Читаем без скачивания Не сдавайся (ЛП) - Макаллан Шеннон

Дочь Кортни. Что за мысль. Сегодня напряженный день, и я провел так много времени, чередуя страх и ярость от того, что видел и слышал, и у меня действительно не хватило времени, чтобы переварить то, что думаю и чувствую к самой Кортни. И что она обо мне думает?

Праздные мечты во-время слишком короткого и слишком редкого перерыва после боевых операций в Ираке и Афганистане часто включали женитьбу на Кортни, создание с ней семьи. Черт возьми, как раз на днях, пока ждал свои новые шины, я думал об этом. Здесь, сегодня вечером, наблюдая, как она носит этого маленького ребенка, это снова поражает меня, более ярко, чем когда-либо.

Я был бы абсолютно счастлив, если бы она этого хотела. Но захочет ли она? Прошло восемь лет, и сегодня мы провели вместе всего несколько коротких минут. Люди сильно меняются за восемь лет, и не может быть, чтобы ее опыт здесь не повлиял на нее каким-либо образом. Если уж на то пошло, я уже не тот человек, каким был восемь лет назад.

Они останавливаются перед зданием, которое Кортни обозначила как женское общежитие, и она осторожно опускает девочку на землю. Поцеловав ее в макушку и легонько шлепнув по попке, она посылает смеющегося ребенка к входной двери, прежде чем поплестись обратно к двери в свою маленькую лачугу.

Уже совсем стемнело, когда кто-то снова вышел из сарая, где живет Кортни. Это мужчина. Фальшивый муж? Как, она сказала, его зовут? Дэниел, кажется? Мужчина аккуратно закрывает дверь сарая, и его лицо искажается в муках сильного волнения. Горе? Печаль? Это длится всего мгновение, и к тому времени, как он идет от сарая к главному дому, на его лице появляется открытая, дружелюбная улыбка.

Сейчас слишком темно, чтобы что-то разглядеть внизу. Свет льется из окон главного дома и из здания — как она его назвала? Здание с едой. Трапезная, точно! Единственное место, которое освещено, — это ящик для покаяния, окруженный кольцом прожекторов. Дешевый монокуляр ночного видения, который я купил у Кабелы, на таком расстоянии не действует. Я думаю, получаешь то, за что платишь. Чего бы сейчас не отдал за коробку, полную моего старого оборудования.

Разочарование наступает из-за видимости. Определенно внизу нужно больше света. Разве сейчас огонь не будет прекрасен?

Это будет долгая ночь. Мне нужно быть начеку, а в предрассветные часы мне предстоит долгий путь к моему грузовику, если я хочу вовремя вернуться в Гринвилл. Я и раньше стоял на страже упорно долго, но никогда не стоял на страже того, что меня так сильно волновало.

Восемь лет определенно изменили меня. Теперь я покрыт шрамами, полон металлических осколков и кошмаров, но одно определенно осталось неизменным. Я все еще люблю Кортни Двайер. Абсолютно, целиком и полностью.

Единственное, что изменилось, — это то, что теперь я могу это признать и никогда не буду убегать от себя.

Глава 11

Кортни

Утро воскресенья, 14 августа 2016 года.

На этот раз встаю раньше Джен. Я не сомкнула глаз.

По воскресеньям все могут поспать на час дольше. Все, кроме тех, кто занимается воскресными делами, вроде меня. Я на цыпочках подхожу к ее койке и смотрю, как она спит. Хочу обнять ее в последний раз, просто чтобы попрощаться. Я хочу, но не могу, с моей стороны было бы жестоко сказать ей, что люблю ее, а затем исчезнуть из ее жизни. Я выхожу из тихого общежития с тяжелым сердцем. По этой девочке я буду скучать больше всего. Больше, чем по Дэниелу.

Больше, чем по маме.

При одной мысли о ней у меня на глаза наворачиваются слезы. Те определенные качества моей матери, по которым я скучаю, исчезли так давно, что с трудом могу вспомнить, кем она когда-то была. Мне грустно, но, как ни странно, с моей новообретенной решимостью облегчение смывает вину. Мне больше не придется смотреть, как она чахнет.

