Читаем без скачивания Психотерапевтические истории. Хроники исцеления - Ирвин Ялом

Она испытывала стыд оттого, что пробуждала во мне какие-то чувства. Она сказала, что не заслуживает этого; что в действительности она «недостаточно крупная» и хочет стать невидимой. Пару раз она сказала: «Если бы только вы могли видеть меня в ту ночь, когда я паниковала». Я попытался выяснить, чего бы она хотела, чтобы я сделал той ночью, или что она могла бы ожидать от меня, особенно если учесть мои отчеты, которые показывают, насколько я могу ошибаться. В ответ она сказала только, что, когда ей трудно, ей хочется, чтобы рядом кто-то был, как ее отец или мама, которые иногда брали ее к себе в постель. Я спросил у нее, расстроилась ли она от утраты мною «совершенства». Она стала это отрицать, но все же заметила, что, когда просматривала свои заметки, стараясь восстановить их в памяти, ей вдруг захотелось драматично швырнуть их на пол. К концу же занятия она сказала что-то, из чего можно было сделать вывод — она рассердилась, потому что думала обо мне много, а я — нет. Это меня озадачило. Это совершенно противоречило тому, что она обычно говорит — обычно она говорит о себе, что ей настолько не хватает значимости, что она даже не заслуживает какого-либо внимания. Полагаю, что ее основным стремлением является желание быть единственным объектом моего внимания. А другое ее стремление быть маленькой и незаметной в действительности — лишь способ компенсировать жажду внимания.

Я очень сожалел, что не записал на магнитофон это занятие. Мне трудно уловить его пикантность, даже если заниматься анализом сразу по окончании сессии. То, что отчеты отчасти повлияли на нее негативно, меня, естественно, озаботило. Тем не менее я абсолютно не сомневался, что они ускорят нашу работу. Когда она предположила, что я уже работал с подобными проблемами в ходе своей терапии, я согласился и спросил о ее чувствах по этому поводу. Она промолчала. К сожалению, у меня сейчас лекция и мне надо закругляться с отчетом, хотя я понимаю, что успел отразить лишь малую толику этого занятия.

2 июня

Джинни

Вы правы. Мне не хочется это писать. У меня такое ощущение, что я предала друга, когда вернула вам эти отчеты. Друга, который посетил меня лишь на короткое время. В то же время я почувствовала облегчение оттого, что все прошло. Думаю, что когда-нибудь мне захочется опять их просмотреть, подумать над ними, но, возможно, это просто мой предлог «поплакать завтра». Как сейчас помню, я вся съежилась внутри, когда читала часть, в которой вы говорите о моей жалости к себе и о том, как она меня засасывает. Я имею в виду то, что я бревно. Отчеты страшно меня изобличают. Не думаю, что я действительно такая, какой описана собой или вами. Если бы я была такой, Карл бы тут же меня бросил. И все же я кормлю эту «бедную себя» из отчетов, каждую неделю предоставляю ей транспорт, чтобы добраться сюда, и остерегаюсь менее знакомых, но более сильных своих элементов. Легче быть затоптанной, чем топтать самой.

Вот сижу я здесь и представляю, как вы говорите: «А знаете, вы мне нравитесь, Джинни». А я привередничаю и говорю: «Идиот». Но на большее меня не хватает.

Та бессонная ночь не была основной темой недели, так почему же все занятие мы только о ней и говорили? Мне надо было это прекратить.

Когда я пришла на занятие, я была спокойна и открыта. Но я вернула себя в ту воскресную ночь, как будто снова прыгнула в колодец, где когда-то застряла. Я стала объяснять ситуацию — смотрите, это произошло именно так — и вдруг оказалась там, откуда начала.

Вчера, когда я ушла, то поняла, что все, что может быть написано вами или мной в наших отчетах, никак магически не изменит и не придаст смысла тому, чего нет. Теперь, когда я прочитала ваши комментарии, я знаю — вы чувствуете себя втянутым. Но не могу выразить свое заключение словами. Никогда не могла. Мы клюем на мелкую наживку, а реальная рыбка гораздо глубже. Ту мелочь, что мы ловим, я выбрасываю обратно.

Понимаю, что разговор — единственный способ для нас что-либо выяснить. Но я становлюсь такой застенчивой. Мне было так неприятно на занятии, потому что я не сконцентрировалась так, как хотели вы, или на том, на чем хотели вы. Если бы мы встречались два раза в неделю, я бы могла опять прыгнуть. А может, и нет. Я встречаюсь с Карлом каждый вечер и откладываю дела, обещая поработать над нашими жизнями.

