Читаем без скачивания Квазимодо - Алекс Тарн

«Это не я, — сказал он в сутулую мишкину спину. — Я тогда, как все… месяц… безвылазно… это не я.»

«Не ты? — все так же глухо, не поворачиваясь, ответил еврей. — Не ты… тогда кто же? С кого теперь спрашивать, а?»

Зияд напрягся, ища правильный ответ. Похоже, этот псих и в самом деле собирается мстить, так что надо быть осторожным… И вдруг замечательный план сам, одним махом, выстроился в его внезапно проясневшей голове.

«Я знаю — кто.»

«Что? Что ты сказал?» — Мишка обернулся.

— «Я знаю — кто. Если ты хочешь мстить, то сам Бог послал меня к тебе.»

— «Ну? Ну говори же… что ты наливаешь по чайной ложке? Кто?»

«Э, нет… — Зияд хитро прищурился. — Я тебе сейчас расскажу, а ты меня тут же солдатам и сдашь. Нет… услуга за услугу.»

— «Какую же ты услугу от меня хочешь, тварь?»

— «С тварью ты это зря. Мы с тобою теперь одной веревкой повязаны. Смотри — даже если я тебе имя его скажу — что ты с ним делать станешь? Где найдешь? Его армия и Шабак уже сколько лет ловят, поймать не могут. А я тебя к нему прямо приведу, клянусь глазами матери! Только выведи меня отсюда в Бейт-Асане, и все. Ты мне — жизнь, я тебе — Абу-Нацера…»

— «Абу-Нацера?»

— «Вот видишь, я тебе уже и имя его сказал. Видишь, я тебе доверяю, потому что ты мужчина и хочешь отомстить… Что скажешь?»

Он даже зажмурился, ожидая ответа. Мишка молчал, и Зияд изо всех сил взмолился Всемилостивейшему Аллаху, чтобы помог обмануть глупого еврея.

— «Как же я довезу тебя до твоей деревни?»

Сердце Зияда радостно прыгнуло. Рыба была на крючке! Теперь главное — не спугнуть.

«Ну, это не так уж и сложно. Нам бы только добраться до оптового рынка, а там уже… Погоди, погоди… — Зияд озабоченно потер лоб. — А удостоверение у тебя есть?»

— «Зачем тебе мое удостоверение?»

«Ну как… а если документы спросят? До рынка путь хоть не длинный, но извилистый. Да и я уж больно на раненого араба смахиваю…» — он заговорщицки подмигнул и рассмеялся лукавым двусмысленным смешком.

Мишка с отвращением смотрел на его лицо, сморщенное хитрой улыбкой лжеца и двурушника, на низкий лоб, за которым жили только наивные враки, тупые деревенские предрассудки и тройка-другая с детства затверженных банальных поговорок, на мощные всеядные челюсти, челюсти буйвола и гиены. Мишка видел его насквозь, и зрелище это вызывало омерзение. Что ж… подобное к подобному, — подумал он, отворачиваясь. Главное — не ошибиться в выборе дороги, а уж кто именно будет твоим проводником — Вергилий или этот деревенский Яго… — какая, собственно, разница? Хотя Вергилий все-таки поприятнее, правда, Михал Саныч? Э-эй!.. ау!.. Что ж вы молчите, как поднятая целина в одноименном романе? Ку-ку!.. Михал Саныч, вы где?

— Да здесь я, здесь… чего разорался? Если ты думаешь, что я тебя из этого дела вытаскивать буду, то ошибаешься, милейший. Похоже, это и впрямь пришли за тобою. Так что давай, дружок, постарайся, притворись мужчиной хотя бы на этот раз. Если уж тогда не смог…

Что ж, как скажете, Михал Саныч, наше дело маленькое… притворяться, так притворяться.

Мишка полез в карман, достал потрепанное удостоверение личности и сунул его под нос Зияду.

«Сойдет?»

— «Сойдет, конечно сойдет… теперь-то нам что… теперь-то мы до рынка доберемся… На чем поедем, на такси?»

— «Нет, в такси нельзя. Квазимодо не пустят. Я тебя без всякого такси отвезу. Есть у меня тут одно транспортное средство на примете.»

— «Квазимодо?.. Ты что, собаку с собой брать хочешь? Нет, так не пойдет. Зачем нам собака? Оставь ее здесь. Как мы ее…»

— «А ну, заткнись, гнида! — Мишка снова стоял вплотную со стулом, шипел, низко наклонившись к зиядову лицу. — Слушай меня внимательно, ты, дерьмовый воин дерьмового Аллаха… Я знаю, что ты врешь, понял? Знаю. Я иду с тобою не потому, что твоим наивным вракам поверил, а потому что мне самому туда надо, понял? Надо, но не настолько, чтобы…»

Он закусил губу, отвернулся и некоторое время молчал, беззвучно шевеля губами и кивая, как будто переговариваясь с другим, невидимым собеседником где-то там, в стороне.

«Короче, — закончил Мишка, выпрямляясь. — Либо по-моему, либо никак. Точка. Выбирай.»

— Ух ты — тух ты, какие мы страшные и решительные… С беспомощным-то раненым — отчего бы не покуражиться, да? Понимаю… А и в самом деле, зачем тебе Квазимодо? Ты по своим долгам платить идешь, но пес-то тут при чем? Или ты надеешься, что араб теперь откажется? Так он не откажется, у него выхода нету. Зачем же тогда?