Трапезная почти пуста. Никто из рыночной группы еще не пришел, только несколько человек, которые ухаживают за скотом. Я бормочу неопределенное приветствие сестре, разливающей завтрак, и, вооружившись миской комковатой каши, сажусь за пустой стол. Глядя на тепловатую, похожую на грязь субстанцию передо мной, я обещаю себе, что если у меня когда-нибудь будут дети, никогда не буду навязывать им такую ужасную пищу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Слишком скоро ко мне присоединяются Иеремия, Лия, а затем полусонный Натан. Мы быстро завтракаем и молча загружаем грузовик, пока ребенок не просыпается и не начинает болтать о грозе. Не обращая внимания на напряженность между мной и Иеремией, Натан рассказывает о какой-то драме, произошедшей вчера вечером перед нашим возвращением. Его друг Мэтью пытался защитить щенка. Бедный ребенок, он на собственном горьком опыте понял, что в этом сообществе отстой быть внизу пищевой цепочки. Жестокое обращение с детьми, маскирующееся под дисциплину, столь же распространено, как и жестокое обращение с животными.

Лия бормочет сквозь зубы:

— Глупый мальчишка втянул свою мать в неприятности.

— Сестра Андреа пробудет в ящике для покаяния три дня, — говорит Иеремия так равнодушно, словно замечает, что хорошая погода. Я смотрю на него и содрогаюсь. Ящик покаяния — это продуваемая сквозняками хижина, где вы замерзаете зимой и жаритесь летом. Сегодня температура достаточно приятная. Я смотрю на небо. Слава Богу, ясно. Там ужасно, когда идет дождь.

Мы устанавливаем нашу палатку, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы вести себя нормально и не оглядываться в поисках Шона. Я не сомневаюсь, что он будет здесь. Знаю, что он будет здесь. Я борюсь с улыбкой, которая грозит сорваться с моих губ, когда вспоминаю, как поклялась себе всего неделю назад, что никогда больше никому не стану доверять, и вот я здесь, готовая отдать свою жизнь в руки Шона. Это одна из восхитительных ироний судьбы.

Подходят первые клиенты, и я изо всех сил стараюсь вести себя так, как будто это обычный бизнес. Это трудно, но я делаю половину приличной работы, пока не вижу, как мимо проезжает большой синий «Блейзер». Это он? Похож на грузовик Шона, но это было так давно! Я не могу сказать точно. Мое сердце останавливается и снова начинает биться, когда машина отъезжает слишком быстро, чтобы я успела взглянуть на водителя.

Я заканчиваю упаковывать покупки для клиента, когда «Блейзер» появляется вновь. На этот раз окна опущены, и я отчетливо вижу Шона. Он притормаживает, ища место для парковки, но рядом с нами нет свободного места. Он съезжает на обочину и останавливается как можно ближе. Мы находимся рядом с рестораном, что позволяет нам пользоваться их удобствами, но слишком далеко от прямой дороги для комфорта.

Я подумываю о том, чтобы сделать перерыв, но не могу. Шон припарковался слишком далеко от нашей палатки. Я смотрю на Иеремию, который сидит в задней части нашего грузовика. Он наблюдает за мной. С моей ногой я не могу быстро убежать. Иеремия без особых усилий догонит меня, прежде чем доберусь до безопасного места.

Я изображаю страдальческую гримасу и переношу вес тела с одной ноги на другую, плотно сжимая колени. Иеремия замечает это и хмурится.

Я поворачиваюсь к Лии и спрашиваю:

— Ты можешь заменить меня на минуту? Мне действительно нужно идти.

— Почему ты не сходила до нашего отъезда, глупая маленькая корова? — рычит она, подозрительно глядя на меня.

Как можно мягче я шепчу:

— Прошу прощения, сестра Лия. Тогда мне не хотелось, но дороги… — Протянув руку, я имитирую ухабистую дорогу, ведущую к лесозаготовкам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она вздыхает, взывая к Иеремии.

— Брат Иеремия? Иди с ней, пожалуйста, — говорит она ему.

— Проследи за тем, что она делает. Следи за всем.

Я направляюсь к ресторану, и буквально через три секунды Иеремия наступает мне на пятки.

— Ладно тебе, Иеремия, — говорю я легким тоном.