Но считаю, что мы с вами хотим иного. Я хочу стать зрелой, успокоиться и поплакать. А вы хотите рациональных ответов и лидерских качеств.

Остаток дня мог стать отвратительным и обескураживающим, но я не допустила этого. Я хотела все стереть и начать день заново, а не следовать за своими представлениями по кругу. Но не получилось.

11 июня

Доктор Ялом

Для меня это занятие было одним из наименее сложных, наименее ощутимых занятий, которые провел с Джин-ни. Как только она вышла из моего кабинета, я тут же о ней забыл, и теперь, четыре часа спустя, едва помню, о чем шла речь. Осталось только сильное ощущение отсутствия работы, отсутствия продвижения.

Наиболее удивительной частью занятия было самое начало, когда Джинни пустила в меня две крошечные Джинни-молнии. Сначала она сказала, что по телефону (она звонила, чтобы перенести занятие) ей почудилось мое нежелание встречаться с ней на этой неделе. Затем она добавила, что колебалась, приходить ей сегодня или нет, так как вместо этого она могла бы пойти на скачки, ведь сегодня последний день сезона.

После этого она какое-то время рассказывала о своей депрессии, и своем разочаровании, и о том, что последняя встреча, на которой я вытягивал из нее ответ, а она не знала его и не могла дать, была очень плохой. (Фактически это была сущая правда, так как на прошлом занятии я потратил большую часть времени на попытки вывести ее в область ее впечатлений от прочтения отчетов.) На этом занятии я сделал пару робких намеков на этот вопрос, но, видимо, в ближайшем будущем мы вряд ли будем говорить об отчетах.

Затем она рассказала мне, что у нее есть привычка проводить инвентаризацию всех своих дурных пристрастий. Я, в силу отсутствия оригинальности, попросил ее рассказать, что хорошего случилось с ней на этой неделе. Ну, она прошла отборочное собеседование в театральную труппу и написала смешную страшилку для своих друзей, которая оказалась очень уморительной, но денег не принесла. Когда я поинтересовался ее актерским мастерством, она рассказала, что иногда входила в образ с помощью мамы. Она просила ее изобразить сценку, которую затем прекрасно имитировала. Она подумывает о том, чтобы стать профессиональной актрисой и явно имеет значительный талант. В реальности она не могла им овладеть и стала исследовать тонкие и продуманные шаги, чтобы опорочить те положительные мысли, которые могла пропустить. Например, признав, что играла довольно неплохо, она тут же добавляла, что вся ее игра чистое притворство, т. е. в действительности она не ощутила своих чувств так, как положено. Меня это очень утомляет, и временами я чувствую, что уже исчерпал всю свою изобретательность, поощряя Джинни смотреть на себя в другом свете.

Так что мы закончили, даже не сказав друг другу «привет». Единственными обнадеживающими признаками были проблески мятежности. Например, ее подозрения, что я не хотел с ней сегодня видеться. Ах да, еще она опоздала минут на пятнадцать, сев в автобус, который и не смог бы доставить ее вовремя. Кроме того, она была несколько директивна, пересказывая сон, увиденный прошлой ночью. «Я расскажу, но не хочу тратить много времени на его обсуждение». Сон был о том, что я не смог принять ее для индивидуального занятия, но позволил присутствовать на одной из моих лекций. На этой лекции я написал несколько слов на доске, которые она переписала в свою тетрадь. Это было что-то из жаргона психотерапевтов, типа названий различных болезней. Затем, пожалев ее, я принял ее в индивидуальном порядке минут на десять-пятнадцать. То, что мы оба что-то писали, я на доске, она в тетради, напомнило мне проблему с отчетами. Сон (и ее слова в начале занятия) отражают ее страх, что я не желаю ее видеть, но под этой поверхностной озабоченностью я усматриваю первые нежные ростки ее открытого сопротивления лечению.

11 июня

Джинни

Я ожидала, что буду разочарована занятием в прошлую пятницу. Но вместо этого я почувствовала облегчение, когда ушла. Сегодня понедельник, и в моей памяти остались только определенные впечатления.

Во-первых, мы говорили о том, что я плачу, когда смотрю «Лесси». Я думала, что это плохо, что это признак эмоциональной инфантильности. Но вы сказали, что некоторые люди не могут даже этого. Ваши слова меня оживили, ведь я об этом даже и не думала, разве что в сатирическом свете. Карла тошнит, когда он видит меня в последние пять минут «Лесси».

Думаю, что, когда мы считали плюсы, я вас заманивала. Это как вспоминать сюжеты еще не написанного романа. Плюсы отодвигаются очень далеко, если не могут меня поддержать и мотивировать. И недостаточно интересны, чтобы их рассматривать.