Читаем без скачивания Кровавый след - Юрий Кузнецов

Я нисколько не сомневался, что эти доказательства у него были, тщательно задокументированные и выведенные каллиграфическим почерком.

– Вот, пожалуйста, – начал нервничать следователь. – Это – протокол твоего допроса в отделении милиции, – он потряс в воздухе исписанным листом бумаги.

– И на нем есть моя подпись?

– На нем есть твое описание, заверенное патрульным и дежурным по отделению, а также засвидетельствован твой отказ подписаться. И эти конкретные люди в суде дадут показания не в твою пользу.

Я слабо улыбнулся, стараясь скрыть волнение.

– А вот это, – следователь достал из пухлой папки другой лист, – показания водителя прокурора, где он пишет, что за три дня до убийства отвозил прокурора на его загородную дачу, где тот должен был встретиться с важным человеком… Этим человеком, между прочим, был ты, – указал на меня пальцем следователь. – Ты думаешь, что такому почтенному человеку, каким является водитель покойного прокурора, меньше поверят, чем тебе, дебоширу и хулигану, наемному убийце?

Некоторое время он сверлил меня глазами.

– Признайся, сколько тебе заплатили, чтобы ты убил Генерального прокурора?

– А почему ваш водитель не написал о нашей с ним встрече, – вместо ответа на его вопрос спросил я.

– Это когда? – заволновался следователь.

– Вчера вечером. Он дал ночлег мне и нескольким вооруженным боевикам.

На смуглом азиатском лице следователя появились бисеринки пота, он нервничал:

– У тебя нет другого выхода, только признаться.

– В чем? – удивился я. – Ведь мне даже не представили обвинения.

– Он порылся в своих бумагах и зачитал:

– «В связи с изложенным выше следует: подозреваемый вошел в контакт с Генеральным прокурором и, скорее всего, шантажируя его какими-то фактами, склонял к содействию и оказании помощи в провозе через нашу республику большой партии наркотиков на территорию России, что в значительной степени подтверждается фактами пребывания подозреваемого на протяжении последних двух недель в городе Душанбе, а затем в Нуреке и снова в Душанбе»…

Я слушал весь этот бред, и мне становилось не по себе при одной мысли, что кто-то мог состряпать на меня подобную глупость, и что, скорее всего, остальные стражи закона примут ее за чистую правду.

– Если будет нужно, мы найдем в Москве твоих приятелей, которые переправили тебя в Таджикистан, – добавил следователь.

Дела мои были плохи. Я едва выбрался из одной передряги, как попал в другую, еще более опасную.

– Так ты согласен с изложенными фактами? – нетерпеливо спросил следователь.

– Нужно быть ненормальным или самоубийцей, чтобы пойти на такое, – ответил я.

– Через день-другой ты будешь сожалеть о своих словах, – угрожающе посмотрев на меня, сказал следователь.

Он встал из-за стола и, подойдя к двери, открыл ее. Я увидел широкоплечего охранника двухметрового роста и догадался, что будет дальше.

Потянулись бесконечно долгие дни допросов и пыток. На смену первым двоим амбалам пришли новые, затем их сменили другие. В промежутках между «процедурами» в камеру пыток заглядывал уже знакомый мне следователь, один или за компанию с прокурором, и предлагал мне подписать протокол с признанием в том, что я убил Генерального прокурора Таджикистана.

Мои палачи, казалось, наслаждались разнообразием пыток. Они подвешивали меня за ноги, а руки привязывали к полу и устраивали «растяжки»; жгли пятки, загоняли иглы под ногти на ногах и руках, сажали в камеру с металлическим полом и заливали его кипятком, прострелили мне обе руки из пистолета. Я терял сознание, приходил в себя и снова погружался в пустоту. Всякий раз, как мой разум возвращался к способности рассуждать, я удивлялся, насколько живуч человек. Казалось бы, столько, сколько вынес я, не могло вынести ни одно живое существо.

Так и не сумев сломить моего сопротивления, палачи, сами измученные пытками и бессонными ночами, отправили меня на специальную коллегию по особо важным делам. Судебное заседание длилось всего сорок минут, оно проводилось за закрытыми дверями и походило скорее на ознакомление с толстой папкой моего уголовного дела, чем на серьезное разбирательство. Весь этот спектакль разыгрывался на таджикском языке, и мне не предоставили даже адвоката, положенного для самых отпетых преступников.

Суд удалился для вынесения приговора. Через пять минут я уже знал его – меня приговорили к тринадцати годам строгого режима.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

(годы заточения: 1992–1995 гг.)

