Читаем без скачивания Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - Михаил Эм

Хрюк: На что не рассчитывал, Гера?

Гера: Хрюк, поздравляю, мы в загробном мире.

Хрюк (огорчаясь): Разве мы умерли?

Гера: Несомненно, умерли – и все из-за тебя, толстый. Надо же оказаться таким неуклюжим: перевернуть лодку.

Маринка (продолжая всхлипывать): Так вы утонули, сволочи? Я сначала подумала, Витёк и вас порезал.

Хрюк: Мы…

Гера (быстро): Повезли тебя в больницу, но лодка опрокинулась.

Мы с Хрюком приказали долго жить.

Маринка: Все из-за водки проклятой. Напились зачем-то…

Хрюк: Гера, Гера, посмотри – я летаю!

Действительно, летает.

Гера: Прямо мотылек.

Хрюк порхает по сектору, в которой находятся они с Маринкой, и даже выпархивает в смежные сектора, где ожидают очереди другие обитатели загробного мира. Внезапно очередь слаженно передвигается в направлении двери, за которой находится… Что находится за дверью, неизвестно.

В загробном мире неизвестного еще больше, чем на земле.

Хрюк: Ух ты!

Кувыркается в воздухе.

Гера (Хрюку): Эй ты, порхающая бегемотина, далеко на всякий случай не отлетай! Мало ли что – место все-таки незнакомое. (Маринке). Слышь, Марин, а что это за дверца?

Маринка: Понятия не имею.

Гера: Народ что говорит?

Маринка: Ничего.

Гера: Так ты, подруга, ни с кем не общалась?

Маринка отрицательно мотает головой. Гера разглядывает очередь, что-то прикидывая, когда ему на голову приземляется повеселевший Хрюк.

Хрюк: Посадка завершена успешна!

Гера: Чуть шею не сломал, толстый.

Хрюк: Здесь ничего не сломаешь, Гера. Мы же на том свете!

Мы в раю!

Садится на пол с блаженной улыбкой, означающей конец земным страданиям и огорчениям. Через минуту с непоследовательностью примитивного существа спрашивает:

Мы здесь надолго?

Гера: Навеки.

Блаженная улыбка сползает с губ Хрюка. На незамысловатое чело ложится печать отрешенности.

Хрюк (доверительным тоном): Гера, я хочу хрюкнуть.

Гера: Технически невозможно. Сам соображать должен, толстый, все-таки несостоявшийся инженер-строитель… Нет, я сочувствую твоим мучениям: вечность без выпивки – так ведь и с ума сойти недолго. Кстати, в самом деле не понимаю, где обещанные райские кущи, нектар, флейтисты, нагие гурии, возлежащие на благоухающих подстилках из живых цветов…

Маринка (ворчит): Нагих ему подавай! Скажи спасибо, одетые есть.

Гера: Спасибо, конечно, но…

Очередь снова приходят в движение: кто-то исчезает за дверцей, тогда как на противоположном конце очереди с легким хлопком добавляются новопреставленные души. Сначала умерший с непривычки стонет и мечется, не осознавая, куда попал, но старожилы что-то ему объясняют, и новичок затихает, прекращает паниковать, успокаивается, словно ожидая чего-то… Не дальнейшего ли поворота судьбы?

Хрюк (печально): Как часто люди умирают.

Гера: А ты думал?

Пробует взлететь и взлетает.

Пойду полетаю, подышу свежим воздухом. А вы сидите тихонько, как мышки. Не шелохнитесь, никуда не ходите.

Хрюк: Куда отсюда уйдешь?

Маринка: Нажрались, сволочи… Лучше бы я вас не встретила.

Размазывает слезы по щекам, вспоминая прошлую жизнь.

Сцена 4

В надежде получить информацию, Гера устремляется в начало очереди.

Сходу минует несколько малоинтересных групп – в основном, уродливых стариков и старух в больничных пижамах, – пока не останавливается напротив своеобразного зрелища: развороченных взрывчаткой вьетнамцев с вещевого рынка. Один из вьетнамцев держит в руках голову – сложно разобрать, свою или чужую.

Голова вьетнамца (видя Геру, приветливо ему улыбается): Все хоросе… Все хоросе…

Гера: Нет, у этих ни черта не разузнаешь.

Перелетает к двум выясняющим отношения личностям – как сразу становится понятным, водилам.

1-й водила: Ты зачем, сука, меня подрезал? Зачем подрезал, спрашиваю?

