Читаем без скачивания Восьмерка - Захар Прилепин

Лешка молчал, покусывая губы.

— Или позвонить кому-нибудь, предупредить? — спросил Новиков.

— Ты думаешь, они нас вызвали по телефону — и теперь убьют? — поинтересовался Лешка.

— Странно, да, — согласился Новиков. — Не должны.

Они еще постояли.

Дверь открылась, оттуда вышел тип в форме, со звездами на погонах. Друзья разошлись в стороны, пропуская офицера.

— Или заключат под стражу? Может такое быть? — спросил Новиков.

— Ну, позвони матери, — почти равнодушно предложил Лешка.

— И чего я ей скажу? «Мам, меня сейчас могут заключить под стражу за убийство»?

— Ладно, пошли, — сказал Лешка.

В здании Новиков нагнулся у будки КПП и, с трудом справляясь с неподатливым голосом, произнес:

— Нас вызывали… Кабинет? Леш, какой кабинет?

Леша назвал номер.

Полицейский в КПП позвонил куда-то, сказал: «Пришли к тебе» — и, положив трубку, не глядя на Новикова, бросил:

— К вам спустятся.

Новиков с улыбкой оглянулся на Лешку:

— Спустятся, — повторил он радостно, хотя Лешка наверняка слышал ответ.

Лешка тоже улыбнулся — но глаза были очень серьезны.

Минуты три они перетаптывались в фойе управления, пока не появился опер — тот самый, что общался с Новиковым.

Полицейский в КПП нажал свою кнопку — рычаги раскрылись.

— На минутку! — позвал опер Новикова и Лешку, указывая на большое окно в фойе.

Новиков с Лешкой, запинаясь друг о друга, прошли за опером к подоконнику.

Новиков вдруг заметил, что он выше опера — странно, а пока тот его мучил, это было незаметным. Лешка тем более — он буквально нависал над опером, но вместе с тем было видно, что он стесняется своего роста и пытается держаться от господина полицейского чуть поодаль.

— В общем, так, — сказал опер, явно торопясь поскорей распрощаться. — По вам провели проверку, и проверка не подтвердилась, — тут опер постарался сделать на лице улыбку.

— Не подтвердилась? Проверка? — переспросил Лешка, дергая плечом, чтобы согнать своего щекотного попугая.

— Все в порядке, да, — кивнул опер. — С вас подозрения сняты.

— А что это было тогда? — спросил Лешка.

— Где было? — очень искренне спросил опер, первый раз за весь разговор взглянув на него.

— У вас в кабинете! — сказал Лешка, дернув плечом так сильно, как будто попугай его клюнул в ухо.

— Вас вообще в моем кабинете не было, — сказал опер.

— А кто был в вашем кабинете? — не унимался Лешка, хотя Новиков уже подхватил его за рукав и пытался оттащить к выходу. — Что у вас там творилось?

— А что там творилось? — спросил опер, улыбаясь совсем уж отвратительно. — Ничего не творилось. Идите, отдыхайте…

Лешка упирался и взмахивал рукой, ловя ртом воздух.

— Или еще раз хотите туда попасть? — согнав с лица улыбку, вдруг выкрикнул опер им вслед.

Лешка и Новиков, едва справившись с дверями, вышли на улицу.

— Куда ты торопишься? Чего ты толкал меня? — суетился и вскрикивал Лешка на улице.

— Подожди, — отвечал Новиков. — Подожди. Надо ничего не испортить. Надо подготовиться. Нельзя так, нельзя. Надо быть готовым.

Раз сорок все это повторил.

Они двигались быстрым шагом — и прошли три или четыре троллейбусных остановки, время от времени переругиваясь.

Лешке, судя по всему, понравилось, что его вроде бы насильно увели от опера — а то бы он устроил там… Новиков слегка подыгрывал другу: да, мол, я вытащил тебя, чтоб ты не натворил дел раньше времени.

На самом деле они оба были несказанно счастливы. Новиков, по крайней мере, с трудом сдерживался, чтоб не станцевать.

Они заскочили в первый встречный бар, заказали триста грамм под три огурца с какой-то пожухлой травкой — и выпили за пять минут.

— Мы их так не оставим! — обещал Лешка. — Они поплачут еще!

Новиков кивал и кивал. Жевалось не очень хорошо, челюсти ныли — а в остальном все было чудесно, просто чудесно.

На мобильный ему позвонила Ларка, Новиков схватил трубку, выкрикнул:

— Да! — и вдруг, даже пьяный почувствовал, что в этом его «да!» так много бравады и шума — как будто это они с Лешкой недавно избили оперов, а не наоборот.

— Чего кричишь так? — спросила Ларка в трубке. — Ты где? Второй день не звонишь.

— У нас тут… дела! — ответил Новиков, гоняя вилкой огурец по тарелке, потом вилку уронил и поднял стопарь, наполненный Лешкой. — Все, Ларочка, перезвоню! Я! Скоро! Перезвоню!

