Читаем без скачивания Возвращение домой - Робин Хобб

Это была рыночная площадь. Когда я коснулась камня, жизнь заискрилась вокруг меня. Вдруг мой разум увидел свет там, где не могли его увидеть глаза, и я почувствовала запах жарящейся речной рыбы. Увидела дымящиеся мангалы и маленькие шпажки с медовыми фруктами на блюде разносчика. Покрытые глазурью ящерицы курились на мангале. Дети сновали вокруг. Люди разгуливали по улицам, разодетые в блестящие ткани, которые переливались разными цветами при каждом шаге. И эти люди так подходили этому величественному городу! Некоторые могли быть джамелийцами, но среди них было много других, высоких и тонких, с чешуёй как у рыбы, или кожей, бронзовой, как полированный металл. Их глаза блестели: золотом, серебром или медью. Простые люди расступались перед ними, но не с холодным уважением, а с радостью. Торговцы выходили из-за прилавков и предлагали им свой лучший товар, дети цеплялись за ноги своих матерей и таращились на них, чтобы увидеть, как королевская знать проходит мимо. Ради такого, думаю, они и вправду бросили бы все свои игры.

Сделав усилие, я отвела взгляд и мысли от великолепного зрелища. Я нащупала свое воспоминание о том, кто я и где я действительно нахожусь. Я потащила Карлмина и Ритайо в своё сознание, а затем огляделась вокруг себя. Вверх, к небу, — сказала я себе. Наверх и наружу, на воздух. Голубое небо. Деревья.

Пальцы слегка касались стены, когда я продвигалась дальше.

Искусство — в погружении, а лучшее искусство — в полном погружении. Ритайо был прав. Река стремилась поглотить меня, но Карлмин тоже был прав. Не было никакой злобы в этом, только слияние, к которому так стремится искусство. И я была художником, который, подобно древним волшебникам, держит голову над водой даже в самом сильном потоке.

Тем не менее цепляться сразу за оба мира было трудно. Наверх и наружу. Я не могла сказать, последовали ли мои спутники за мной или бросили, посчитав безумной. Уверена, Ритайо не бросил.

Я верила, что он пошёл следом, неся моего сына на руках. Потом, спустя мгновение, помнить их имена стало слишком сложно. Таких имён не было в городе, не было таких людей. Они никогда не существовали здесь, а я была жителем этого города.

Я шагала по переполненной рыночной площади. Вокруг меня люди продавали и покупали экзотические и увлекательные товары. Цвета, звуки, даже запахи — всё это искушало меня остаться здесь сильнее, но «наверх и наружу» было единственным, за что я цеплялась сейчас.

Это были не просто люди, которые нежно любили мир снаружи. Здесь они построили улей, большей частью оказавшийся под землей, освещённый и тёплый, чистый и защищавший от ветров, ураганов и дождей. Они принесли внутрь тех существ, которые появлялись перед ними, цветущие деревья и певчих птичек в клетках, а также небольших ящериц, сверкающих на горшках с кустарником. Рыба взметнулась и тотчас исчезла в фонтане, но собака не залаяла, не пролетела птица над головой. Не допускалось ничего, что создало бы беспорядок. Всё было упорядоченным и контролируемым, за исключением людей в ярких одеждах, которые кричали, смеялись и свистели на этих ровных улицах.

«Наверх и наружу», — сказала я им. Они не услышали меня, конечно. Их разговоры бесполезно жужжали вокруг, и я начала понимать язык, но вещи, о которых шла речь, совсем не волновали меня. Что я могла сказать о политике королевы, которой уже тысячу лет как нет, для общества, где громко сплетничают о свадьбах и тайных делах? «Наверх и наружу», — выдохнула я, и медленно, очень медленно, воспоминания, которые я искала, начали возникать передо мной. В этом городе были люди, которые владели искусством приближаться к небу. Существовала башня, обсерватория. Она возвышалась над речной дымкой в туманные ночи, и умные мужчины и женщины могли изучать звёзды и предсказывать, какой эффект те окажут на людей. Я сосредоточила свой разум на этом и вскоре «вспомнила», где находилась башня. Благослови нас всех Са, она была недалеко от рыночной площади.

Я остановилась лишь однажды, потому что, пусть глаза и видели впереди освещённый путь, руки нащупывали шершавый камень и просачивающуюся через него воду. Кто-то кричал мне в ухо и пытался удержать мои руки. Смутно я вспомнила о другой жизни. Как странно было открывать глаза, видеть Ритайо, державшего меня за руки. Вокруг была темнота, я слышала, как люди всхлипывали или бормотали в отчаянии, что они последуют во сне к смерти. Я ничего не могла разглядеть вокруг и понятия не имела, сколько прошло времени, но вдруг почувствовала мучительную жажду. Рука Ритайо по-прежнему держала меня, и я поняла, что все люди доверчиво взялись за руки и последовали за мной.

Я прохрипела им:

— Не сдавайтесь. Я знаю дорогу, следуйте за мной.

Позже, Ритайо скажет мне, что слова, произнесённые тогда, были на языке, которого мы не знали, но мой решительный крик заставил его поверить. Я закрыла глаза, и город вокруг снова наполнился жизнью. Другой путь, должен быть другой путь к обсерватории. Я повернула обратно к заполненным коридорам, но теперь, когда я проходила мимо, фонтаны дразнили меня воспоминаниями о воде. Тени вкусных запахов витали в воздухе, заставляя мой живот сжиматься. Но желание попасть «наверх и наружу» было сильнее, и я шла дальше. Моё тело двигалось само по себе, так что я начала опасаться, как бы у него не закончились силы. В другом мире мой язык облизывал губы, а живот болел от голода, но здесь я передвигалась по городу, словно погрузившись в него. Теперь я уже понимала все слова, звучащие вокруг, чувствовала запах знакомой еды, даже знала все слова у песен, которые пел менестрель на углу. Я была дома, и город, как и искусство, наполнял меня, я чувствовала свою принадлежность так, как никогда не чувствовала в Джамелии.

Я нашла другую лестницу, ведущую к обсерватории и предназначенную для слуг и уборщиков. Наверху лестницы стояла скромная кушетка и поднос с бокалами для дворян, которые пожелали бы утолить жажду, глядя на звезды. Скромная деревянная дверь распахнулась под моими пальцами. Я услышала вздох позади, а затем кто-то закричал от счастья и благодарности. Это заставило меня открыть глаза.

Дневной свет, слабый и неверный, окутал нас. Винтовая лестница была деревянной и хрупкой, но я решила довериться ей.

— Наверх и наружу, — сказала я своим спутникам, ставя ногу на первую ступеньку. Мне пришлось побороться, чтобы вспомнить привычные слова и громко произнести их.

— Наверх и наружу, — и они последовали за мной.

Пока мы поднимались, свет становился ярче, и мы заморгали, как кроты. Когда я наконец добралась до каменной комнаты на верхнем этаже, я улыбнулась так, что разлепила свои сухие губы.