Вы, Михал Саныч, не лезли бы не в свое дело, при всем моем к вам уважении. Всему есть предел, честное слово. Уж с собакой-то я как-нибудь без вашего прокурорского надзора разберусь.

— Да ладно, пожалуйста, ради Бога… разбирайся. Ухожу, ухожу, ухожу… А может, все-таки скажешь — зачем? Не в порядке надзора, а так, из чистого любопытства — сам-то ты знаешь, зачем пса с собой тянешь? Ась?

Экий вы инквизитор, Михал Саныч… вас, случаем, в прошлой жизни не Порфирием ли Петровичем звали? Ну не знаю я — зачем. Не знаю! Теперь довольны? Может, затем, чтобы на природу его вывезти, из города. Пропадет он тут один возле рынка. Рано или поздно отловят и умертвят. А в горах санитарная служба не ездит. Еды, конечно, поменьше и с водою проблемы, но пес он еще молодой, умный — справится. Чем вам не причина?.. Ну что вы так издевательски щуритесь?.. Да хрен с вами, вот вам правда — просто из эгоизма тащу, чтобы легче было. Пусть хоть какая душа родная рядом крутится, и чтоб подольше… ну не могу я так прямо сейчас наедине с этим питекантропом остаться, ну как вы не понимаете, не могу! Я ведь не отказываюсь, я все заплачу, до последнего, затем и иду… ну отчего бы не помочь мне немного, а? Я его потом прогоню, когда до дела дойдет, клянусь — прогоню… ну?.. согласны?

— Верткий ты тип, однако… как уж, честное слово… но ладно, черт с тобою, бери Квазимодо. Наверное, в горах ему и в самом деле лучше будет.

Вот спасибо, Михал Саныч… век не забуду…

Зияд, расплывшись в приторной дружелюбной улыбке, смотрел на еврея. Странный тип, что и говорить. Стоит себе, шевелит губами, гримасничает, как деревенский дурачок. Не верит!.. Да какая, собственно, разница — верит или не верит? До чего они все-таки глупы… У любого продавца спросите, и он вам скажет: почти каждый покупатель знает, что его дурят. Знает! Но дает себя обмануть. Почему? Да потому что сам этого хочет — чтобы его обманули, то есть. Видит, что в ловушку идет, а идет, будто каким магнитом его тянет. А продавцу-то пофиг: видит или не видит, знает или не знает? Продавцу главное — продать. А уж когда деньги плочены, кому тогда интересно — что да почему?

Собака… собака, конечно слегка осложняла дело… но именно слегка. Даже если этот… как его?.. Миша?.. Даже если этот странный Миша заупрямится и дотащит своего пса до самого Абу-Нацера — не беда. Абу-Нацер и не с такими справлялся. Зияд улыбнулся еще слаще и кивнул:

«Собака так собака. Видишь, я на все согласен. Только держи его подальше от меня. И еще, Миша… я хочу тебя попросить о чем-то… — Он скорбно вздохнул и развел руками. — Я тебе не нравлюсь. Ты мне не нравишься. Но теперь у нас одна цель, так уж получилось. Псу твоему я тоже не нравлюсь, вот он и рычит, не переставая. Но мы-то с тобой не собаки, правда? Разве мы не можем пережить этот день нормально, называя друг друга по имени? Меня, к примеру, зовут Зияд, а не «дерьмо» и не «гнида»… договорились?»

Мишка пожал плечами.

«Зияд. Пусть будет Зияд… — он взглянул на часы. — Значит так, уважаемый напарник. На рынке мы будем около половины одиннадцатого. А пока жди меня здесь, я вернусь минут через двадцать. Эй, Квазимодо! Пошли, мальчик, дело есть…»

Оставшись один, Зияд достал свой мобильник и сделал несколько звонков. Не иначе как удача теперь твердо поселилась на его стороне — все складывалось просто замечательно. Знакомый зеленщик, который по времени уже давно должен был вернуться в свою Джальджулию, непредвиденно и очень кстати задержался в Тель-Авиве; джальджульский родственник, наоборот, сидел дома, то есть, мог встретить и приютить на несколько часов; брат в Бейт-Асане починил, наконец, свою старую «Субару», так что проблем с транспортом не предвиделось и на этом участке. Главное — добраться до оптового рынка, а там уж… Он закинул руки за голову, блаженно потянулся, и тут же острая боль от потревоженной раны напомнила Зияду, что радоваться пока еще нечему. Более того, он уже заплатил вперед — этой болью, этой раной, возможной хромотой до конца дней своих. Заплатил вперед, а что получил взамен? Зияд встал, опираясь на стол и превозмогая боль. Нет, о самостоятельном передвижении даже и думать нечего… проклятый пограничник!

Снаружи послышался шум; Мишка просунул голову в проем и заморгал, привыкая к полумраку после яркого утреннего солнца:

«Э, да ты уже ходишь… Ну тогда — давай, выходи. Карета подана. Сам сможешь? Нет? Так что ж — мне тебя опять на собственном горбу переть?.. А… черт с тобой… вот ведь, не было печали…»