Читаем без скачивания Заклинатель - Фиона Хиггинс

— Добрый вечер, джентльмены, — сказала она. — Вы как раз вовремя: сейчас у нас будет поздний ужин.

Пину сразу подумалось, что хозяйка не слишком красива — по крайней мере, в том смысле, в котором это можно было сказать о его маме, — к тому же казалось, стоит ей неловко повернуться — и корсет треснет по швам. У нее было круглое лицо, красные щеки, большие пухлые руки, но стоило ей улыбнуться — и от нее исходило совершенно явственное тепло.

В то время как Пин внимательно разглядывал миссис Сытвуд, она не менее внимательно разглядывала его. В одно мгновение ее цепкий взгляд заметил и изношенную рубашку, и потертую куртку, и тощие ноги, лодыжки которых выглядывали из-под не по росту коротких штанин (нижний край отпустили уже очень давно), и стоптанные башмаки. Она сразу же поняла, что о мальчике позаботиться некому, и беспокойно нахмурилась.

— Пин, — сказал Бьяг, — познакомься: это миссис Сытвуд.

— Добро пожаловать, Пин! Тебе здесь все будут очень рады, — улыбнулась хозяйка, снимая котел с огня и водружая его на стол. Она подвела мальчика к столу и усадила на лавку, затем смахнула с тарелки несколько костей и хлебных крошек и поставила ее перед Пином. — Угощайся, — приветливо сказала она. — Я никому не разрешу встать из-за стола, пока не съедите все до донышка.

— Это не слишком суровое наказание, — обрадовался Бьяг и мигом взялся за ложку.

Алуф пустил по кругу кувшин с пивом; Пин до краев наполнил свою деревянную кружку, поднял ее и обратился к Бьягу.

— Я очень вам благодарен, — сказал он и сделал большой глоток.

Но только он приготовился зачерпнуть ложкой дымящиеся кусочки мяса в густой подливе, на кухне появился еще один человек: пожилой мужчина молча подошел к столу и занял место во главе, на резном стуле. Пин на него едва взглянул: он был слишком занят едой; зато девушка, вошедшая следом, сразу привлекла его внимание. По ее виду было неясно, узнала ли она его; однако после такого безумного дня Пин уже ничему не удивлялся: взгляд его уперся прямо в темные глаза Юноны Пантагус.

За едой они беседовали. Правда, тем для разговора было немного — главным образом погода (Алуф заявил, будто даже Фодус несет свои ядовитые воды медленнее, чем обычно, — до того крепок мороз) и Серебряное Яблоко (Бьяг располагал самыми свежими новостями об очередном трупе, выловленном из Фодуса. «Река выплюнула его, как будто ей не понравился вкус», — рассказывал он в своей особой, неподражаемой манере). Пин почти все время молчал, только ел — до тех пор, пока не почувствовал, что сейчас лопнет. Время от времени он бросал взгляды из-под ресниц на Юнону, и всякий раз оказывалось, что она смотрит прямо на него. Когда их знакомили, девушка едва заметно улыбнулась, но и только. Когда она на мгновение отвернулась, Пин воспользовался этим, чтобы взглянуть на нее повнимательней. Густые черные волосы локонами ниспадали на плечи; взгляд темных глаз был глубок, как колодец. Кожа ее была до того белой, что, когда Юнона глотнула вина из бокала, Пин был совершенно уверен, что видел, как по внутренней поверхности ее горла пробежала алая струйка. Мистер Пантагус сидел рядом — на сей раз без бороды и усов; вид у него был болезненный и усталый, но веселая и оживленная болтовня девушки, кажется, возвращала ему силы.

В конце концов всеобщее внимание неизбежно обратилось на Пина, и мальчик с неохотой поведал о своих несчастьях. Он рассказал, как и почему остался без ночлега (все присутствующие были наслышаны о Бертоне Флюсе, а потому сочувственно заахали и заохали), о том, что работает на мистера Гофридуса (всем захотелось побольше узнать про потягивание за пальцы ног, дерганье за язык и прочие хитроумные приемы), и, наконец, о том, как стережет по ночам покойников.

— А бывало хотя бы однажды, чтобы покойник, которого ты стерег, вдруг очнулся? — спросил Бьяг. — Ведь ты ради этого их стережешь?

— Нет, лично со мною такого не случалось, — осторожно ответил Пин, чувствуя на себе пристальный взгляд Юноны.

— А вы превосходно владеете словом, мастер Пин, — задумчиво произнес мистер Пантагус; это были первые его слова за вечер.

— Если я и в самом деле хорошо говорю, это заслуга моей матери, — тихо ответил Пин. — Она происходила из почтенного рода — Дермогилов. И очень многому меня научила — читать и писать, думать о других, пользоваться ножом и вилкой.

— А как твоя фамилия? — спросила миссис Сытвуд.

Пин ответил не сразу. Ведь он не мог не ответить вообще: это было бы странно; и в то же время ему не хотелось, чтобы его вышвырнули из дома миссис Сытвуд, не дав даже переночевать.

— Карпью вроде бы? — брякнул Бьяг. — Ведь так ты сказал, когда мы встретились на Мосту?

— Карпью? — повторил мистер Пантагус и удивленно приподнял брови.

Пин сидел на своем стуле с очень несчастным видом. Он прекрасно знал, что будет дальше.

Вопрос задал Алуф:

— А ты знаком с Оскаром Карпью — с тем парнем, который…

— Да, Оскар Карпью — мой отец, но я не видел его с тех самых пор, как…

Но миссис Сытвуд, заметив, как неловко чувствует себя Пин, перебила его:

— А мама твоя?

— Умерла, уже больше года прошло.

— Значит, тебе нужна комната, — решила хозяйка. — Кажется, у меня есть свободная: маленькая, прямо под крышей — если тебе подойдет.

От восторга Пин едва не потерял дар речи. Вот так удача!

— О, конечно! — ответил он с благодарностью.

— Тогда решено, — весело сказала миссис Сытвуд, — И достаточно на сегодня разговоров — давайте просто есть и веселиться. Бьяг, ты споешь нам сегодня песню? Или, может, расскажешь что-нибудь?

Глаза у Бьяга загорелись. Отодвинув в сторону деревянную тарелку и кружку, он резво вскочил на стол.

— С удовольствием, — ответил он с широчайшей улыбкой.

ГЛАВА 18

Рассказ Бьяга

«В юные годы, когда я был уже не намного меньше ростом, чем теперь, я жил в деревеньке у подножия Спины Дьявола — очень крутой, совершенно голой горы. Деревня была надежно защищена, ведь с одной стороны от нас было море, с другой — гора. Ранним летним утром я любил наблюдать, как заря розовыми перстами касается вод и они начинают мерцать и переливаться розовым светом. Зато осенью набухшие влагой облака висели так низко, что порой половина горы была скрыта от глаз. Зимой морские соленые волны были серыми, словно камни, а Спина Дьявола — белой от снега. Потом приближалась весна — и реки вздувались, и все кругом начинало гудеть, пробуждаясь к жизни после долгого сна. Стоит мне вспомнить об этом теперь — и, клянусь, на глаза мне тотчас же наворачиваются слезы.