседа так красив! Не будь он так красив, я думаю, он меньше нравился бы девушкам и ему легче было бы сделать свой выбор.

– Бедная девочка, бедная девочка, все это довольно ясно! Не будем больше говорить об этом. Если бы вы были в здравом уме, то пожалели бы, что посвятили постороннего человека в ваш секрет… Скажите мне, Хетти, что сталось с гуронами? Почему они оставили вас на этом мысу и вы бродите здесь, словно и вы пленница?

– Я не пленница, Зверобой, я свободная девушка и хожу везде, где мне вздумается. Никто не посмеет обидеть меня. Нет, нет, Хетти Хаттер ничего не боится, она в хороших руках. Гуроны собрались вон там в лесу и внимательно следят за нами обоими, за это я могу поручиться: все женщины и даже дети стоят на карауле. Мужчины хоронят тело бедной девушки, убитой прошлой ночью, и стараются сделать так, чтобы враги и дикие звери не могли найти ее. Я сказала им, что отец и мать лежат в озере, но не согласилась показать, в каком месте, так как мы с Джудит совсем не желаем, чтобы язычники покоились на нашем семейном кладбище.

– Горе нам! Это ужасно быть живым и полным гнева, с душой, охваченной яростью, – а через какой-нибудь час убраться в подземную яму, прочь от глаз человеческих. Никто не знает, что может с ним случаться на тропе войны…

Треск хвороста и шелест листьев прервали этот разговор, и Зверобой догадался о приближении своих врагов. Они сходились на площадку, посреди которой стоял беззащитный пленник, окруженный теперь со всех сторон вооруженными воинами, женщинами и детьми. Мысль о побеге была решительно невыполнима, и Зверобой уже не думал бежать после первой своей бесполезной попытки. Вооружившись всею твердостью духа, он приготовился выдержать предстоявшую пытку с невозмутимым спокойствием.

Райвенук первый занял свое место в этом кругу. Его обступили другие старшие воины, но уже никто после смерти Барса не осмеливался оспаривать у него власть.

Управляя почти единолично целым племенем, Райвенук был, однако, снисходителен к слабостям других и во всех возможных случаях оказывал пощаду. На этот раз, решая судьбу пленника, он также готов был быть снисходительным, но не знал сам, как за это взяться. Сумаха выходила из себя не столько из-за смерти мужа и брата, сколько из-за непредвиденного отказа от ее руки, и не могла простить человеку, дерзко и нагло оскорбившему ее женскую гордость. Кроме того, племя не могло забыть понесенных потерь, и даже сам Райвенук при всей своей власти чувствовал себя бессильным сделать что-нибудь для несчастного пленника.

Когда все заняли свои места, воцарилось важное, торжественное и вместе с тем грозное молчание. Зверобой увидел, что женщины и дети готовили заостренные колышки из сосновых корней, очевидно, с тою целью, чтобы зажечь их и вонзить в его тело. Двое или трое молодых гуронов держали в руках веревки, чтобы связать его по первому приказанию. Дым от костра, зажженного в некотором расстоянии, указывал, что там готовились для него горящие головни. Некоторые воины пробовали острия своих томагавков, другие пробовали свои ножи, и все вообще обнаруживали величайшее нетерпение скорее начать кровавую потеху.

– Убийца Оленей! – начал Райвенук спокойным и вместе величественным тоном. – Наступила наконец пора, когда народ мой должен узнать, что ему делать. Нет более солнца над нашими головами. Утомленное напрасным ожиданием гуронов, оно начало спускаться к соснам за эту гору и быстро идет в страну наших отцов с известием, что у детей их опустели вигвамы и что они должны немедленно оказать им покровительство и защиту. Есть у волков свои логовища и у медведей свои берлоги. Ирокезы не беднее волков и медведей, есть у них свои деревни, вигвамы, свои поля, засеянные хлебом, и все это оберегается теперь лишь добрыми духами, уже начинающими тяготиться продолжительным караулом. Пора народу моему возвратиться в свои жилища и приняться за свои обычные дела. Веселье и радость охватят все селенье, когда еще вдали распространится крик наш. Но это будет крик уныния, и общая печаль последует за ним. Есть у нас волосы только с одного черепа и нет других волос: вот что будет причиною нашей печали. Канадский Бобр оскальпирован, и тело его брошено рыбам. Зверобой должен решить, откуда нам взять еще один головной убор. Опустели у нас два вигвама, и при каждом должен быть скальп, живой или мертвый.