Читаем без скачивания Приемыш черной Туанетты - Сесилия Джемисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле нашей плантации находился союзный лагерь. Молодой капитан полка был очень добр к нам. Он жалел молодую госпожу и делал все возможное, чтобы помочь нам. Он был так добр и мил, что мы полюбили его и верили ему во всем. Вы знаете, какое настроение царило тогда и как все приходилось держать в тайне. Я видела все, что происходило между молодыми людьми, но не знала, чем это кончится для моего бедного дитяти. И вот однажды вечером они тайно обвенчались у приезжего французского патера. Он был прислан в наш приход на место кюре, который отправился капелланом с союзным полком. Отец Жозеф, священник, повенчавший их, были вы».
Отец Жозеф оторвался от письма и задумался.
— Да, — произнес он, наконец, — я вспоминаю. Это было, когда я жил в приходе Св. Иоанна Крестителя. Была ночь, я находился в ризнице, когда ко мне пришли какие-то молодые люди, и я не мог отказать в их просьбе. Было смутное время, и странные дела творились вокруг. Да, вспоминаю: бледная молодая девушка и молодой союзный офицер… Мне показался странным этот брак, но я обвенчал их. Да, вот то самое свидетельство, которое я выдал им!.. — Он развернул бумагу и посмотрел на свою подпись, затем снова взялся за письмо Туанетты.
«Теперь, когда я напомнила вам все это, вы, может быть, припомните, что было дальше. Через год вы крестили их ребенка, прелестного мальчика, а когда мальчику было около двух месяцев, молодого отца убили в схватке, и моя госпожа с ребенком и няней бежали из деревни в свой городской дом, который, как вы помните, сгорел в ту же ночь. Всех троих считали погибшими в огне; но погибла только молодая мать, а ребенок и няня уцелели. Я была эта няня, а Филипп — тот ребенок. Когда начался пожар, мальчик спал у меня на руках. Я отнесла его в безопасное место и побежала спасать мою бесценную госпожу, но я опоздала… Я не нашла ее… Услыхав, что в числе погребенных под развалинами называют и няню с ребенком, я вместе с ребенком побежала к своей приятельнице в другую часть города, так что никто не заметил меня. Она приютила нас и хранила мою тайну до смерти. После ее кончины я вернулась в дом Детрава. Я хотела, чтобы ребенок вырос в собственном доме, — он не знал, что это его поместье, но я-то ведь знала, что когда-нибудь оно будет принадлежать ему!
Помните ли вы, как подробно и строго расспрашивали меня о родителях ребенка, когда я впервые привела к вам Филиппа? Вы не узнали меня, вам и в голову не пришло, что этот мальчик — сын Эстеллы Детрава и молодого союзного офицера.
Вы удивляетесь, почему я так долго скрывала правду? Я объясню вам теперь. Я любила этого ребенка, он был последним из их семьи, и мне казалось, что он мой и что потеря его убьет меня. Но главная причина была в том, что я клятвенно обещала моей госпоже в случае ее смерти не расставаться никогда с ребенком. Не удивительно, что она была против того, чтобы мальчик воспитывался на севере. Она знала, что ее муж не сообщил семье о своей женитьбе: между северной и южной частью страны царила непримиримая вражда. А она была очень щепетильна в этом вопросе и неоднократно брала с меня слово, что в случае смерти ее и ее мужа спрячу ребенка, пока он не подрастет и не будет в состоянии сам распорядиться собой. Я боялась, что, если я открою его местопребывание, его заберут на север, в семью отца, а меня к нему не подпустят. В той семье ничего не знали о мальчике, пожалуй, невзлюбили бы его, — а для меня он был мое единственное сокровище! Нет, я не могла его отдать! Мне казалось, что я смогу это сделать, когда он подрастет. Но годы шли, я не могла его отдать и не отдам, пока жива…
Но пора кончать. Мне трудно писать, я еле вожу пером. Я провожу дни и ночи над этой исповедью, хочу как можно больше объяснить вам…
Когда смятение после пожара улеглось, я тайком вернулась на плантацию и забрала бумаги моей госпожи, которые, к счастью, она не успела взять из-за поспешного бегства, — иначе и бумаги погибли бы в огне. В этом пакете — брачное свидетельство, выданное вами, письма молодого офицера к моей госпоже; вы увидите также нераспечатанное письмо, адресованное матери молодого человека. Он дал его моей госпоже, чтобы в случае несчастья с ним она отослала его матери. Я думаю, что в нем он сообщает о своем браке и просит позаботиться о его жене и сыне… Но ей, святой душеньке, не понадобились их заботы: она ушла туда, куда несколькими днями раньше ушел и ее молодой супруг, остался только мальчик, которого после моей смерти надо отправить к родным его отца. Может быть, нехорошо, что я удерживаю его теперь, но он еще мал и привязан ко мне. Я делала для него все что могла; я учила его только добру. Никто не скажет дурного слова о моем Филиппе. О, отец Жозеф, я чувствую, что, когда вы будете читать это письмо, он будет одинок! Я уйду из этого мира — его «мамочки», которую он так любил и слушал, скоро не станет. Будете ли вы любить его, заботиться о нем, утешать его? Он будет так несчастен без меня! Эти бумаги и письма, конечно, надо отослать его бабушке. Сомневаюсь, что она сможет любить его так, как я. О, отец Жозеф, будьте добры к нему! Я оставляю его на ваше попечение. Если я поступила нехорошо, скрывая его, простите меня и отдайте на милость и суд Божий!
