Читаем без скачивания Биологический материал - Нинни Хольмквист

— Как дела с поиском дома?

Сработало. Он весь засиял. Отложил книгу и сказал:

— Хорошо. Мы вчера осматривали очень симпатичный домик. Четыре комнаты, сад. Соседи, правда, слишком близко, но зато за кустами их не видно. Со второго этажа открывается красивый вид. Вокруг зелень, рядом игровая площадка для детей, школа, сад — все, что нужно семье с ребенком.

Я внутренне содрогнулась при мысли, каково это жить одной в таком районе, где вокруг тебя сплошные семьи с детьми, которые растут и разрастаются, как дрожжевое тесто А все, кто не хочет расти и разрастаться, превращаются в невидимок, в ничто, не имеющее никакого значения. Но Поттера было уже не остановить, и я постаралась ничем не выдать своих мыслей, пока он увлеченно рассказывал обо всех прелестях жизни с детьми. Тем временем я незаметно достала записку из кармана. Поттер продолжал рассказывать о доме, о том, как обставить детскую, и об ультразвуковых снимках детей в животе его партнерши.

— Хочешь посмотреть? — осведомился он. — Они у меня с собой.

Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана бумажник.

В другой ситуации я бы отказалась, нашла бы какую-нибудь причину: сказала бы, что спешу — я уже насмотрелась на эти снимки во время того жестокого эксперимента, — но поняла, что не могу упустить такую возможность, и присела на скамейку рядом с Поттером. Он уже протягивал его мне, Я взялась за фотографию большим и указательным пальцами — остальные три сжимали записку. Он показал на два светлых пятна на темном фоне. Я кивнула и сказала что-то вроде, как это удивительно, и спросила, на каком сроке их мама и как Поттер представляет себя в роли родителя, и он отвечал, и рассказывал, и объяснял, и пока мы сидели, склонившись над фотографией, мне удалось вложить записку ему в руку. Он не выразил удивления, только кивнул — как мне показалось, он догадался, что все мои вопросы были притворством, — и сунул записку вместе с фотографией в бумажник, а бумажник — в карман.

Прошло еще несколько недель, прежде чем я снова столкнулась с Поттером, на этот раз вечером в Е4, где жила Алиса. Она взяла в библиотеке фильм и пригласила нас с Эльсой, Леной и Виви на чай с домашним фруктовым пирогом. Алиса выбрала романтическую комедию, легкую и забавную. Она будто целиком состояла из комических ситуаций и нелепых недоразумений и заканчивалась, как и полагается романтическим комедиям, свадьбой. Стоило фильму кончиться, как Эльса и Виви засобирались домой, Я уже давно заметила, что они много времени проводят наедине и, по всей видимости, у них роман. Мне тоже хотелось к Юханнесу. Попрощавшись с Алисой, я пошла домой и по дороге, проходя мимо прачечной, заметила Поттера. Он что-то делал со сливным отверстием в полу.

— Засорилось? — спросила я, остановившись в дверях.

Он поднял глаза.

— Да, — вздохнул он. — Уже третий раз за неделю.

Так мы и стояли — я на пороге, он на коленях на полу — и беседовали о засорах. У меня самой раньше был дом со старыми трубами, которые часто засорялись, я могла посоветовать кучу способов решения этой проблемы.

Закончив — «по крайней мере, на этот раз», как он сам выразился, — Поттер положил решетку на место, поднялся и пошел к выходу. Мы пожали друг другу руки, и я получила аккуратно сложенную бумажку, которую незаметно сунула в карман.

Я вернулась не поздно, но Юханнес уже спал, оставив для меня включенной лампу в кухне. Из спальни доносилось его посапывание, как у маленького ребенка, которому снятся беспокойные сны. Как у моего брата Уле, когда ему было четыре года, а мне девять, и мы с ним и Идой спали в одной комнате во время каникул. Как звук ветра, шелестящего сухими травами поздней осенью. Успокаивающе. Доверчиво.

Я присела за кухонный стол и прислушалась. Иногда Юханнес ворочался во сне и бормотал что-то неразборчивое, потом снова начинал тихо посапывать. Тишину нарушали только это тихое посапывание и слабый шум кондиционера. На столе лежал камень, который Юханнес нашел на пляже. Возле камня — журнал, не помню какой. Я коснулась камня, провела пальцем по его шероховатой поверхности — по тому, что когда-то было растением или животным. Взяла камень в руку, взвесила его в ладони, сжала пальцами, повертела. Он был прохладным и очень приятным на ощупь. Я положила назад камень. Взяла журнал, открыла, полистала туда-сюда, сделала вид, что читаю, осторожно вытащила записку из кармана, притворившись, что у меня зачесалось бедро. Аккуратно сунула между страниц журнала и склонилась над ним, опершись на локоть — так, чтобы в камеру не было видно, что именно я читаю.

