Читаем без скачивания Евангелие от Афрания - Кирилл Еськов

Итак, около полудня в четверг 13-го нисана советник по культуре при администрации прокуратора Иудеи Гай Фабриций заглянул к своему душевному другу Никодиму дабы поздравить того с Пасхой, и теперь вел с ним чинную беседу. Сначала, как водится, посудачили о городских новостях. Народ, например, с тихим ликованием обсуждает удивительное везение знаменитого повстанца Элеазара, человека-легенды, который опять сумел проскользнуть между пальцами у охотящихся за ним римских карателей, – хотя и потерял в этот раз многих своих людей. Советник кисло заметил, что удача, неизменно сопутствующая этому человеку, явственно свидетельствует о покровительстве Высших Сил; как полагает высокоученый член Синедриона, а не может ли Мессия – чисто теоретически! – явиться в обличье разбойника с большой дороги? (Именно Фабриций убедил меня в свое время сделать из Элеазара своеобразного «крысиного волка». Скажу не хвастаясь: это была действительно хорошая работа – за каких-нибудь три года превратить средней руки уголовника в единоличного лидера партизанского движения, методично сожравшего по ходу своего возвышения всех прочих полевых командиров центральной Иудеи. Что же до самой группировки Элеазара, то разведкой в ней ведает столь же легендарный Одноглазый Симон, он же «Щука», – связь по четным вторникам и нечетным средам через слепого нищего по правую руку от входа в кожевенный ряд…)

Затем, удостоверившись в конфиденциальности беседы, советник перешел к делу. Их с Никодимом связывает давняя дружба; с другой стороны, он с огромным уважением и симпатией относится к Иешуа Назареянину и его проповеди. Все это вынуждает его, Фабриция, совершить сейчас должностное преступление – разгласить служебную тайну. Вчера в канцелярию прокуратора Иудеи поступила от тайной службы докладная записка, содержание которой – чистым случаем – стало известно и ему. Из сообщения следует, что в ближайшем окружении Назареянина появился предатель, с помощью которого первосвященник Каиафа, судя по всему, готовит провокацию. Он, видимо, попытается изобразить дело так, будто в Иерусалиме созрел опаснейший заговор, главными действующими лицами которого являются Иешуа и Никодим. В своей ненависти к Никодиму, которая ни для кого в Иерусалиме не является секретом, Каиафа, несомненно, способен на любые гнусности. Поэтому советник настоятельно призывает своего друга воздержаться пока от общения с Назареянином, но при этом, если у него есть возможность, послать тому предупреждение о предательстве и просьбу покинуть Иерусалим хотя бы на некоторое время. Нет нужды повторять, что их разговор абсолютно конфиденциален, так что в своем предупреждении Никодиму следует упомянуть, будто утечка информации произошла внутри Синедриона.

Никодим был удивлен, опечален, разгневан, – все что угодно, но только не напуган. Да, он действительно поддерживает контакты с Иешуа Назареянином и никогда не делал из этого секрета (хотя и не афишировал их демонстративно). Более того, именно сегодня ночью он собирается пойти на встречу с Иешуа в Гефсиманский сад. Встречу эту назначил ему несколько дней назад сам пророк, явно собирающийся сообщить Никодиму нечто важное, и он придет сегодня в назначенное место, кто бы ни пытался тому воспрепятствовать – хоть Каиафа, хоть сам Вельзевул. Никодим высоко ценит самоотверженность советника (разглашение служебной тайны – это не шутки) и благодарит его за предупреждение. Вообще у них в Синедрионе в последние дни действительно происходит нечто странное – во дворе еженощно дежурит усиленный наряд каких-то головорезов. Как думает советник, может быть, Каиафа до того сам себя запугал, что и вправду ждет – «заговорщики» с минуты на минуту примут на грудь по паре стаканов пейсаховки и полезут штурмовать Синедрион?

А вот передать предупреждение для Иешуа можно, по счастью, прямо сегодня. Во время той же встречи, происшедшей несколько дней назад (да черт меня раздери, отчего же Иуда ничегошеньки не сообщает о таких вещах? Спит он там, что ли?), так вот во время этой встречи Иешуа попросил его найти в Иерусалиме такое место, где он с учениками мог бы спокойно съесть праздничную пасху. По какой-то причине он хочет сделать это в Иерусалиме, а не в Вифании; Никодим, разумеется, предлагал свой дом, но Иешуа, поблагодарив, отказался: это, по его мнению, опасно для хозяина. А поскольку, по словам Иешуа, иерусалимская наружка уже оттоптала ему все пятки, они проникнут в город безо всякого шума и как можно быстрее и незаметнее пройдут в подготовленное для их трапезы помещение.

