Читаем без скачивания Боги среди людей - Кейт Аткинсон

К этому времени они уже дошли до луга, где паслось молочное стадо. Тедди сорвал несколько длинных травинок и попытался привлечь внимание коров, однако те, едва удостоив его косыми взглядами, остались совершенно безучастны. Тедди закурил сигарету и прислонился к изгороди. Гарри, тяжело дыша от усталости, неуклюже распластался на земле. Тедди наклонился и потрепал пса за мягкое ухо:

— Бедняга!

Мысли Тедди сейчас занимал отец. В коридорах банка они с ним никогда не сталкивались, но Хью время от времени приглашал его пообедать в своем клубе на Пэлл-Мэлл. В бесстрастном мире финансов Хью чувствовал себя как рыба в воде, но для Тедди это отупляющее однообразие порой превращалось в сущую каторгу.

Отец, конечно, скоро уйдет на пенсию, будет возиться в саду, дремать над страницами журнала «Уизден» — в саду или в «роптальне» — и действовать на нервы Сильви. Всего лишь год спустя его так и нашли: в садовом кресле с раскрытым журналом на коленях. Он уснул. Навеки. Но даже такая — наиболее, казалось бы, благостная — кончина раздосадовала Сильви:

— Он попросту исчез, не сказав ни слова! — жаловалась она, как будто муж чего-то ей недодал. Возможно, так оно и было.

«Папа никогда не суетился», — напишет Урсула Тедди в Канаду на тонкой голубой папиросной бумаге, с въевшимися кляксами в тех местах, куда, видимо, падали капли чернил.

Тедди затушил окурок о подошву ботинка и позвал пса:

— Пойдем, Гарри, шевелись, а то без обеда останемся.

Гарри его не услышал; не шевельнулся он и тогда, когда Тедди легонько его подтолкнул, испугавшись, что совсем загнал беднягу. Может, от пса и остался один мешок с костями, но тяжеленный, и Тедди был совсем не уверен, что сумеет дотащить на руках до дому бездыханную собаку, хотя куда деваться: нужда заставит. К счастью, Гарри, сделав героическое усилие, поднялся на все четыре лапы и медленно побрел вместе с Тедди к дому Нэнси.

— Ой, не заходи, не заходи! — воскликнула миссис Шоукросс, увидев, как Тедди идет к черному ходу ее дома, и даже замахала на него полотенцем, словно отгоняла муху.

Нэнси приехала домой на летние каникулы, но слегла: оказалось, у нее коклюш («В моем-то возрасте!»); от нее не отходила миссис Шоукросс, знавшая, что Тедди, как и ее дочь, в детстве не переболел коклюшем.

— Я не допущу, чтобы ты заразился, — сказала она. — Взрослые переносят эту болезнь чрезвычайно тяжело.

— Не подходи к этой девочке, — предостерегла Сильви, когда Тедди сказал, что вызвался выгулять Гарри, поскольку своей собаки в Лисьей Поляне тогда не было. «Поздно», — ответил он про себя.

«Этой девочке» он собирался сделать предложение, но, видимо, уже не сегодня.

— Ей очень плохо, — сказала миссис Шоукросс, — но я, конечно, передам от тебя сердечный привет.

— Пожалуйста, передайте!

Из кухни миссис Шоукросс долетал целый букет запахов воскресного обеда. Хозяйка дома, с выбившимися из наспех заколотой кички прядями, раскраснелась и запыхалась, но Тедди по опыту знал, что именно так действует на женщин воскресная стряпня. Имение «Галки», как и Лисья Поляна, недавно лишилось кухарки, а миссис Шоукросс, по всей видимости, еще хуже, чем Сильви, владела кулинарным искусством. Майор Шоукросс даже не появился. Миссис Шоукросс была вегетарианкой, и Тедди гадал, что же она ест, пока майор уминает бифштекс. Яйца?

— Боже правый, конечно нет! — ответила она. — От одной мысли о яйцах мне делается дурно.

На кухонном столе Тедди приметил початую бутылку мадеры и стаканчик с темным содержимым.

— Война, — сказала миссис Шоукросс.

Глаза ее подернулись слезами, и, забыв про опасный вирус, она притянула Тедди к себе и заключила в теплые, влажные объятия. От нее пахло мадерой и дегтярным мылом — странное, довольно неприятное сочетание. Рослая и пышнотелая, миссис Шоукросс всегда была немного печальной. Если Сильви злилась на расхлябанность этого мира, то миссис Шоукросс сносила его терпеливо, как ребенка. Тедди полагал, что война сделает эту ношу тяжелее.

— Боже, никак опять мигрень? — приложив руку к виску, произнесла миссис Шоукросс и со вздохом добавила: — Слава богу, что у нас девочки. Невилл не пережил бы отправки сына на фронт.

