Читаем без скачивания В краю солнца - Тони Парсонс

— Ты прав, — сказала Тесс, — он держится увереннее. И говорит не так быстро. — На коленях у нее лежала тетрадь, которую она проверяла перед тем, как началась передача. Жена сделала преувеличенно глубокий вдох и добавила: — Он время от времени переводит дыхание, поэтому и ведет себя спокойнее.

Ник Казан ей нравился. Она считала, что он на моей стороне, а вот сам я не был в этом уверен.

Я отодвинул стопку тетрадей и сел рядом с Тесс. Теперь говорил ведущий. Он вздыхал, закатывал глаза и вел себя так, будто все до ужаса очевидно. Я попытался применить его слова к себе, но не смог, поэтому просто раскрыл наугад верхнюю тетрадку и стал читать чье–то домашнее задание по истории:

«Жители Древнего Египта назывались мумиями. Они жили в пустыне Саре».

Я закрыл тетрадь. На обложке был изображен тщательно прорисованный пенис и два гигантских яичка. Мне захотелось отбросить ее от себя — смыть в унитаз, выкинуть в помойное ведро или сдать на переработку вместе с прочей макулатурой. Но я знал, что Тесс не позволит.

Ник пытался что–то сказать, однако ведущий перекрикивал его и не давал ему вставить ни слова.

— Не будете же вы отрицать, что у молодых людей, на которых он напал, тоже есть права, — с холодной улыбкой произнес ведущий. — Насколько я помню, по сюжету Трэвис Бикл — психопат.

На экране возникла фотография, сделанная в полицейском участке: два неприятных, коротко стриженных подростка. При ярком свете они выглядели иначе — совсем не похоже на тех, с которыми я дрался в темноте, — и я их не узнал.

Зато узнала Тесс. Она потрясенно взглянула на меня и снова на исцарапанный экран.

— Я их учила, — сказала она. — Этих двух мальчиков. Вернее, мужчин. Они ведь считаются теперь мужчинами?

Я посмотрел на нее. На полу двумя аккуратными стопками лежали тетради: проверенные — в одной, непроверенные — в другой.

— Не их, — поправил я, — а таких, как они. Ты ведь это имела в виду?

— Нет, я учила именно этих двоих. Вернее, пыталась. По–настоящему научить их чему–то почти невозможно. Потому что все они из неблагополучных семей. Потому что это страшный труд — тут нужны годы и годы. А главное, потому что они презирают школу.

— Пройдемся по заголовкам завтрашних газет, — промурлыкал ведущий. — На первой странице «Гардиан» читаем: «Министр внутренних дел осуждает поведение таксиста–линчевателя». В «Дейли мейл» выходит статья под названием: «Грабители Бикла отправляются за правосудием в Брюссель». И наконец, «Сан» пишет: «Врешь, не уйдешь! С Трэвисом Биклом из Барнсбери шутки плохи».

Тесс выключила телевизор, пододвинулась ближе и прильнула ко мне. Наши тела были словно специально подогнаны друг к другу — такая идеальная спайка наступает только после многих лет совместной жизни.

Тесс немного помолчала, о чем–то раздумывая, а потом тихо проговорила:

— Мне бы хотелось одного: чтобы той ночью они залезли в дом к кому–нибудь другому.

Обняв жену, я наблюдал, как на улице вспыхивают и гаснут похожие на светлячков огни. Мне бы хотелось того же. Мне бы хотелось, чтобы весь мир просто оставил нас в покое.

Тесс поежилась.

— Ты дрожишь, — сказал я.

— Холодно, — ответила она, и я крепче прижал ее к себе, хотя стояла теплая летняя ночь и было совсем не холодно.

Мы вышли из дома, и тут же ринулись вперед репортеры, наседая на нас со своими вопросами и фотоаппаратами. Мы начали медленно пробираться вперед сквозь эту свору, которую прибило к нашему порогу, как только напечатали статью Ника Казана. Тесс держала в руках накрытый фольгой поднос с маленькими кексами, стараясь поднять его повыше, чтобы не опрокинули в толпе. От поведения журналистов становилось не столько противно, сколько неловко. Они обращались ко мне по имени, точно к старому приятелю, и вели себя так, словно хорошо меня знают и на самом деле беспокоятся за меня и мою семью.

— Том! Всего один вопрос, Том!

— Том! Ты линчеватель? Или Трэвис Бикл из Барнсбери? Том!

— Тесс, Тесс! — закричал один. — Ты им гордишься? А для кого кексы?

— Для детей, — ответила Кива. — Сегодня же последний день учебного года.

— Тесс, а вдруг Тома посадят? Ты его не бросишь? Что будет с семьей, если он угодит за решетку?

Поверх подноса жена бросила на меня взгляд, полный невыразимой тревоги. Он длился всего мгновение, но этого было достаточно. Взгляд ее говорил: что, если случится самое страшное? Что, если нашу семью уже разрушили? Что с нами будет?

Внезапно Кива сорвалась с места, проскочила между репортерами и забежала в соседний сад, где стояли маленький мальчик и девочка, оба с блокнотом и ручкой в руках — видимо, в подражание взрослым. Я понятия не имел, что происходит. Потом Кива раздала младшим детям по автографу и с ослепительной улыбкой повернулась к готовым взорваться фотоаппаратам. Журналисты бросились к ней.

— Кива! Что ты думаешь о своем папе, Кива?

— Кива, сейчас же иди сюда! — крикнул я, но Тесс меня опередила. Она зашла в соседский сад, схватила дочь за руку и потащила к мини–фургону, где уже сидел Рори, нервно моргая за стеклами очков.

— До вечера, — сказал я.

Она отрывисто кивнула и завела машину. Они уехали: Тесс — не оглядываясь, Рори — опустив голову. Зато Кива еще долго махала журналистам рукой.

Я натянул форменную фуражку. Толпа сомкнулась вокруг меня, но теперь, когда жена и дети уехали, мне было легче. Репортеры и фотографы больше не могли меня задеть — по крайней мере, так же сильно.

Даже в вылинявших джинсах и простой белой рубашке Фэррен производил впечатление человека богатого. Он был в отличной форме, несмотря на свои сорок с хвостиком и двенадцатичасовой перелет. Однако главное, что бросалось в глаза, — это загар. Фэррен явно проводил много времени на солнце и пропитался его светом насквозь. Именно благодаря загару он выглядел так, словно вел приятную, обеспеченную жизнь.

— Моя фамилия Фэррен, — сказал он с лондонским акцентом и добавил: — Придется нам поторопиться.

Рейс из Бангкока задержали, и стоял уже поздний вечер. Большинство клиентов на месте Фэррена сразу отправились бы в отель, заказали в номер ужин и приступили к делам на следующее утро. Но только не он. У него была назначена встреча в гостинице недалеко от аэропорта, а так как самолет опоздал, времени оставалось в обрез.

Я взял его чемоданы, и он молча пошел за мной к машине. Некоторые шоферы пытаются вести себя с клиентами по–приятельски: расспрашивают, как прошел перелет, жалуются на лондонскую погоду и все в таком духе. Сам я никогда не приставал с разговорами. По–моему, когда человек только что прилетел с другого конца света, ему не до болтовни.