Читаем без скачивания Пластиглаз - Вадим Чекунов

– Ну, раз так, считай, первый шаг сделан. Тогда бросай курево, - говорит Ромка, застёгивая халат.

– Слушай, а долго нужно, чтобы накачаться, как ты? - уважительно разглядываю его фигуру.

– Накачаться пивом можно, и бормотухой. Накачать – шину у велика, - смеётся Ромка. – Мускулатуру, Эскимос, можно исключительно развивать. Развитие – постулат жизни. Понял?

Я киваю.

– Короче, два раза в неделю – делаешь вот такое упражнение, на широчайшие.

Ромка упирается одной рукой в скамью – та шатается и скрипит – и показывает, как тянуть.

Из тёмного проёма дверей высовывает кудрявую голову Ленка – молодая продавщица.

Она появилась в магазине совсем недавно, и пользуется повышенным вниманием Ромки.

Ленку пытался взять в оборот Лауреат. Подойдя к ней на обеде, в её первый день, протянул руку и представился: «Очень приятно – Виктор Тугоёбов!»

Столовка тихо заржала. Но Ленка не растерялась – взяла половник и едва не заехала Лауреату по кумполу. Тот успел увернуться и очень зауважал её.

Ленка разглядывает нас и вдруг довольно похоже на Пугачёву поёт:

Выходят на арену силачи!

И цепи рвут движением плеча!

Ромка хитро прищуривается.

– Чего надо-то?

Ленка просит помочь её нарезать масло.

Мы заходим в подсобку. Там уже стоят раскрытыми две коробки. Беру кусок обёрточной бумаги, прилепляю его к торцу брикета. Прижимаюсь грудью к брикету. Потом специальной резкой – две металлические ручки с тонкой струной между ними, - обхватываю здоровенный кусок масла и тяну рукояти на себя. Струна с лёгкостью проходит сквозь брикет. Если двое режут, сподручнее, конечно. Но можно и одному.

Я уже неплохо научился нарезать, однако сейчас дело не ладится. Выходят кривые куски. Меня сильно отвлекают Ромка и Ленка. Они возятся в дальнем углу – мне плохо видно с моего места, но я замечаю, как Ромка запускает продавщице руку под халат. Полы халата задираются, Ленка поднимает ногу. Я смотрю на её колено и белое бедро.

Ленка отталкивает Ромку и что-то шепчет. Ромка по-гусарски хмыкает, хлопает её по заду и выходит во двор.

Раскрасневшаяся, поправляя халат, Ленка подходит ко мне и оценивает работу.

– Давай помогу, - берется она за одну из ручек маслореза.

Мы тянем вместе. Между пуговиц Ленкиного халата я вижу её грудь.

У меня так стоит, что я боюсь, Ленка это заметит, хотя на мне халат и сверху - фартук.

Ленке двадцать лет. По сравнению со мной и моей Наташкой – совсем взрослая.

Ленка сосредоточенно дует на падающую на лоб чёлку...

***

...В кладовке темно и тесно.

Ленка привалилась спиной к вороху вонючих ватников и каких-то халатов. Одной рукой она притягивает меня к себе, другой треплет по затылку.

Места совсем мало. Локтём я всё время задеваю целый ворох швабр, составленных в углу. Сквозь щели в двери льётся бледный свет. Слышны чьи-то голоса.

Я запускаю руку под Ленкин халат.

– Ну не спеши, хороший мой... – шепчет она мне в ухо. – Ну не спеши...

Под моей ладонью её тёплый живот. Губами я утыкаюсь в грудь Ленки и сквозь халат целую её. Ленка прижимается ко мне всем телом – я чувствую запах мыла и свежевыстиранного халата. Прежде чем я успеваю нащупать край её трусов, взрываюсь толчками влажной теплоты. До судорог в ногах. Непроизвольно отстраняюсь, чуть не отталкиваю Ленку.

Я обкончался. Кончил прямо себе в штаны. Спустил. Там всё липко и мокро.

– Ты чего? – в полголоса спрашивает Ленка. – Ты... ты чего – всё, что ли?..

Я пытаюсь уловить в её голосе насмешку. Но Ленка всего лишь пробует погладить меня. Слабо отдёргиваю голову. Царапаю задвижку на двери. Ленка кладёт свою руку на мою и прижимает палец к губам. Её лицо близко-близко от моего. Я чувствую её дыхание. Высвобождаю свою руку.

Послушав несколько секунд, открываем дверь. Никого.

Ленка хочет что-то сказать, но я выбегаю во двор.

Чуть не сталкиваюсь с Рашидом.

В штанах противный холодок. Ноги подрагивают в коленях.

– Где тебя носят? – хмурится Рашид и внимательно смотрит на меня. – Ты чего такой заполошный?

Я не знаю, что сказать.

Рашид кивком зовёт за ним.

Оглядываюсь. Свидетелей позора нет. Только Степан Николаич, брезгливо нюхающий деревянные ящики у помойки, вдруг смотрит на меня и щурит глаза.

– Я сейчас... в туалет только...

Рашид уходит в мясной отдел.

Я запираюсь в туалете бакалейного – он самый светлый и там всегда есть туалетная бумага. Спустив штаны с трусами до колен, оттираю, как могу, следы любовной утехи.