Туанетта».
Прочитав письмо Туанетты, отец Жозеф отер со щек слезы и вновь принялся за письма. Тщательно просмотрев бумаги и написав от себя несколько слов в пояснение, он вложил их в новый конверт и надписал адрес мадам Эйнсворт.
Глава 29
Маленькие странники
Когда в холодную мартовскую ночь Филипп вышел на улицу с «детьми» и с остальным багажом, первой мыслью его было уйти, а второй — пробраться в Новый Орлеан. Первое было довольно легко осуществить, но над вторым надо было серьезно подумать, так как не все дороги вели в этот далекий южный город.
Лилибель ждал Филиппа на углу. Он дрожал от холода и нетерпения. У него в руках тоже был узелок. Филипп заранее дал Лилибелю денег для покупки провизии, которая и была в узелке. Еда состояла из бананов, имбирного пряника и сушеных зерен, маленькое ведерце с патокой дополняло дорожный провиант.
— Ну, что ж, — отрывисто проговорил Филипп, увидя его, — ты готов?
— Да, мастер Филипп, я готов, я все сделал. Но мы пойдем, наконец, куда-нибудь или будем стоять всю ночь под холодным дождем?
— Понятно, пойдем, — решительно ответил Филипп. — Нам нужно двигаться, чтобы согреться. Пойдем же к переправе! — И без лишних разговоров он повернул к реке и быстро зашагал вперед, за ним медленно поплелся Лилибель, хныкая и жалуясь на холод.
Филипп хорошо понимал, что ему придется возглавить это путешествие и что вся ответственность лежит на нем. Прежде всего надо было уйти из города.
— Ведь городовые могут поймать нас, — между тем говорил, всхлипывая, Лилибель, — нас отправят обратно, посадят в тюрьму для бродяг и никогда не выпустят!
Это беспокоило и Филиппа. Несмотря на неизвестность, ожидавшую впереди, он ни за что не хотел бы вернуться и изо всех сил спешил к переправе. Он не озяб и не промок, толстое пальто защищало его от дождя, а сердце согревала надежда.
Когда они пришли к переправе и Лилибель увидел пароход, качавшийся на темных волнах Северной реки, он отскочил назад, упрямо твердя:
— Я не поеду больше пароходом, я пойду пешком!
— Но надо прежде переехать через реку, это только переправа! Пойдем, пароход сейчас отойдет. Если ты не пойдешь, я уеду без тебя, — пригрозил Филипп.
— Я не пойду, — хныкал Лилибель, в то время как Филипп, отдав билеты, подталкивал его вперед в густую толпу. Они прошли незамеченными.
Благополучно перебравшись на другой берег, Филипп пошел медленнее. В голове его созревал план. С сообразительностью, несвойственной его возрасту, он понимал, что нельзя задавать вопросов, которые могли бы навести на их след. Если он не будет осторожен, его легко смогут разыскать и отправят обратно. И он решил не расспрашивать ни о чем, что бы могло возбудить подозрения. Он помнил только два города, через которые проезжал, направляясь на север со своими приемными родителями. Один из городов — Чатануга — запечатлелся в его памяти: они останавливались в нем и осматривали Сторожевую Гору, место «битвы в облаках». Другой город — Вашингтон, миссис Эйнсворт говорила, что это столица страны. Если они проезжали эти города по пути в Нью-Йорк, то и обратно следовало пройти мимо них. И он решил разузнать, как пройти в Вашингтон.
Филипп был полон решимости, отваги и надежд, его не останавливало, что впереди — длинный ряд трудных дней, недель и даже месяцев, которые предстояло идти, что впереди — холод, голод, труды и страдания, холмы, долины и леса, реки и озера. Все препятствия придется преодолеть, прежде чем добраться до своей родины.