Читаем без скачивания Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

Появляется ровная линия.

— За забором, например, скачки.

Прибедняется Акаме зря. Несколько штрихов — вполне узнаваемые кони.

— А вот детишки, смотрят скачки через забор.

Три фигурки — высокого роста, среднего и низкого.

— В понимании Сэрью, поровну — это вот так.

Под каждой фигуркой красноглазая подрисовывает бочонок.

— Всем одинаковые подставки. Что высокому она вовсе не надо, а мелкому она не поможет, видишь, он так и остался ниже забора… Это ей не важно… Ясно?

— А… Понятно! — Леона выхватывает перо. — Так поровну, а вот так, — блондинка рисует силуэты, но теперь у каждого под ногами бочонок нужной высоты, и все могут выглянуть за забор, — по справедливости!

Акаме хмыкает:

— Объяснять сотней слов то, что можно показать парой несложных картинок…

— Да ладно, — Лаббок запускает пятерню в зеленые волосы. Точно в этой Вселенной изобретением переводчика не ограничились. У Мейн волосы розовые, причем равномерно по всей длине, значит — не крашеные. У парня с выправкой корнета — зеленые. Может, сейчас забыли и разучились, а вот раньше точно с генами экспериментировали.

— … Все же поняли, — заканчивает Лаббок.

— Босс! — подхватывается Акаме. Это что же, начальница не она? Или, скорее, она сержант-замкомвзвод при лейтенанте — командире взвода.

В комнате появляется женщина… Не получается назвать ее уродиной. Судя по стройной фигуре в хорошо сидящем черном брючном костюме, по свежей коже, по приятной улыбке — молодая, не из последних красавиц, не из последних… Была.

Потому как вместо правой руки натуральный механический протез, а правый глаз скрыт повязкой. Тоже блондинка, но Леона — блондинка золотоволосая, а командир — платиновая… Платиновая? Болван! Седая! Вкупе с побитой правой половиной тела наводит на мысли о разорвавшемся справа снаряде… Какие там контрабандисты, какой там уголовный кодекс!

Это люди не кодекса, а Полевого Устава. За столом люди главы первой (“боец, отделение, взвод”), а вошедшая совершенно точно из той главы, где “батальон, полк”; может, что и повыше.

— Генерал Надженда Ривер, — глуховатым четким голосом представляется вошедшая. — Командир отделения организации “Ночной Рейд”.

Лучше бы я и правда диваны таскал через Стену! Можно вручную!

Виски сдавливает, как в клещах. Морда у меня, наверняка, краснее, чем глазки Акаме.

— Госпожа генерал, разрешите называть вас Надеждой…

— Почему?

— Во-первых, это я могу выговорить. Вам же будет неприятно, если я стану коверкать имя?

— А во-вторых?

— А во-вторых, на моем языке слово “Надежда” обозначает именно — надежду.

Сказать пословицу, что “надежда умирает последней”, или неправильно поймут? Помолчу, довел уже язык до Киева, да прямо до княжьего терема. Не того князя, что Красно Солнышко, а того, что “хочу на вы идти”.

Генерал усаживается во главе стола.

— Надежда… А что — символично. Со столичными порядками ты, Хомяк, уже познакомился?

— Госпожа, он, оказывается, зовется Енот, — поправляет красноглазая.

— Я разрешила тебе изменить мое имя; разрешишь мне то же самое?

Енот совсем не Хомяк, но — “Что в имени тебе моем?” Спасибо за совет, Александр Сергеевич.

— Справедливо, — киваю. В голове шумит. Замечает это неожиданно — Леона. Золотоволосая без церемоний заходит сзади, надавливает ладонями на плечи:

— Откинь голову, расслабься, думай о хорошем… Вот обо мне, я же хорошая… Я работала в массажном салоне, сейчас все поправится…

Пальцы проходят по шее вверх, вниз, по плечам. Шум слабеет, отступает…

— Ты все удивляешься, что мы так возимся с тобой. — Надежда Ривер утвердительно склоняет голову. — И у тебя наверняка куча вопросов. Мы, в смысле, Ночной Рейд, ставим целью сменить правительство. Мейн говорит, вы пришли в Столицу втроем… Тебе лучше знать, чем это кончилось. Никакого злого умысла вы не имели. Самое большее, сперли бы яблок в заброшенном саду. Но столичная стража устроена так, что вместо трех дешевых работников Столица получила два трупа — из них один высший сановник. Мейн ведь рассказала, кому ты в горло ножик воткнул? — генерал вытаскивает тонкую сигарету. Доставать ей пепельницу кидаются сразу Лаббок и Акаме — с искренним сочувствием на лицах. А любят подчиненные генерала, даже непроизносимое имя не помеха… Ну так — “Что в имени”, сам же только что думал.

— Еще столица получила одного крайне озлобленного раба, который при первой же возможности не преминет отомстить, и тогда трупов станет еще больше. Или он убьет, или его убьют, — продолжает Ривер. — Я не хочу ходить вокруг да около. И ты не выглядишь человеком, которого можно долго обманывать…

— А если б выглядел, обманывали бы?

Надежда ухмыляется:

— Здесь у каждого история наподобие твоей. Мы с Лаббоком, Булат — дезертиры чистейшей воды. Леона… Расскажешь?

— Я работала в массажном салоне. У меня тонкие чуткие пальцы… Чувствуешь? Полегчало же?

Не поспоришь — киваю.

— А еще у меня хорошая фигура, большие…

— Сиськи! — громкий шепот со стороны, как ни странно — Акаме!

— Глаза!!! — Взрыкивает над головой Леона. — Завидуй молча, мелкопи… мелкосисечная! В общем, жила я, не тужила, мужа могла выбрать из самых богатых и красивых парней… А как-то на улице компания верховых дворянчиков стоптала копытами мелкую девчонку из трущоб. Не случайно, а загнали и задавили. Лучше б трахнули, падлы ржавые… Думали, раз нищенка, никто не вступится. Точно как с твоим Торном. А я схватила топор из колоды, и как-то так пришлось, что с первого раза по голове…

— Тацуми вообще повторил твой путь, — добавляет генерал. — Тоже в Столицу на заработки. Их тоже было трое, и тоже остался один. Мейн…

— Я полукровка, — говорит любительница розового цвета. — Неужели ты еще сам не понял? Меня только за цвет глаз и волос могут запросто спалить.

— Не понял, — соглашаюсь я, — у нас таких нет.

— Тоже интересно, где это: “у вас”, ведь и убитый тобой капитан Огре оттуда же. — Надежда тушит окурок, выбивает из пачки новую сигаретку. — Ну так вот, итог нашей арифметики. Вместо трех законопослушных нищих, готовых тянуть лямку, подниматься от низов — имеем два готовых трупа, плюс один потенциальный будет у Вилли при попытке к бегству, а то и два-три. Имеем совершенно не желающего пахать на дядю этого самого Вилли; наконец! — Ривер наклоняется ко мне, ласково треплет волосы; отшатнувшись, я упираюсь точно в Леону. Еще точнее — в предмет зависти Акаме. Не поспоришь — большие.

— Наконец, мы имеем убийцу, — буднично заканчивает Ривер. — И ладно бы ты кого за кошелек зарезал. Мы бы тебя и в этом случае нашли… Ну, или Сэрью бы нашла… Но головную боль тебе сняли бы с головой вместе, потому как — чистая уголовщина. Грязновато, но ничего особенного. А так выходит,