Сегодня утром Иешуа, как и было уговорено, прислал в город двух учеников… Кого именно? Он, честно говоря, не знает; а что, это имеет значение? Так вот, учеников встретили у ворот и показали им нужный дом; да, это дом одного достойного человека, его самого сейчас нет в Иерусалиме. Сейчас ученики уже наверняка за городом, где-то в Гефсимании (жаль, что мы чуть опоздали – можно было бы передать сообщение прямо с ними), а к вечеру они приведут остальных, вместе с Учителем – есть пасху. У него даже была договоренность с Иешуа, где оставить в доме сообщение, если вдруг возникнет нужда; вот она и возникла – как в воду глядели… После чего советник по культуре откланялся, отметив про себя, что с профессиональной точки зрения ребята действуют на удивление грамотно. И, кстати, надо бы проверить – что это там за новости с ночными караулами во дворе Синедриона?

Итак, ситуация в известном смысле прояснилась, а в известном – даже запуталась. В конце концов, само предположение о том, что Каиафа пытается изготовить «амальгаму» для грядущего политического процесса, основывалось именно на личности связника – Иоанна. Если же контакт действительно происходил по инициативе Иешуа, и участие в нем Иоанна – случайность, то мы возвращаемся в исходный пункт: какую все-таки задачу первосвященник возлагает на перебежчика? Хорошо хоть предупреждение Назареянину будет передано уже сегодня; передать его раньше, через Иуду, мы не могли – нет источника, на который тот мог бы сослаться. По понятным соображениям, не могли мы открыть Назареянину и имени изменника; впрочем, сейчас все это уже не имело значения.

К шести вечера наши оперативники перекрыли все подходы к дому Никодимова друга; я твердо решил ликвидировать Иоанна сегодня вечером, когда секта так удачно избавилась от полицейской опеки. В крайнем случае, у нас оставался еще резервный вариант – нанести предателю ночной визит прямо в Гефсиманию, где, как мы теперь точно знали, секта пробудет до утра. Фабриций, совершенно для меня неожиданно, решил лично возглавить эту рутинную акцию – «Позвольте мне, экселенц!» – и, поколебавшись, добавил: «У меня отчего-то очень скверное предчувствие, а оно меня редко обманывало. Может, я что-нибудь замечу прямо на месте». Несколько встревоженный (фантастическая интуиция центуриона была мне отлично известна), я сделал что мог: усилил службу наружного наблюдения в Нижнем городе и привел в состояние пятиминутной готовности взвод спецназа под командой декуриона Петрония; теперь оставалось только ждать.

Ближе к полуночи появился крайне встревоженный Фабриций. Сообщив, как бы между делом, что ликвидация Иоанна им пока отложена, он спросил: не отмечен ли за последнюю пару часов выход на связь Иуды? Я весьма резко ответил, что центуриону все-таки не мешало бы для начала объясниться на предмет Иоанна. Тот только рукой махнул – да, разумеется, но сначала мне следует вызвать, причем немедленно, старшего поста, осуществлявшего наблюдение за подходами к зданию Синедриона; я сейчас пойму – зачем.

– Простите, экселенц, а на чем, собственно, основана наша уверенность в том, что предатель – именно Иоанн?

– То есть как это – на чем? На рапорте Иуды и донесении осведомителей из Синедриона.

– Вот именно. Только если вы рассмотрите эти сообщения порознь, то окажется, что они друг дружку ничем не подтверждают. То, что произошло предательство, – это факт; а вот то, что предатель – Иоанн, или человек похожий на Иоанна, мы выяснили, если вы помните, путем наводящих вопросов. А это скользкий путь, экселенц…

– Черт побери, центурион, к чему вы клоните?

– А вот к чему. Пару часов назад из дома, где происходила трапеза, действительно выскользнул одинокий ученик, но только не Иоанн, которого мы ждали, а сам Иуда. Так вот, когда он выходил (а на улице было уже темно), мы чуть его не зарезали, приняв за Иоанна. Вот тут до меня и дошло, что они здорово смахивают друг на дружку, особенно при плохом свете; собственно, мы и узнали-то Иуду в основном по денежному ящику. Дальше его, естественно, повели, но он, по темному времени, сумел оторваться. Вот я и интересуюсь – не всплывал ли он у вас или, скажем, на резервных явках?

– Пока нет, – вымолвил я, чувствуя, как у меня в желудке образуется кусок льда.