В молочный решаю больше ни ногой, в Ленкину смену. А скоро и практике конец, и сюда вообще больше не зайду никогда.

Выхожу во двор, закуриваю, и смотрю на небо. Оно в пятнах и разводах облаков, как в засохшей малафье.

К Наташке не пойду сегодня. Перехотелось...

У Рашида, согнав Витю-Зверя с его стула, восседает Лауреат. Витя в позе раненого Пушкина спит рядом, на ватниках.

На Лауреате небольшая фетровая шляпа, сдвинутая на затылок, и галстук цвета насморка. Во рту - неизменная сигарета. Лауреат травит очередной анекдот. Сигарета подпрыгивает в такт словам.

За спиной водилы крутит туда-сюда своим пропеллером вентилятор «Апшерон». Табачный дым подхватывается ветром, рвется на клочки, размазывается в воздухе.

– В общем, сидят американец-цээрушник и наш из кагэбэ в баре, выпивают. Ну, приняли хорошо. Начистоту решили. Американец такой: «Слушай, Иван, ведь «Челленджер» - ваша работа? Только по-честному?» Ну, наш помялся... «А, ладно, признаюсь – наша».

Ну, выпили ещё. Наш и говорит: «Джон, а вот признайся, Чернобыль – ваших рук дело?» Тот: «Да ты что, Ваня, нет конечно! Да разве б мы посмели...»

Наш ему: «Вот ведь вы какие... я тебе как на духу, а ты...» А цээрушник: «Ваня, друг мой! Матерью клянусь – нет. Школьная реформа – наших рук дело, а Чернобыль – нет!» Ыыххых-хы-хы-ыы-кхэ-хэхекхар...

Смех Лауреата переходит в зятяжной кашель.

Витя-Зверь вздрагивает, приоткрывает щелочки глаз и вздохнув, поворачивается ко всем задом.

Хафиз занят своим обычным делом – точит ножи. На его голове белая шапочка, маленькая, похожая на тюбетейку.

Он, как всегда, не обращает на происходящее никакого внимания. Что-то бормочет по-татарски. Весь в себе.

Сегодня – пятница, вспоминаю я. Особый день для татар.

– Дай руку, - протягивает мне свою Рашид.

Я мешкаю. Вроде как здоровались уже... Но руку, конечно, протягиваю.

– Сожми крепче! – командует Рашид.

Жму.

– Крепче!

Наши сцепленные руки начинают раскачиваться. Я стараюсь изо всех сил, но недавняя слабость, мне кажется, всё еще мешает.

Рашид высвобождает руку и усаживается на край стола.

– Значит так... – растопыривает он передо мной ладонь. – Ты давишь, как и все остальные, вот этим...

Рашид двигает пальцами на манер крабьей клешни. Между указательным и большим пальцем вздувается бугорок мышцы.

– Но настоящая сила кисти – совсем в других пальцах. Мизинец и средний. Большой и указательный – стабилизаторы. Придерживают и направляют. А хват – вот тут. Будут пальцы сильные – любому руку оторвёшь. Кость перерубишь с одного удара, с твоими-то рычагами.

Рашид явно знает, о чём говорит.

Я видел не раз, как он легко укладывал «на руках» Ромку. Что левой, что правой.

Витя-Зверь громко пердит.

– Не, ну ты охренел совсем, а? – возмущается Рашид. – Ну, с утра пораньше тут мух потравить решил, с нами вместе...

Мясник вскакивает со стола, подбегает к подсобнику и пинает его. Витя верещит напуганным хряком. Кряхтя, преворачивается на другой бок, скатывается с ватников. Как огромный чёрный жук, барахтается на полу. Живот мешает ему подняться.

Лауреат ржёт в голос, на пару с Рашидом.

Даже хмурый Хафиз перестаёт бубнить и неожиданно улыбается.

Витя усаживается на полу. Отряхивает коленки.

– Рашид, а покажи малому, - кивает он на меня, - «копеечку», а? Давно не показывал ведь. Слабо, а?

Рашид морщится:

– Витюня, ты меня на слабо не бери.

Лауреат оживляется:

– А что, «копеечка» вещь хорошая! Ставлю пузырь «Зубровки» - в этот раз не получится!

Я не понимаю, о чём весь этот разговор.

Рашид чешет подбородок.

– Ну, разве что в педагогических целях... Жертве школьной реформы... – подмигивает он мне. – В качестве наглядного пособия. Да и «Зубровка» не помешает лишняя. Тащи!

Это уже Лауреату.

Тот неожиданно резво поднимается со стула и деловито семенит к ступенькам. Оборачивается:

– Ящик «жигуля», если проиграешь?

Рашид пожимает плечами. Кивает.

Лауреат взбегает по ступенькам. Скрипит и захлопывается за ним дверь.

Витя-Зверь встаёт с пола и с озабоченным видом ухватывается за металлический стол. С жутким скрежетом отодвигает его от стены. Зачем-то протирает подолом халата уголок. Проверяет на шаткость сам стол. Роется за шкафчиками, достаёт кусок картона. Подкладывает под одну из ножек.