Читаем без скачивания Златоустый шут - Рафаэль Сабатини

Джакомо торопливо подъехал к синьору Джованни, и новость, которую он сообщил, ошеломила нас. Передовой отряд армии Чезаре Борджа, примерно пятьдесят солдат во главе с капитаном, только что появился у городских ворот и от имени Святой Церкви потребовал немедленно сдаться. Услышав ультиматум, горожане, в количестве более ста человек, вооружились, перебили стражу и настежь распахнули ворота перед неприятелем. Но, что еще хуже, подданные синьора Джованни затем повернули оружие против своего синьора и влились во вражеские ряды, явно намереваясь взять приступом замок и таким образом расчистить путь герцогу Валентино.

Если подобная ситуация и не оставляла большого простора для принятия решений, по крайней мере, она давала Джованни возможность наилучшим образом проявить себя перед мадонной Паолой, чем он с успехом и воспользовался.

— Клянусь всеми святыми! — заревел он, когда прошел первый шок, вызванный известием. — Эти трусы поплатятся за свое предательство, а тот наглец капитан, осмелившийся явиться сюда с полусотней солдат, горько пожалеет о своей дерзости.

Затем он приказал Джакомо собрать своих людей, призвал находившихся в его свите рыцарей срочно вооружиться и, наконец, велел пажу сопровождать его и помочь облачиться в доспехи, чтобы он мог лично возглавить свой маленький отряд.

Я заметил, как восхищенно сверкнули глаза мадонны Паолы, и догадался, что ее мнение о личном мужестве Джованни подверглось серьезной трансформации — точно так же стихи, выдаваемые им за собственные, заставили ее по-иному взглянуть на его умственные способности.

Сказать по правде, я и сам был изрядно удивлен. Передо мной предстал совершенно незнакомый мне синьор Джованни, и неудивительно, что я сгорал от нетерпения узнать продолжение столь многообещающего пролога.

Глава IX

ВООРУЖЕННЫЙ ШУТ

Увы, от мужественной позы, которую синьор Джованни принял в присутствии мадонны Паолы, не осталось и следа, едва он оказался в стенах замка наедине со своим пажом и со мной, следовавшим за ним на почтительном расстоянии. Он в нерешительности остановился в прохладной сумрачной галерее, украдкой оглянулся по сторонам, и я догадался, что страх ледяной рукой сжал его сердце. Он заметил меня, в скучающей позе прислонившегося к стене, и мрачно ухмыльнулся.

— Убирайся! — рявкнул Джованни на своего пажа. — Мне поможет Боккадоро. Готовясь участвовать в безумном предприятии, лучше всего призвать на помощь дурака, — неуклюже попытался сострить он. — Иди за мной, — скомандовал он мне, и я послушно поплелся за ним по широкой каменной лестнице, оставив пажа недоумевать о причинах столь внезапной и поспешной отставки.

Однако для меня поведение синьора Джованни не представляло ничего загадочного. Мое мнение о нем значило для него так мало, что он нисколько не боялся проявить слабость в моем присутствии. Да и кто в Пезаро лучше меня знал его истинную натуру? Не ко мне ли он обращался с просьбами писать для него стихи, авторство которых он бесстыдно присваивал? Не угрожал ли убить меня, если я рискну разоблачить его? Он никогда не сомневался, что я буду молчать, став свидетелем самых низменных проявлений его натуры, но сегодня, как мне показалось, меня ожидало какое-то новое открытие, и я не ошибся.

— Боккадоро! — вскричал он, едва я закрыл дверь в его кабинет, и я заметил, что его губы слегка дрожали. — Как можно выбраться отсюда?

— Откуда? — удивился я, поначалу не поняв, о чем идет речь.

— Из замка, из Пезаро. Пошевели своими мозгами: не ужели отсюда нельзя улизнуть?

— Улизнуть? — тупо повторил я, не веря своим ушам.

О Боже! Если бы я жаждал отомстить ему, какой радостью наполнилось бы мое сердце в эту минуту!

— Что ты вытаращился на меня, болван! — в гневе заорал он, и его голос, казалось, вот-вот сорвется. — Придумай что-нибудь! Ты слышишь, мерзавец? Думай, я приказываю, иначе, клянусь, тебя колесуют; на твоем долговязом теле живого места не останется.

Он беспокойно двигался по комнате, не в силах оставаться на одном месте, и я не мог не подивиться, до какой степени въелась в него привычка стращать людей.

— Стоит ли понапрасну трудиться? — невозмутимо отозвался я. — Будь вы пташкой, я предложил бы вам улететь в заморские края. Но вы такой же смертный человек, как и все мы, хотя ваш отец и сделал вас синьором Пезаро.

Из-за стены замка до нас донеслись приглушенные крики осаждающих, напоминающие на таком расстоянии гул моря в непогоду. Синьор Джованни резко повернулся ко мне, и я заметил, что его зрачки расширились от ужаса.

— Еще одно слово в таком же тоне, и тебе конец, — прохрипел он, хватаясь за рукоятку кинжала. — Мне нужна твоя помощь, скотина!

Но я твердо выдержал его взгляд и всего лишь разочарованно покачал головой. Сейчас я не боялся его. Мы были одни, я был вдвое сильнее его, и, попробуй он хотя бы на дюйм вытянуть из ножен свой кинжал, я безжалостно убил бы его голыми руками.

— Чем же я могу помочь вам? — поинтересовался я. — Я всего лишь придворный шут. Резонно ли требовать чудес от шута?

— Смерть стоит у порога! — испуганно воскликнул он.

— Синьор Пезаро, — напомнил я ему, — во дворе замка уже собрались ваши наемники и рыцари в доспехах. Они готовы сразиться с врагом. Разве в такой час вы покинете их?

У него словно подкосились ноги, и он рухнул в кресло.

— Это выше моих сил. Идти в бой для меня — верная гибель, — в отчаянии простонал он.

— А разве оставаться здесь не означает наверняка погибнуть? — спросил я, продолжая словесную пытку с рвением, какого даже он, наверное, не проявлял, терзая на дыбе свои жертвы. — Сейчас только храбрость может спасти вас. Увидев вас, своего синьора, с оружием в руках, готового бесстрашно идти на смерть, ваши подданные непременно вспомнят о своем вассальном долге и постараются исполнить его.

— Чем их лояльность поможет мне, если я буду убит? — капризно пробрюзжал он.

«Господи! За что ты наказал Пезаро столь малодушным и ни к чему не годным правителем?» — подумал я, однако внешне никак не выразил свои чувства, напротив, я попытался урезонить его:

— Почему вы думаете, что вас непременно убьют? — и тут же перешел к более весомым аргументам: — Вспомните тогда о мадонне Паоле, которая ждет от вас достойных рыцаря свершений, — вы ведь ей сами обещали нечто подобное там, во дворе.

Он слегка покраснел, затем вновь побледнел и замер в своем кресле, словно оцепенев. Его тщеславие было задето, но не в такой степени, чтобы он вспомнил, что мужчине не подобает трусить, и в конце концов страх пересилил все остальные чувства.