Тюрьма находилась в предгорьях Гиссарского хребта, северо-восточнее Душанбе. Заключенные работали в каменоломнях, расчищая площадки для добычи руд цветных и редких металлов. Изнурительная работа продолжалась весь световой день, от восхода и до заката солнца. Охранники с автоматами вели себя не лучше моджахедов Латифа или боевиков Собзали, строго наказывая заключенных за малейшую провинность или задержку в работе.

Сначала нас держали в затхлых бараках в предгорьях, но когда работы начались в высокогорных каменоломнях, тюремщики устроили камеры прямо в пещерах, в которые были врезаны решетки. Ночное понижение температуры загоняло узников в глубь пещер, но и это не спасало. В скором времени большое количество пленников заболело и умерло без достаточного медицинского обслуживания.

В бесконечном ожидании избавления от кошмарных мучений проходили дни, которые складывались затем в месяцы, а месяцы незаметно стали составлять год, второй, третий…

Однажды, в начале весны, на третьем году моего заключения, привезли партию новичков. Среди них выделялся один, которого все звали Баклан. Он был таджик, имел несколько судимостей и в неволе пробыл в общей сложности двадцать три года. Тюремщики не проявляли бурного восторга, узнав, что Баклан осужден за новое преступление. Они давно знали его, как зачинщика потасовок и возмутителя спокойствия. По чистой случайности Баклана поместили в одну камеру со мной. Мы не питали друг к другу особых симпатий и были лишь приятелями по несчастью.

Баклан был поражен смертью одного из заключенных, к которому не пригласили вовремя врача, и он восстал против скотского отношения к нам тюремщиков. Баклану удалось поднять настоящую бурю среди заключенных. Охранникам не пришлось долго выискивать зачинщика беспорядка, они безошибочно определили, что это Баклан. Чтобы другим было неповадно, они принялись избивать его на глазах у всех. При виде такой несправедливости я не сдержался и вступился за беднягу. Я подбежал к надзирателям и, выхватив у одного из них автомат, принялся отгонять их прикладом от Баклана. Оторопевшие от неожиданности охранники некоторое время не могли прийти в себя. Баклан воспользовался заминкой, чтобы подняться с земли и затесаться в толпе других заключенных, наблюдавших весь этот спектакль. Теперь тумаки, предназначавшиеся для Баклана, посыпались на мою спину и бока. За оказанное сопротивление меня посадили на две недели в карцер.

– Я думал, что ты уже труп, – сказал Баклан, когда я вернулся в камеру. – Тебе повезло, – добавил он, осматривая мое тело, – переломов нет. Но эти шакалы поранили тебя, и этот шрам на правой щеке, кажется, останется навсегда.

Так мы подружились с Бакланом. Я ни на минуту не оставлял мыслей о побеге. Он представлялся мне вполне возможным. Смог же я вырваться из-под стражи Латифа в Афганистане. И это при том, что там я был единственным пленником, которого они ревностно охраняли. Здесь же моя задача облегчалась, так как узников было много, и охранники наблюдали за всеми сразу. Я поделился своими соображениями с новым приятелем, и тот обещал мне помочь разработать подробный план побега. В этом он был большой специалист.

– Почему бы тебе не завязать со всеми своими делишками? – спросил я однажды у Баклана.

– Прости, друг, но это невозможно, – ответил он мне. – Я уже не представляю себе другой жизни.

– А за что ты получил свой первый срок, Баклан?

– Не называй меня больше так, – попросил он. Я был несколько озадачен.

– Это мои приятели по зоне прозвали меня Бакланом. И для них я Баклан, а для друзей – Сангак. Можешь называть меня Сашей, на русский манер.

Из этих слов я понял, что стал другом для Баклана-Сангака, многого повидавшего на своем веку. Он рассказал мне свою историю:

– Я был совсем зеленый, почти такой, как ты. Я закончил кулинарный техникум и приехал на работу в Куляб, устроился поваром в духан – такой маленький ресторанчик. Дела мои шли неплохо. Но однажды, возвращаясь поздно вечером домой, я услышал крики девушки. Она звала на помощь. Я поспешил и увидел, как во дворе дома трое сопляков пристают к совсем еще школьнице. Ну я, конечно же, вступился за нее. А утром меня вызвали в милицию. Как потом оказалось, среди парней был сын обкомовской шишки. Я не смог оправдаться, мне предъявили обвинение в попытке изнасилования и осудили на три года. А зона есть зона. Она быстро перевоспитывает. Но не на тот лад.