2-й водила: Меня самого, урод, с внешней стороны подрезали. Если бы я вправо не вывернул, меня бы фура в лепешку разнесла.

1-й водила: А так не в лепешку, придурок?

Гера: Э, мужики… Случайно что-нибудь о здешних порядках не слышали?

1-й водила: Скажи, парень, ну не западло подрезáть, когда по левой полосе «Ауди» сто восемьдесят выжимает?

2-й водила: Ты, мудила с Нижнего Тагила…

Гера, плюнув, устремляется дальше. Пожилая женщина сидит погруженная в себя, сложив руки на коленочках, и просветленно улыбается.

Гера (вежливо): Здравствуйте.

Пожилая женщина: Здравствуй, сынок.

Гера: Давно здесь загораете?

Пожилая женщина: Часика полтора, как преставилась, спаси Господи и помилуй. Внучонка жалко, без бабушки остался… Тебя как зовут, сынок?

Гера: Германом.

Пожилая женщина: А моего внучонка – Володенькой. Только он помладше тебя будет.

Гера: Случайно не знаете, что за той дверью?

Показывает на дверь, в которую как раз залетают дождавшиеся очереди души. Одна из душ пытается улизнуть, однако насильно втягивается внутрь. После чего дверь наглухо захлопывается.

Пожилая женщина (увлеченно): Володечка у меня в четвертом классе учится, а второй внучок, Степочка, от Людмилы – совсем еще махонький…

Гера (теряя терпение): Бабушка, за чем стоим, не интересовались?

Пожилая женщина (с лучезарной улыбкой истинно сумасшедшей): Ты, сынок, не расстраивайся: все, все там, то есть здесь, будем. У меня знакомая, у ней тоже сынок от ветрянки помер. В институт поступил и сразу помер. Вот и мое времечко приспело, только Володеньку со Степочкой жалко, больно славные ребятишки получились. Понянчить их до окончания школы хотелось, да видно, не придется теперь…

Гера, оставляя бесполезную старуху за спиной, с расстройства минует несколько перспективных душ, приземляясь у следующей, кажущейся на первый взгляд не такой перспективной. Отдельно от всех – в полном одиночестве и прострации – дожидается очереди небритый мужчина в тренировочных штанах.

Гера (с досады не так вежливо): Привет.

Мужчина в тренировочных штанах (неожиданно внятно, даже разумно): Здравствуйте, молодой человек.

Гера: От цирроза печени скончались?

Мужчина в тренировочных штанах: От цирроза.

Гера: Как вам в раю? Не дует?

Мужчина: Здесь сквозняков нет…

Гера взлетает.

Только вы ошибаетесь: это не рай.

Взлетевший было Гера тормозит на полном ходу.

Гера: Так-так-так… А что это за место, по-вашему?

Мужчина (подтягивая спадающие тренировочные штаны): Это распределитель.

Гера: Распределитель чего? Ах, да, догадываюсь… Но вам доподлинно известно, что распределитель?

Мужчина: А по-другому быть просто не могло.

Гера: Почему так?

Мужчина: Долго объяснять. Вы, позвольте спросить, читали мои «Начала темной и светлой сторон бытия»?

Гера (удивляясь): Нет.

Мужчина: А мою «Экуменистическую теодицею с двенадцатью примечаниями»?

Гера: Увы-увы, позорная необразованность. Не читать не только вашу «Экуменистическую теодицею», но и ни одного из двенадцати примечаний к ней! Стыдно признаться, но в последнюю минуту подписался на полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого. Денег на вторую подписку элементарно не хватило. Но может быть, вы мне сейчас все растолкуете – если, конечно, не торопитесь?

Мужчина (подтягивая штаны): Начать с того, что имманентным эквивалентом трансцендентальности до-бытия и после-бытия является чистая субстанциональность, которой, в идеалистическом смысле, противостоит трансцендентная интеллигибельность…

Гера: У меня, видите ли, реальное экономическое образование.

Вас не затруднит пообщаться на более конкретные темы?

Мужчина: Конкретное – специфическое проявление всеобщего.

Очередь движется.

Гера: Полностью вас поддерживаю. Однако, если я правильно ухватил вашу мысль, после изъятия из распределителя, то есть пос ле попадания вон в ту дверцу (тыкает пальцем), нас всех куда-то распределят?

Мужчина (взглядывая на дверной проем, втягивающий в себя очередные души): В то место, которое по христианской теологической традиции именуется адом и раем…