Тедди сильно подозревал, что уже заразился коклюшем. Нэнси, втайне от миссис Шоукросс, на прошлой неделе ездила к нему на свидание в Лондон, где под испепеляющим взглядом квартирной хозяйки проскользнула в его съемную комнату, и они провели ночь вместе, устроившись на узкой кровати и до слез смеясь над стонами пружин. В постели они еще были новичками.

— Уровень: начальный, — шутила Нэнси.

Между ними вспыхнула страсть, но «порядочная», спокойная. (Наверное, кое-кто сказал бы, что это уже по определению никакая не страсть.) У Тедди была пара девчонок в Оксфорде и пара во Франции, но близость с ними оказалась сродни физическим упражнениям: она приносила ему только досаду и немалое смущение. Грубым животным совокуплением он бы это не назвал, но нечто дикое все же сквозило в тех историях, и, надо думать, он был благодарен Нэнси, которая его «одомашнила». «Необузданное желание», «жажда любовных похождений» — все это штампы из беллетристики. Тедди был сыном своего отца; война изменила это сходство, как изменила и все остальное, и подтолкнула его к менее цивилизованным отношениям. Однако Тедди так и не научился свободно говорить о сексе. Он и сам не знал, что было тому причиной: то ли чрезмерная стыдливость, то ли сдержанность. У его дочери, напротив, проблем со словарем не было. Виола — та и совокуплялась, и сношалась, и трахалась, да еще и охотно разглагольствовала на эту тему. Тедди даже почувствовал некоторое облегчение, когда в пятьдесят пять лет дочка приняла обет безбрачия.

Съемная квартира Тедди находилась недалеко от Британского музея; жилье было довольно запущенным, но он не возражал и даже перестал замечать квартирную хозяйку, которая могла бы дать фору самому Чингисхану. Тедди даже не подозревал, что в неумолимых условиях войны тайное ночное свидание с Нэнси окажется редчайшей возможностью побыть с нею наедине.

— Как там бедняжка Нэнси? — спросил Хью, когда Тедди вернулся в Лисью Поляну.

— Держится, надо полагать, — ответил Тедди. — Но меня к ней не пустили. Кажется, мы вступили в войну?

— К несчастью, да. Пойдем в «роптальню», Тед, выпьем чего-нибудь.

«Роптальня» служила для Хью местом уединения и защищенности; попасть туда можно было только с его ведома.

— Да поживее, — добавил Хью, — пока мама тебя не увидела. Наверняка разволнуется. Она тяжело восприняла последние новости, хотя и знала, что война неизбежна.

Тедди толком не понимал, почему предпочел не выслушивать объявление войны. Может, просто потому, что солнечным воскресным утром куда приятнее было выгулять собаку.

Из тяжелого хрустального графина, который хранился в «роптальне», Хью налил два стакана хорошего виски. Чокнувшись с сыном, он провозгласил: «За мир!», хотя Тедди ожидал, что тост будет за победу.

— Ты уже решил, как поступишь? — спросил Хью.

— Нет еще. — Тедди пожал плечами. — Скорее всего, на фронт пойду.

— Надеюсь, не в пехоту? — нахмурился отец.

При мысли об окопах его черты исказились невыразимым ужасом.

— Я подумываю насчет авиации, — сказал Тедди.

Если честно, до разговора с отцом он ни о чем таком не думал, но теперь ощутил, что дверца клетки распахнулась и тюремная решетка рассыпается в пыль: он был практически свободен от оков банковского дела. А кроме того, свободен (и только что это осознал) от перспективы жить в пригороде и растить детей, которые могут оказаться «весьма неразвитыми». Свободен даже от упряжки семейной жизни. Ему представились золотые подсолнуховые поля — монолиты цвета, горячие ломтики солнца.

Тедди переживал: неужели Франция поддастся злым чарам Гитлера? Но успокаивал себя: нет, ни за что.

— Буду пилотом, — сказал он отцу. — Хочу летать.

Из-за объявления войны задержался воскресный обед. Сильви была в саду, где ее и нашел Тедди: она все еще рвала мяту для приправы к ягненку. Мать показалась ему мрачной как туча, но не слишком взволнованной.

— Ты пропустил Чемберлена, — сказала она, выпрямляясь и растирая поясницу. (Мама тоже стареет, подумал Тедди.) — И надо думать, тебе тоже придется воевать, — добавила она, обращаясь к растерзанному пучку мяты, который сжимала в руке.

— Надо думать, придется, — ответил он.

Сильви повернулась на каблуках и в облаке мятного аромата прошествовала обратно в дом. У двери черного хода она помедлила и бросила через плечо, обращаясь к Тедди:

— Обед запаздывает.

— Мрачная? — чуть позже спросила по телефону Урсула.

— Как туча, — ответил Тедди, и оба рассмеялись: Сильви яростно ратовала за политику умиротворения.