Все это звучало так торжественно, что Ларка наверняка решила: Новиков хочет сделать ей предложение немедленно, а не ждать еще год.

— А давай сходим туда? — предложил, выпив, Лешка. — Где нас забрали?

Новиков об этом не думал — но предложение ему сразу понравилось: конечно, надо туда сходить!

«…посмотреть, как все там было…» — сказал сам себе Новиков, весьма расплывчато представляя, что вообще он имеет в виду.

Им так не терпелось, что они поймали такси.

Спустя десять минут тачка остановилась ровно на том же месте, где в прошлый раз стояла машина с операми, в которую затолкали Новикова. Получилось вроде как Новикова вчера увезли, а сегодня доставили на то же место и высадили: гуляйте дальше, гражданин.

Местная публика по-прежнему располагалась там же и все так же: полуразвалясь на лавках и ковыряясь друг в друге.

— У, суки, — почти в полный голос говорил Леха, как будто собравшиеся здесь были виноваты в произошедшем.

На Новикова и Леху поглядывали неприязненно.

— Чего ты на них взъелся? — негромко спросил Новиков.

— Суки, я говорю, — упрямо повторил Леха.

— Пойдем отсюда, — засмеялся, впрочем, не очень уверенным смехом Новиков.

— Куда? — выдергивал руку Леха.

— В тот двор, — неожиданно предложил Новиков. — Где все было.

— Что? — прошептал Леха.

— Убийство, что, — ответил Новиков.

Минуту Леха шел за ним молча.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, когда Новиков уверенно свернул в ближайший двор.

— Дурак! — вдруг догадался Новиков, о чем молчал Леха. — Мне же опер говорил: во дворе по адресу Сретенский, дом десять… Тебе разве не говорил?

— Точно, — выдохнул Леха.

Новиков почувствовал, что они оба по-прежнему пьяны, но вдобавок к этому еще и чем-то напуганы.

Это было странное и общее чувство: они шли на место преступления, которое не совершали, но ощущенье было такое, что — совершали.

Молодые люди появились во дворе, озираясь, будто боялись увидеть труп, который так и лежит здесь с тех пор.

Во дворе никого не было. Стояла лавочка, тосковала пустая грязная песочница, вяло пах мусорный контейнер.

— Как ты думаешь, где? — спросил Леха.

— А ты? — спросил Новиков.

— В песочнице, — решительно ответил Леха и зачем-то указал пальцем на песочницу.

— А я думаю, у мусорного контейнера, — ответил Новиков негромко и пошел на вялый запах.

Из контейнера, когда они уже подходили, то ли взвизгнув, то ли гавкнув, вдруг выпрыгнула собака — Новиков едва дух не испустил от ужаса, а Леха так вообще подпрыгнул.

Они чуть ли не на цыпочках подошли к мусоросборнику и долго вглядывались внутрь.

Отвлек их неприятный мужской голос:

— Вот вы где, обсосы.

Новиков с Лехой оглянулись, увидев пред собой мужика под два метра ростом. Разноцветный хохол на голове и подведенные глаза внятно пояснили, кто пришел.

— Вы кого там суками называли, обсосы? — спросил тип с хохолком.

Тип явно был под каким-то будоражащим кайфом.

Новиков с Лехой переглянулись. Леха вдруг перегнулся в контейнер и выхватил оттуда первый попавшийся предмет — им оказался старый чайник.

Леха поднял руку — и стоял так с чайником, как проводник в поезде.

Новиков встал между другом и недругом, еще не придумав, как исправить ситуацию, но этот, с хохолком, странным, женским каким-то, но очень сильным движением толкнул его в грудь, и Новиков повалился — в падении успев заметить, как Леха взмахнул чайником, угодив противнику ровно в голову.

Спасла всех немолодая женщина, раскрывшая занавески в окне первого этажа и закричавшая:

— Вы что ж теперь каждый день тут будете убивать?!

Новиков поднялся, подхватил Леху… не сговариваясь, они побежали, роняя слюни и матерясь…

«Убили!» — подумал Новиков, оглядываясь и видя сначала женщину в окне, а потом этого, с хохолком, валяющегося на земле.

Но спустя секунду Новикову в спину очень больно попал чайник.

— Ах, ты гад! — взбеленился теперь уже он, кинулся было искать этот чайник на земле, но тут уже Леха подхватил Новикова, повлек прочь из дворика.

Новиков старался матери никогда не врать. Она, безусловно, не знала многого, но если б вовремя посмотрела сыну в глаза и спросила: расскажи, что там у тебя, мой хороший, — он открыл бы всё. Под материнским взглядом терялся, как в детстве. Тем более, кто сказал, что оно кончилось? Детства нет только у родителей, а наше детство не прекращается никогда.