Читаем без скачивания Этикет темной комнаты - Робин Роу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иди сюда.
Отступаю, не спуская с него глаз, и наклоняюсь, чтобы поднять с пола один из самых больших осколков лампы.
Его глаза встревоженно расширяются.
– Положи это.
Держу осколок как меч, его острые края ранят мою тонкую кожу.
– О-открой дверь, Калеб. – Во мне бушует столько адреналина, что, готов поспорить, я обретаю сверхъестественную силу, словно мать, поднимающая грузовик, чтобы спасти из-под него своего ребенка.
Калеб продвигается вперед, походя на обороняющегося краба, и я делаю дикий выпад, намереваясь нанести ему сильный удар. Я убью его, если будет нужно. Он уворачивается, а затем каким-то образом – не знаю, как – хватает меня за спину и притягивает к своей груди, после чего заламывает мою левую руку, а другой рукой крепко сжимает мою правую кисть.
Мои пальцы немеют.
Мое оружие падает на пол.
Разворачиваюсь, выкручивая себе плечо, и замахиваюсь еще раз. Удар приходится ему в глаз. Калеб рычит сквозь стиснутые зубы – а затем отвешивает мне пощечину. Моя шея дергается так сильно, что, думаю, обязательно придется обратиться к мануальному терапевту. Держусь за пострадавшую щеку, находясь в состоянии шока. Он не должен был делать этого. Он не должен причинять мне боль.
Все вокруг кажется расплывчатым, когда он швыряет меня на кровать. Я снова переживаю короткое замыкание. В памяти остаются только хватающие меня руки и вонючий пот. В голове стремительно мелькают мысли о том, что чувствуешь, когда кто-то без разрешения трогает тебя, но это всего лишь отдельные кадры, и потому не понять, что же происходит на самом деле.
Я пропускаю момент, когда он берет меня за лодыжку. Следующее, что я помню: я снова прикован к кровати и стою посередине нее на коленях.
– Черт побери, я не хотел этого! – Калеб ходит по комнате и стреляет в меня мрачными взглядами. – Вот уж не знаю, что теперь с тобой делать.
– Да пошел ты, – говорю я, но это звучит не круто, как я того хотел, а как-то слабо и пискляво.
Калеб выпрямляется.
– Не хочу больше ничего подобного, слышишь меня?
– Пошел. Ты.
Он делает два больших шага к кровати, и я резко подаюсь назад. Меня охватывает стыд. Всего одна пощечина, и я готов сдаться.
Он с минуту пристально смотрит на меня, а затем поворачивается к двери, но прежде чем уйти, произносит:
– Я хорошенько обдумаю твое поведение. Лучше всего я усвоил за свою жизнь, что все может стать еще хуже, чем было.
Держу ладонь на пульсирующей щеке. Кожа на кистях рук ободрана, на руках красные пятна. Все тело болит, будто я на самом деле дрался, и я трясусь, словно адреналин во мне зашкаливает.
Я страшно накосячил. Кто знает, когда у меня опять появится возможность сбежать? Я так зол на себя, что на глазах выступают слезы.
Внезапно я вспоминаю о камере. Эван и Блэр наблюдали за происходящим? Хохочут ли они до упаду?
Поворачиваюсь к заделанному окну, чтобы они не могли видеть моего лица, и надолго остаюсь в таком положение.
За моей спиной со скрипом открывается дверь.
– Дай посмотрю руку, – хрипло приказывает Калеб.
Оглядываюсь. У него в руках бутылка с перекисью водорода и салфетка. Мне хочется отказаться из принципа, но, если в раны попадет инфекция, ничем хорошим это не обернется.
И я поворачиваюсь к нему.
В глазах Калеба появляется жалость. По мне, должно быть, понятно, что я плакал, и из-за этого я злюсь еще сильнее.
– Больно не будет, – с сочувствием говорит он. Взяв меня за кисть, он льет перекись на ладонь. Руку щиплет, и я морщусь от этого. Он успокаивает меня: – Сейчас пройдет, обещаю. Верь мне.
А потом он треплет меня по щеке, которую ударил.
Восемнадцать
Снимая в следующий раз с меня кандалы, Калеб ведет себя столь же осторожно, как и укротитель диких зверей с новым для него львом. Дрожу от гнева, когда он провожает меня в туалет. С силой захлопываю дверь прямо у него перед носом.
Делаю свои дела – ни зеркала, ни окна, ничего острого, – затем вылетаю в комнату, и все мои силы уходят на то, чтобы взобраться на кровать и замереть, пока он запирает на замок цепи у меня на ногах.
– Все в порядке? – интересуется он.
– Конечно. Мне все нравится.
Его челюсть немного напрягается, словно он и в самом деле распознал сарказм в моем голосе.
– Принесу тебе что-нибудь поесть.
Пока его нет, я киплю от ярости. Острая боль в щеке перешла в тупую, но она не исчезла и все время напоминает о том, что он ударил меня.
Калеб возвращается с двумя тарелками, на которых лежат несколько бутербродов с колбасой.
И меня смущает смесь благодарности и горечи, проступающая на его лице, когда он протягивает мне одну из тарелок.
– Знаю, тебе тяжело, – говорит он.
Я не удостаиваю его ответом.
Поставив другую тарелку себе на колени, он берет бутерброд и откусывает от него большой кусок.
– Ты собираешься есть?
Мне хочется швырнуть еду ему в голову.
– У тебя слабость?
– Я не голоден.
– Съешь хотя бы чуть-чуть.
– Нет.
На самом деле я очень хочу есть, но мне нравится отказываться. Я не могу покинуть комнату, но все же способен контролировать некоторые вещи.
– Ты должен поесть. – Судя по тону Калеба, я могу умереть от голода в следующие пять минут, что, конечно же, смешно. В голове у меня зарождается одна идея.
Похоже, Калеб догадывается, что я задумал, потому что в следующий раз входит в комнату с двумя мисками, пахнущими говядиной. В животе у меня урчит.
Он ставит одну миску на тумбочку, и дразнящий запах проникает мне в ноздри.
– Ну давай, – говорит он.
– Мне и так хорошо.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
Пялюсь на стену прямо перед собой. Два мальчика все запускают и запускают воздушного змея.
– Значит, хочешь уморить себя голодом?
Я и бровью не веду.
– Ладно. – Калеб принимается за мясо. – Съешь, когда проголодаешься.
Он игнорирует мою отстраненность и просто тянет довольное ммм-ммм, приканчивая свою порцию, потом забирает нетронутую еду и уносит.
Оставшись один, барабаню пальцами по кровати. Бывало, я обходился какое-то время без еды – не намеренно, но иногда ты не думаешь об этом, а затем понимаешь, что не ел весь день, и тебе кажется, что ты умрешь от голода прямо на месте.
А затем ты ешь.
Никогда прежде
