Читаем без скачивания Кот баюн и чудь белоглазая - Александр Ладейщиков

Никон поклонился, держась сложенной ладонью за колючий подбородок, жена его всплеснула руками, радостно заулыбалась.

— В залог заключённого союза я предлагаю твоему старшему сыну, Стефану, оставить родительский дом, и пойти со мной поглядеть на мир — поискать славы, счастья и любви. Радим пусть залечивает рану и продолжает дело предков — в вашем саду, я верю, будут расти чудесные яблоки!

Старики молчали, как поражённые громом. Никон открыл, было, рот, но ничего не сказал.

— Чтобы задуманное мной дело свершилось, а рассказывать подробности я не буду, и чтобы успокоить вашу старость — я оставляю вам этого мальчика, Арианта. Пусть живёт у вас до той поры, пока не придёт за ним человек, знающий меня лично, и не отвезёт его в Чудово к семье. А то, что он жив и при полной памяти — так это такие времена. Были века тёмные и свирепые — и решения принимались соответствующие. Сейчас же искать в моих тайниках нечего — и мне парня обижать не стоит, да, и привык я к нему. Старею, наверно. Ну-ка, Ариант, Сокол Ариев, признавайся, ведь подглядывал за мной в пещере?

Ари смутился и опустил глаза. Баюн посмотрел, на него улыбаясь, без злости. Тогда мальчик заговорил:

— Увидел одним глазком, случайно. Молния сверкнула, котик пропал, пришёл странник Коттин. А магический амулет замигал, задымился, сломался, видать. Дядя Баюн его и закинул в нору. Да, волшба пропала, — неосознанно подражая Баюну, важно заключил мальчик.

— На всё воля Господня, — сказал, перекрестившись, старик, и вопрос был решён. Старушка заплакала, стала собирать сыну узелок, гладила то Стефана, то Арианта по русым космам.

Злополучное селение лежало в лощине, окружённое холмами, поросшими еловым лесом. На одном из них, на скрытой от людских глаз стороне, завернувшись в покрывала, ворочались от утреннего холода два человека. Один был белокур, сероглаз, с прямыми чертами лица, слегка курнос. Другой, что помоложе — русый, кареглазый, с пробивающимися усами. Старший встал, отряхнул с куртки, сшитой из кусков кожи, росу и иней, начал разжигать костёр с помощью старинного кресала.

Внезапно треснула ветка, зашуршали листья — кто-то ломился сквозь заросли рябины. Потом по сухой земле тропинки что-то зацокало, зашевелились кусты. Коттин обеспокоено прислушался к странным звукам, подскочил к Стефану, схватил его за шиворот, лёгким тычком отправил молодого человека в густые заросли папоротника, приложил палец к губам. Юноша понял жест древнего странника, притаился.

На тропинке появилось странное существо. Если б Коттин в данный момент был Котом — у него непременно бы прижались уши, а шерсть на загривке встала дыбом. Обняв большую крынку, распространяющую сногсшибательный аромат крепкой браги, в рваной тоге когда-то фиолетового, а ныне грязно-серого цвета, на поляну, пошатываясь, вышел лесной сатир.

— Это ещё кто тут бездельничает? Ась? — спросил он заплетающимся языком, увидев Коттина. — На колени, смертный!

При этих словах козлоногого пошатнула неведомая сила, и он чуть не улетел в кусты. Сатир явно находился в состоянии давнего запоя — глазки его тупо смотрели на великолепные красоты осеннего леса, шерсть свалялась и висела клочьями, копытца были запачканы в засохшей глине. Печальное рыло существа смотрело набок, зато рожки задорно торчали вперёд, а хвост с кисточкой подметал тропинку.

— Кого я вижу! Это же старик Фавн, — ласковым голосом промурлыкал Коттин. — Только спившийся, словно римский плебей.

Фавн раздвинул пальцами веки, уставился на беловолосого красным глазом с потрескавшимися сосудами.

— Это кто тут смеет… ик! Кто посмел меня называть… На, выпей фалернского, — внезапно сменил тему Фавн, протягивая страннику крынку с мутной жидкостью, подув на плавающую клюкву.

— Пошёл вон со своей мутной дрянью, — грозно промолвил Коттин, показывая пьяному сатиру блестящий кинжал, сияющий на рукоятке красными и синими драгоценными камнями.

— Эта… кто это? — удивился козлоногий, уставившись на Коттина, при этом он запнулся за собственную ногу, и чуть не боднул собеседника рогами. — Ба, да это древний Кот! Здрасьте, господин Коттин! Проснулся, значит?

— Демон, — вдруг выскочив из зарослей, заорал Стефан, держа в руке, старинный нож-хлеборез, который Баюн однажды уже видел в драке. — Сатана! Чёрт рогатый!

— Ша, какой бойкий вьюноша, — хрюкнул Фавн и треснул Стефана глиняной крынкой по голове, окатив пойлом. Тот ойкнул, ноги его подогнулись и юноша сел на траву в ошеломлённом состоянии. Правда, шелома на нём не было — он и шапку-то не носил летом.

— Вы, молодой человек, разберитесь уже — в чём отличие чертей от сатаны и демонов, а потом обзывайтесь, — Фавн начал читать нотацию заплетающимся языком. — И, ещё, где это вы взяли данное металлическое изделие? Ась? Небось, спёрли у маменьки с кухни? Нехорошо, вьюноша, отставлять хозяйство без ценного орудия труда, ведь…

Фавн не договорил и повалился на траву рядом с приходящим в себя Стефаном, который поднял мутный взгляд и увидел Коттина с берёзовым брёвном в руках, размером с приличную оглоблю.

— Так, головушка цела, — пропел бывший Кот, ощупывая шишку на макушке Стефана. — А нож нужно вернуть матушке Блатиде — такие вещи на дороге не валяются.

— И как же я без оружия? — жалобно промолвил потомок готов. — Вдруг опять, какой демон налетит?

— Оружие мы себе ещё найдём — уверенно сказал странник. — Купим или добудем по-другому — я чувствую, предстоит большое веселье. Давай, вставай, помоги связать этого пьяницу. Да не бойся, это не демон. Это сатир, его зовут Фавн. Кстати, он может оборачиваться человеком — этаким римским патрицием. Этот тип в глубокой древности был божком — покровительствовал лесным животным. Его царство называлось по его имени — фауна. С ним ещё целая толпа родни вечно таскалась, таких же козлоногих, да весёлые жрицы-вакханки. Устраивали вакханалии. Силу они черпали в виноградной лозе. Не слышал про такую?

— Вино — кровь Христова, — ответил, разлепив губы, Стефан. — Пить его можно только по ложечке, причащаясь из чаши священника. По большим праздникам на пиру выпивают кубок красного вина, разведённого водой, и то — только по достижению мужчиной полной бороды, то есть в тридцать лет.

— А, ну да, ты же поклонник Христа, — вспомнил древний странник. — Вяжи ему руки за спиной.

Коттин, быстро затянул ноги Фавна ремнём, прислонил его к шершавой сосне. Фавн открыл глаза, помигал на путешественников, хрипло попросил:

— Котик, чтоб ты провалился — дай попить, капут же раскалывается.

— Ой, сатир латынь вспомнил, — оживился, похохатывая Коттин. — Сейчас ещё раз дубиной по капуту тресну — будет тебе полный капут.