Мои глаза с трудом привыкали к темноте, и мне потребовалось какое-то время, прежде чем я начала что-то различать. Это было не письмо, я не смогла найти ни одного слова на бумаге, только фотографии, напечатанные на цветном принтере. Я немного подвинулась, чтобы на них попал свет.

Фотографии были сделаны в саду Стена и Лизы. Слева был Джок с их младшей дочерью — круглолицей девочкой с кудрявыми черными волосами, огромными карими глазами и курносым носиком. Джок держал в зубах синий мячик или что-то похожее на мячик, который он собирался отдать девочке. Вид у него был чрезвычайно довольный. На девочке — джинсы, резиновые сапоги, синий вязаный свитер с красным автомобилем и серый шарф. Она смеется и хлопает в ладоши над головой. Малышка сильно выросла с тех пор, как я видела ее в последний раз. Тогда этот свитер еще носил ее брат, на два года ее старше. Лужайка покрыта красными и желтыми листьями, кое-где виднеются желтые шляпки грибов, валяются красные и зеленые, местами подгнившие, яблоки. На заднем плане виднеются курятник с курами и прислоненный к нему красный велосипед Стена с детским сиденьем, прикрученным к багажнику.

На фото справа Лиза сидит вместе с Джоком на скамейке перед домом из красного кирпича, обвитым плющом. Рядом клумба с отцветающими розами. Лиза смотрит на Джока, одна ее рука лежит у него на спине. Джок навострил уши. У обоих приоткрыты рты, словно они поют дуэтом. Смешной снимок. Я не удержалась от улыбки. Но внутри меня все смеялось — смеялось горьким смехом, истерическим смехом, который грозил вырваться наружу. Я не могла ему этого позволить. Это было невозможно. Я сдерживалась. Хотя это и причиняло мне боль.

Я сложила бумагу и снова спрятала в карман, встала, выключила свет в кухне, прошла в ванную, чтобы принять душ и почистить зубы, на цыпочках вернулась в спальню и забралась в кровать к спящему Юханессу.

Я так и не узнала, как Поттеру удалось раздобыть эти фотографии. Ездил ли он к Лизе и сам сделал снимки или Стен и Лиза их ему послали, кто знает, Я еще сталкивалась с Поттером, но ни разу мне не представился случай расспросить его подробнее: наше общение ограничивалось кивками и приветствиями. Мне оставалось надеяться, что по моей улыбке он понял, как сильно я ему благодарна. Судя по времени года и по тому, как выросла девочка, фотографии были сделаны недавно, а это все, что мне нужно было знать.

21

За стенами отделения полным ходом шла подготовка к Рождеству. Достаточно было включить телевизор или раскрыть газету, чтобы вся эта рождественская мишура буквально посыпалась на тебя в виде многочисленных сообщений о толчее в магазинах, рекламных объявлений, советов, что подать к праздничному столу, рождественских мультиков и гимнов о Деве Марии с младенцем Иисусом и новой звезде, вспыхнувшей на небосклоне.

Но отделение словно было объявлено свободной от рождества зоной. Все было как обычно, никаких признаков торжества. Ни елок, ни свечей, ни мишуры, ни елочных игрушек и дедов-морозов в магазинах. Фитнес-центр работал как обычно, никаких коротких дней или праздничных занятий под рождественскую музыку. Рестораны, выставочный зал, кинотеатр, театр и магазины работали как обычно. Меню и репертуар тоже оставались прежними, Никаких шведских столов с рождественским угощеньем, никаких утренних сеансов Для детей, никакой предновогодней распродажи и никакого празднования старого Нового года, который приходит, когда думаешь, что все уже закончилось.

Но Новый год все-таки наступил. Цифра на календаре поменялась. Время шло — и ничего с этим нельзя было поделать. Мне скоро исполнится пятьдесят один. Юханнесу уже исполнилось шестьдесят четыре — редко кто из «ненужных» доживал до этого возраста. Но он не выглядел на свой возраст, а я — я чувствовала себя, как никогда, молодой. Наверно, это влюбленность так действовала на меня, ощущение того, что ты любишь и любима, что ты нужна кому-то.

Мой роман был в принципе завершен. Оставалось только кое-что подправить. Я читала и правила, читала и правила, не в силах остановиться.

Юханнес подсмеивался надо мной, называя наседкой. Как-то вечером мы лежали в постели.

— А у тебя разве не так? — спросила я. — Когда ты почти закончил и знаешь, что скоро тебе придется расстаться с книгой, чтобы приняться за новую.