Читаем без скачивания Этикет темной комнаты - Робин Роу

Машинально сую руку в карман за телефоном, но его там, разумеется, нет.

Мое дыхание учащается, становится шумным и прерывистым.

«Успокойся, – приказываю я себе. – Думай». Тому мужчине что-то от меня надо, потому что все чего-нибудь да хотят. Нужно просто понять, чего именно… а затем заставить его поверить, что он получит это.

И тогда он отпустит меня.

Дыхание выравнивается. Все будет хорошо. Я поговорю с… как там его зовут?

Вспоминаю слова моего дедушки. Имена важны. Ты получаешь преимущество, запоминая их. Если ты их забываешь, это идет тебе во вред.

Напрягаю память.

Калеб.

Мне просто надо поговорить с Калебом, и я тут же окажусь дома. Мама закажет принадлежащий компании самолет, и я полечу в Европу, где восстановлюсь после этой передряги. Придется пропустить учебный год. Но это о’кей, о’кей. Все будет о’кей.

Слышу, как в замочную скважину вставляют ключ.

«Спокойно, контролируй себя. У тебя получится».

В комнату входит мужчина, на нем другая фланелевая рубашка, туго обтягивающая плечи, но на этот раз никаких сапог, его ноги в одних носках. И я начинаю гадать – а где мои ботинки? Очень противно представлять, что он принес меня сюда, снял их, пока я спал, и уложил меня на…

– Это полезно для желудка. – Он протягивает мне дымящуюся кружку. У жидкости в ней слегка чесночный запах, и мысль о том, что это приготовлено им, вызывает во мне отвращение.

– Что это?

– Бульон.

Делаю осторожный глоток. Не бог весть что, но во мне просыпается голод, я вспоминаю, что не ел с… Меня опять охватывает паника.

Я не ел с той экскурсии, но когда это было? Как долго я был в отключке?

Мужчина откидывается на спинку кресла и молча изучает меня, пока я мелкими глотками пью бульон. Его руки спокойно лежат на бедрах, не то что мои – я крепко сжимаю в них теплую кружку. В комнате прохладно, но мужчина, похоже, не чувствует этого.

Допив бульон, говорю:

– Вкусно… Калеб.

Он замирает, и желудок у меня сжимается. Я просчитался. Он, должно быть, забыл, что назвал мне свое имя – похищенному не положено знать имя похитителя.

Но потом он улыбается какой-то странной горько-сладкой улыбкой:

– Правильно. Калеб.

Я с облегчением ставлю кружку на тумбочку. Пружины кровати скрипят при каждом моем движении, я чувствую тяжесть на лодыжке и опять почти что впадаю в панику, но справляюсь с этим.

– Калеб?

– Да? – с готовностью отзывается он.

– Мне нужно, чтобы ты снял с моих ног цепи и принес телефон. – Все хорошо – я говорю спокойно и внушительно, точно как мой дедушка, когда дает инструкции наемному работнику. Рот Калеба открывается, словно он совершенно шокирован моими словами, но я продолжаю – спокойно и вежливо: – Я гарантирую, что мы все уладим меньше чем за час. Мне просто нужно позвонить.

– Я боялся… – Такое впечатление, что он разговаривает сам с собой. – Именно этого я и боялся.

– Понимаю, – успокаивающе говорю я. Он и должен бояться. – Ты откусил больше, чем можешь прожевать, так почему бы тебе не позволить мне все уладить? Я застрахован от похищения, и потому…

– Похищения? – Его взгляд темнеет, и он смахивает пустую кружку с тумбочки. – Думаю, тебе нужно еще поспать.

И не успеваю я и слова сказать, как он выключает верхний свет и закрывает за собой дверь.

Я, ошарашенный, наверное, целую минуту сижу в янтарном свете лампы, но потом слегка очухиваюсь и смотрю на окно. Я не могу дотянуться до него в таком положении и потому переворачиваюсь на живот. Моя правая нога прикована к кровати, зато левая может коснуться пола. Я вытягиваюсь, почти что разрываясь надвое, но толку от этого никакого. Цепь недостаточно длинная.

Ловя равновесие и подпрыгивая, продвигаюсь к окну, пытаюсь пододвинуть кровать ближе к нему, но она не двигается с места. И это странно: она не может быть настолько тяжелой.

Осматриваю ее и вижу, что ножки прикручены к полу. Мое сердце снова начинает колотиться. Представляю, как он делает это. Представляю, как он готовит эту комнату для меня. Должно быть, он спланировал все заранее, а не импровизировал, узнав, кто я. И, должно быть, притворялся, что не знает моего имени.

Тогда почему он не хочет денег? В этом нет никакого смысла.

Догадка поражает меня, подобно выстрелу. Ответ настолько очевиден, что мне стыдно, что я не додумался до этого раньше. Блэр.

Это не может быть совпадением. Блэр был в такой ярости, что угрожал мне в школе – в присутствии свидетелей. Мог он нанять Калеба? В этом, должно быть, замешан и Эван. Если подумать, то Блэр и Калеб даже одеваются похоже. У них один и тот же провинциальный стиль.

О боже, возможно, они члены одной семьи.

Или, по меньшей мере, Калеб – друг семьи.

Готов поспорить, где-то здесь есть видеокамера. Я не вижу ничего похожего на стенах, и здесь слишком темно, чтобы толком разглядеть предметы на книжных полках, но на самом верху красуется чучело совы с большими стеклянными глазами. И я вспоминаю новостное сообщение о куклах-видеонянях с камерами в глазах.

Эван и Блэр, наверное, наблюдают за мной все это время. Меня охватывает стыд, потому что я вспоминаю, как сильно испугался, каким выглядел идиотом. Держу пари, эти социопаты хотят выложить видео с плачущим мной на ютьюбе.

Но ничего у них не получится.

Со злой улыбкой машу перед камерой рукой.

– Я знаю, что вы записываете это, Блэр.

И, обдумывая предстоящий мне разговор с Калебом, стараюсь держаться спокойно и мужественно.

Загорается верхний свет, и я понимаю, что снова спал. Должно быть, Калеб сделал мне укол какого-то сильнодействующего препарата.

– Принес тебе попить. – В руке у него высокая чашка. – Здесь много электролитов.

Теперь, когда я понял, что происходит, ситуация кажется мне абсурдной. Эта комната – определенно своего рода сцена. Подобно тому дурдому с привидениями, в котором были мы с Люком – с брошенными смирительными рубашками и электрошокерами, – вот только декорирована она под мерзкую детскую со странными обоями 50-х годов и винтажными игрушками.

Калеб дает мне чашку и садится в кресло. Совершенно очевидно, что ему не разрешили причинять мне боль. Эван и Блэр, возможно, тупицы, но никак не самоубийцы. И должны понимать, что их ждет, если они и в самом деле нанесут мне какой-то вред. Я не совсем понимаю, какую власть и почему они имеют над этим человеком. Калеб может быть дядей или двоюродным